Шемяка

— Княже, жив?

Разрубленная щека у стремянного висела словно у бульдога, при каждом слове через дыру брызгали струйки крови.

Увидев меня с мертвой Зариной, они взвыли и упали на колени.

— Руби, нет нам прощения...

Я положил аланку, молча встал, подобрал с пола свою саблю и пошел к ним. В комнату вбежал Ипатий, весь окровавленный в искромсанной на лоскутья рясе.

Он тоже медленно стал на колени и тихо прохрипел:

— Руби и меня...

Сабля выпала из скользкой от крови ладони, я поглубже вздохнул, чтобы не потерять сознание и принялся пинать ближников и запинал бы до смерти, но сказалась потеря крови и я вырубился.

Очнулся у себя на кровати: Вакула сам перетягивал раны рваной простыней, остальные стояли у стенки.

Я скрипнул зубами и посмотрел в угол, но мертвой Зарины не увидел. В груди плеснулась слепая надежда, но Вакула проследив за моим взглядом тихо прошептал:

— Переложили к ней в опочивальню...

Я с трудом подавил желание вцепится стремянному в глотку.

— Что было, говори!

— Гаштольды и Бельские провели своих в замок через тайный ход, много, больше полусотни, часть напала на нас, чтобы отвлечь, а часть пришла к тебе. Прости, не досмотрел. Рынд Фому и Микиту, смотревших твой покой у дверей закололи. Говорил же, надо еще людей приставить, говорил...

— Дальше...

— Отбились, но к тебе не успели.

— Что остальные бояре и князья?

— Кейстутович, Лугвенович, Вяземский и воевода Петрилович, отбивались с нами, они за дверью, ждут твоего слова явиться. Вяземский и Петрилович посечены, но легко, остальных я запер в башне.

У меня все сразу стало на свои места. В замке моих людей было немного, три десятка ближников, пяток отроков из рынд, да и еще на стенах два десятка ратников из доверенных, большего просто не требовалось. Да еще целая орда бояр и князей, собранных для завтрашнего Вече. Вот Гаштольды вместе с Бельскими и решили воспользоваться удобной ситуацией. И у них все могло получится. Если бы меня устранили, большая часть остальных князьков с боярами, сразу переметнулась бы, как те шлюхи. Черт...

— Как понял, что Бельские и Гаштольды?

— Дык... — Вакула пожал плечами. — Они сами и напали, а как поняли, что не выйдет, пытались сбежать. Всех Гаштольдов сразу взяли, а младший Бельский успел с прыгнуть в ров. Но я еще со вчера без твоего приказа полусотню Федьки Мосла к замку подогнал — оные и перехватили, как к нам на помощь пришли.

— Где сейчас?

— Повязаны, твоего суда ждут. Прости княже...

— Заткнись, — я встал, покачнулся, но устоял на ногах, а потом приказал: — Пошли за ратью, замок окружить...

— Уже... — быстро вставил Вакула.

— Еще раз перебьешь, сниму голову. Понял? Немедля сыщи ката, да пошли людей похватать всех родичей заговорщиков. Всех, без оговорки. Вяземского, Петриловича, Лугвеновича и Кейстутовича ко мне. А еще... — я посмотрел на дверь опочивальни Зарины. — Пришли баб досмотреть за покойницей...

Горе ушло далеко в глубь сердца, осталась только холодная расчетливая ярость.

Идем дальше, а те, кто посмел — очень скоро позавидуют мертвым.

Глава 22

Глава 22

— Княже?..

Я помолчал и едва заметно кивнул.

Палач хекнул, топор с глухим стуком впился в колоду, голова взлетела в воздух, мотыляя растрепанной бородой и шлепнулась в корзину.

Тело остервенело засучило ногами и боком завалилось на эшафот.

Толпа на майдане разом торжествующе взревела.

— Пляши, пляши, иуда!!!

— Будешь таперича знать...

— Смерть проклятущим латинянам...

— Уже напляшешься...

— Тащи следующего...

Казнь шла за казнью, народ ликовал, а я тупо пялился на залитый кровью эшафот и не чувствовал ничего, кроме щемящего одиночества.

Дождавшись, когда казнили последнего заговорщика, я поворотил жеребца и поехал к себе в резиденцию.

После смерти Зарины я словно закаменел и одичал, даже вместо улыбки получался какой-то звериный оскал. Прекрасно понимал, что со смертью аланки жизнь не заканчивается, но ничего поделать с собой не мог.

Попытался топить горе в хмельном, но скоро бросил, потому что не помогало. Впрочем, особо пьянствовать было некогда — все свободное время занимала работа.

Зарину похоронили на высоком холме, откуда открывался красивый вид на Западную Двину. Рядом пока поставили простую часовенку, а дальше я приказал основать на этом месте женский монастырь.

Рода Бельских, Гаштольдов и многие другие, хотя бы косвенно вовлеченные в заговор перестали существовать. Большинство заговорщиков казнили, остальных навечно упрятали в монастырские темницы, а все земли и имущество конфисковали. Дальше стал вопрос с семьями. Оставлять их у себя категорически не стоило, потому что они живой рассадник крамолы — детям с детства будут вдалбливать в голову — вырастешь — отомсти за батю невинноубиенного.

Ближники советовали извести всех под корень, но я не смог и нашел другое правильное решение — семьи переселил в Вятскую и Галичскую землю. Там, в чужом окружении, в отрыве от своих, крамолы поубавится.

А дальше закипела работа по соединению разнородных княжеств в единое государство. Большинство прежних ставленников Свидригайло я удалил от службы, а вместо них поставил своих людей. Толковых и верных людей категорически не хватало, но справился. В княжества назначил князей-наместников, а дабы поумерить их пыл и самостоятельность, при каждом княжестве создал Княжьи приказы, по исполнению моей воли и законности, этим самым новоиспеченным князькам не подчиняющиеся. Понятное дело, князьям сие мало нравилось, да кто же их спрашивать будет?

Добравшись до хором, я отпихнул отрока, попытавшегося помочь мне слезть с седла и быстрым шагом ушел к себе. Закрыл дверь, сбросил кафтан и, матерясь сквозь зубы от боли, осторожно примостился в кресло.

Раны на удивление быстро заживали, сказывалось недюжинное здоровье Шемяки, но до полного выздоровления было далеко — по вечерам и при непогоде, натруженно тело ныло так, словно меня заново искромсали.

В дверь поскреблись.

Я недовольно поморщился, отодвинул от себя бумаги и раздраженно бросил.

— Ну?

— Батюшка... — в горницу величаво вплыла статная девка в нарядном сарафане и повойнике. — Ты уж прости дурищу, но ить не крошки в рот не брал с утра, а я тут ушицы сварганила на осетринке...

Не дожидаясь ответа, она начала снимать с подноса на столик горшки и тарелки.

Я грустно вздохнул.

Ну не унимается Вакула, все норовит ко мне бабу под бок подсунуть, чтобы отвлекся от горя. Вот и Феклу, совсем молодую купеческую вдову в домоуправительницы пристроил.

Ничего не скажешь, баба красивая и статная, налитая словно яблочко, умная и приятная в общении, да и верная, на такое у меня глаз наметанный, но не лежит у меня душа к ней хоть тресни.

повойник — старинный головной убор замужних женщин, представлявший собой мягкую полотняную шапочку с круглым или овальным верхом, иногда с прикреплённым нешироким твёрдым очельем-околышем, полностью закрывавший волосы, заплетённые в две косы и уложенные на голове

— Ладно...

Фекла разулыбалась, аккуратно подсунула мне плошку с ухой и принялась тараторить, все норовя притиснутся:

— Хлебай, хлебай батюшка, где это видано голодом себя изводить, а вот я смаженок спроворила, только из печи...

Я опять вздохнул и сухо оборвал ее.

— По делу давай...

— По делу так по делу... — Фекла обиженно наморщила нос и снова затараторила. — Как и приказывал, батюшка, вчера заложили в коптильню первый ряд окороков, да колбас, а еще бочки для рыбы привезли, да соль...

Я про себя усмехнулся — не все же в воинском деле прогрессорствовать. Как бы это странно не звучало, с колбасой на Руси все очень плохо пока. Колбасой обзывают кровянку, но церковь строго против употребления крови в пищу, а мясных почему-то не делают. Вот пришлось изобрести, благо сам в своем прежней ипостаси увлекался заготовками мясной продукции. Заодно усовершенствовал процесс копчения и вяленья мяса. Таперича будет на Руси свой хамон и прочие изыски. А еще основал правильную засолку рыбы, так как ее никто не солил до меня.