Бобо

О, как же я хотел, чтобы они мне сказали… Господи, я сам не знал что! Мне казалось в тот момент, что нет никаких слов, которые могут спасти душу мою. Я представил себе, что Мурат мой сейчас передо мной, сам Мурат — великий, величайший мудрец, какого я знал, и я обратился к нему и прошептал: «Скажи, ну скажи же мне!» — и, к ужасу своему, увидел, что, опустивши глаза в землю, молча стоит мой Мурат. И тогда вдруг осторожными шагами, раскинув руки, пошел ко мне Квадратов, и я отвернулся от него, чтобы не мог он больше видеть моих слез, но Квадратов обежал меня и стал передо мною; я отвернулся еще, но он снова обежал меня, и так мы кружили некоторое время, и я наконец не выдержал и выкрикнул: «Ну что вам, что вам?!» — и отец Сергий заговорил со мною, и мы говорили час и другой час о Том, о Ком никто никогда со мной прежде не говорил; и так начал я понимать, что я не один, не один.

Глава 20. Нижний Новгород

— «Квитидий Верстомер», значит, — сказал Кузьма, с отвращением глядя на распечатанный листок, подрагивающий на теплом ветру.

Светленькая маленькая дама, протянувшая Кузьме листок, тоже немножко подрагивала, и Кузьма, заметив это, положил ей ладонь на остренькое, узенькое плечико.

— Марина Романовна, — сказал он мягко, — я все понимаю, вы меж двух огней попали. Вам и царскую делегацию надо принять, и с доносом мерзким разобраться, тем более что он и не донос, а публичная статья онлайновая как бы. Верно же?

— Вы меня поймите, Кузьма Владимирович, — слегка задыхаясь, сказала маленькая дама в великоватом пиджаке, — вы простите, что я прямо на полдороге вам это притащила и за семь верст до официального места встречи прибежала, но только мне показалось, что вам знать надо, я в курсе, что вы без телефонов…

— Я вам страшно благодарен, — сказал Кузьма серьезно. — И давайте-ка, чтобы не загадочничать, я экспедиции своей расскажу, о чем речь, и вас представлю.

— Давайте, — сказала дама и энергично кивнула. — А я еще расскажу, что вас ждет, жизнь полна сюрпризов.

Почему-то она очень мне нравилась, эта немолодая дама, и Кузьме, кажется, тоже. Маленькая, как ее хозяйка, ярко-голубая машинка, на которой дама приехала встречать нас, была запаркована прямо перед нашей подводой. Кузьма крепко постучал по подводе, и через пару минут появился на свет заспанный Аслан, а следом за ним выбрался, захлопывая книгу, свежий, как цветок, Сашенька в идеально сидящем костюме.

— Смотрите, дорогие коллеги, — сказал Кузьма, держа листок перед собой. — Мы с вами — а в частности я — грабители и растратчики. Про нас тут заметка вышла, а к ней полторы тысячи комментариев набежало, между прочим. И с перепостами, судя по вот этой цифирке, все в порядке.

Вглядевшись в напечатанное, я среди налипших на текст рекламных объявлений и прочего мусора сумел разобрать только заголовок: «Слоновьи сапоги и человеческие слабости».

— Тут написано, что украли мы с вами — вернее, повторюсь, я — полтора миллиона царских денег, выделенных казной слону на сапоги, и от этого наш бедный Бобо вынужден топать босиком и вчера поранил ногу. Дальше замечательный автор — кто именно, я вам потом расскажу — сообщает: «Случившееся ставит всю экспедицию под один большой вопросительный знак, и мне, дорогие читатели, от этого страшно и тревожно. Я видел залитый кровью пол креативного пространства „ДZZZЕРЖИНСКИЙ“, обещающего стать главным культурным центром притяжения для молодежи нашего замечательного города, видел испуганные лица людей, чей праздник оказался испорчен… Не видом крови! Нет! Наши юные граждане вида крови не боятся! Но страхом за бесценное царское имущество, судьба которого теперь находится под угрозой! Сможет ли раненый слон Бобо преодолеть оставшееся ему расстояние? Или необъяснимая (но, кажется, всем понятная — долго гадать не надо!) причина, по которой у Бобо нет сапог, станет его печальным концом?..» Нет, подождите, — сказал Кузьма, — тут самый сладостный пассаж впереди, вот: «Нарыв ли сразит Бобо? Заражение крови ли? Гангрена ли погубит несчастного и милого слона? Неизвестно… Зато известно: в сапогах за полтора (!) миллиона рублей (а сколько стоят твои сапоги, читатель?!) ничего подобного не случилось бы!» Такие дела. Дорогой Аслан Реджепович, погубила ли гангрена нашего Бобо за то время, что мы сюда добирались?

— Я утверждаю, что Бобо жив, — сказал Аслан со всей возможной серьезностью, сложив руки на груди.

— Ну слава богу, — печально ответил Кузьма, — а то я уже сомневался. Может, он зомби. Может, он из кого ночью мозг пытался выесть?

Я смущенно вспомнил все жадные вопросы, которые задавал на переходе уставшему, сонному, еле бредущему Квадратову, и потупился, но, кажется, Кузьма вовсе не это имел в виду.

— Нет? Не пытался? — уточнил Кузьма. — Ну слава богу.

— А кто, простите, этот мерзкий донос написал? — спросил вдруг Квадратов. — И, простите, зачем? Доносы же зачем-то пишутся, не просто так. Интересно.

— Не «зачем», а «за что», — задумчиво сказал Кузьма. — Я думаю, это из мелочности. Я сам виноват — никто меня за язык не тянул, сорвался я… Стал срываться в последнее время… А кто — вот тут подписано. Квитидий Верстомер.

Некоторое время все молчали. Потом Квадратов сказал со вздохом:

— Нехитро спрятался…

— А зачем ему хитро? — сказал Кузьма весело. — И так хорошо. Ладно, такое дело, житейское. Есть у меня одна мысль, как мы с этим делом разберемся, и тут нам понадобится любезная помощь Марины Романовны — позвольте ее представить. — И Кузьма указал на маленькую даму рукой. — Вот это Марина Романовна Певицына, и у меня есть такое чувство, что она наш друг. Марина Романовна заведует отделом представительских мероприятий в администрации ЭнЭн, приехала, как видите, нас перехватить и предупредить и еще, я чувствую, кое о чем рассказать. Марина Романовна, давайте, слово вам.

Марина Романовна задумалась, прикусив язык и свесив голову набок, а потом сказала:

— Кузьма Владимирович, может, один на один сначала?

— Не, — сказал Кузьма, махнув рукой. — У нас тут общежитие имени монаха Бертольда Шварца, у нас секретов нет. Давайте, вперед.

Марина Романовна вздохнула.

— Понимаете вы, где это напечатано? — спросила она.

— В «Нижегородском вестнике», отлично понимаю, — сказал Кузьма, помахивая распечаткой. — На опережение, так сказать.

— Именно, — сказала Певицына. — А у нас совсем не дураки сидят. Тоже знают, с какой стороны у коровки вымечко…

Зорин хмыкнул. Певицына посмотрела на него очень серьезно.

— Короче, у нас самозародилась, так сказать, инициатива собрать слонику на сапоги. И пока вы к нам шли, народ и собрал, и сапоги заказал, и сшить успел — раздали заказы по сапожникам и дизайнерам… Мерки нам зоологи наши сообщили, по телесюжетам и фотографиям Бобо определили, говорят, с большой точностью.

— Заказы? — медленно переспросил Кузьма.

— Заказы, заказы, — покивала Певицына, глядя на Кузьму понимающе.

— То есть у Бобо должно быть не четыре ноги, а восемь, я так понимаю? — насупившись, подхватил Кузьма ей в тон.

— Ну зачем восемь, — сказала Певицына, и вдруг ее лицо пошло мелкими морщинками, мгновенно став как веселое сладкое сушеное яблочко. — Двадцать три. Наши сердобольные горожане собрали деньги на двадцать три сапога. Торжественная церемония вручения сегодня в два. Только чур, я вам этого не говорила. Ведите себя потрясенно.

Первым не выдержал Квадратов. Схватившись за живот и согнувшись пополам, он начал гоготать басом, как огромный гусь. Аслан принялся хватать воздух ртом и издавать длинное, прерывистое «Иииииии!». Хохотал Сашенька, хлопал себя по ляжкам Мозельский, Кузьма, упершись рукой в фонарный столб, другой рукой утирал слезы, и даже Зорин, не переставая повторять: «Свиньи вы! Ну и свиньи вы!» — смеялся так, что лицо его побагровело. Наконец Кузьма, справившись с собою, сказал, глотая слоги:

— Марина Романовна, ну спасибо вам, что предупредили, слава тебе господи, что мы сейчас отсмеялись-то, вот бы ужас был… Ну хорошо, в два так в два, нарядимся, готовы будем, достойно подарок примем, это я вам обещаю. Я у вас в долгу, тут уж ничего не скажешь. А далеко нам до места встречи?