Страница 38 из 44
Сокрушив Карфаген, римляне вдруг увидели, что слоны, их самый страшный и опасный соперник на полях сражений, могут быть теперь использованы к их собственной выгоде. Поэтому, забыв о своем "пренебрежении", они при первой же возможности поспешили обзавестись этим боевым средством. Парадоксальным является тот факт, что римляне использовали боевых слонов на протяжении более длительного периода, чем карфагеняне. Пунийцы, как отмечалось выше, обзавелись слонами только после сицилийской кампании Пирра (вторая половина 70-х гг. III в. до н. э.), а последний раз вывели их на поле сражения в 202 г. до н. э. Римляне же впервые использовали слонов в битве при Киноскефалах (197 г. до н. э.); они определенно использовали их в 121 г. до н. э. против аллоброгов и могли бы располагать этим боевым средством и далее, если бы не перестали поддерживать дружеские отношения с нумидийскими царями. Наконец, римляне вернулись к использованию боевых слонов в эпоху гражданских войн, и кто знает, как бы сложилась военная история слонов, если бы не меч Брута.
Последним сражением, в которой римляне попытались использовать слонов, как отмечалось выше, была битва при Тапсе (46 г. до н. э.). Нельзя не заметить существенную разницу между этой битвой и описаниями более ранних сражений, в которых принимали участие эти животные. В Индии слоны Пора топтали македонскую пехоту, врываясь в ее ряды; в битве при Тунете они прорвали римские боевые порядки, а во время восстания наемников взяли штурмом неприятельский лагерь. Единственным сражением, в котором слоны ведут себя так же, как при Тапсе, является сражение при Заме (202 г. до н. э.).
По сообщению Полибия, уже в начале боя звуки труб и рожков испугали некоторых слонов, которые тут же повернули назад [Polyb., XV, 12, 1–2]. Согласно Ливию, лишь нескольких слонов удалось погнать на врага, остальные же, напуганные шумом, смяли собственный строй [Liv., XXX, 33, 13–14]. Картина представляется более чем странной. Если слонов можно было напугать звуками труб и рожков, то тогда становится непонятным, почему римляне и другие народы, которым приходилось бороться против этих гигантов, никогда не прибегали к столь простому и эффективному средству. Ответ напрашивается сам собой: в сражении при Заме участвовали животные, не привыкшие к такого рода шумам. Другими словами, последние слоны, на которых возлагали свои надежды карфагеняне, были плохо обучены и не имели никакого боевого опыта. Эти животные были отловлены не ранее 203 г. до н. э. Согласно сообщению Аппиана, когда в Карфагене стало известно, что Сципион уже готовится высадиться в Африке, только тогда пунийцы отправили Гасдрубала, сына Гескона, на охоту за слонами [App., Lib., II, 9].
Данное наблюдение кажется весьма важным. Выше мы уже говорили, что в Карфагене были сделаны стойла для 300 животных. Однако к концу войны слонов оставалось только 80, да и те были недавно пойманы и плохо обучены. Возможно, возросшие потребности Карфагена в боевых слонах привели к тому, что эти животные исчезли из областей, где обычно происходил их отлов, и карфагеняне испытывали все больше трудностей, пытаясь обеспечить ими свою армию. Если во время Первой Пунической войны карфагеняне могли выставить 100 и даже 140 слонов, то их количество в период Второй Пунической войны не превышает четырех десятков. В конце войны, когда решалась судьба самого государства, карфагеняне уже не могли дать своим армиям необходимое количество этих четвероногих: Гасдрубал должен был вторгнуться в Италию, имея всего 10 слонов, а его брат Магон получил от правительства только 7 животных. Сама природа обрекала Карфаген на поражение.
Снова вернемся к сражению при Тапсе. Как передает автор "Африканской войны", слоны, приведенные нумидийцами на помощь своим союзникам, были совершенно не подготовлены к участию в боевых действиях. Это подтверждается сообщением Флора. Согласно ему Юба привел своим союзникам животных, которые только недавно были отловлены в лесах, не были приучены к битве и при первых же звуках труб повернули вспять, опрокидывая ряды своих же [Flor., II, 67]. Римлянам, которые никогда не занимались дрессировкой огромных зверей, пришлось самим взять на себя эту задачу. Понятно, что выведенные на поле боя после кратковременной и неискусной дрессировки животные могли обратиться вспять уже от свиста пращей. Сам автор "Африканской войны" замечает, что даже после многолетнего обучения и длительного опыта слоны по большей части оставались малопослушными [[Caes.], Bell. Afr., 27].
Таким образом, мы приходим к очень интересному выводу: даже нумидийский царь, по сути дела последний средиземноморский правитель, использовавший в военных целях слонов, не располагал настоящими боевыми слонами и привел к Сципиону хотя и большое количество животных, но совершенно не обученных. Логично предположить, что в этом регионе вековое искусство дрессировки слонов было утрачено. Какие же причины способствовали этому?
Со всей определенностью можно утверждать, что только одно государство в Западном Средиземноморье имело постоянную потребность в боевых слонах и опытных корнаках. Этим государством был Карфаген, который вел многолетние войны в Африке, Сицилии, Испании и Италии. После окончания Второй Пунической войны и утратой Карфагеном своего политического значения содержать боевых слонов могли позволить себе и нумидийские цари, ставшие союзниками Рима. Но были ли нумидийцы так же искусны в дрессировке зверей, как карфагеняне? Это представляется маловероятным. Хотя слоны в большом количестве обитали на территории Нумидии, сами нумидийцы никогда не занимались их дрессировкой или просто отловом. После того как Нумидия оказалась в вассальной зависимости от Карфагена, не могло быть и речи, чтобы пунийцы позволили подчиненному им народу содержать у себя боевых слонов. Даже тогда, когда Нумидия обрела независимость и наследники Масанассы повернули это страшное боевое средство против самого Карфагена, нумидийцы все равно не могли сравняться в искусстве дрессировки со своими учителями, поскольку локальные конфликты, в которых участвовали их войска, не могут идти ни в какое сравнение с теми крупномасштабными сражениями, участницей которых была армия пунийцев. В этих битвах совершенствовались искусство карфагенских корнаков, а также выучка самих слонов.
Таким образом, суммируя все вышесказанное, мы не должны удивляться легкости победы пращников Цезаря над слонами помпеянцев. Ведь гораздо проще научить человека не бояться слона, чем научить слона спокойно переносить пущенные в него камни, стрелы и копья. Цезарю оказалось достаточно показать слонов своим солдатам, чтобы приучить их не пугаться страшных четвероногих. Попытка Сципиона выдрессировать своих животных была заранее обречена на неудачу, так же как некогда, под конец Второй Пунической войны, безуспешными оказались и усилия карфагенян. Но если последним не хватало для этого лишь времени, то Сципион и его нумидийские союзники не располагали ни достаточным количеством времени, ни необходимыми знаниями и опытом.
Ответ на вопрос, почему римляне отказались от использования боевых слонов, кажется на первый взгляд простым: римляне научились блестяще справляться с ними и вполне осознали неэффективность и опасность использования этих животных на полях сражений. Однако, с другой стороны, не будем забывать, что римляне использовали их на протяжении целого столетия и отказались от этой практики лишь тогда, когда были побеждены все народы, сохранявшие хотя бы в какой-то степени навыки их дрессировки. И это неудивительно, ведь сами римляне обучением слонов никогда не занимались.
Спорным также является и вопрос об эффективности или неэффективности действий слонов на поле боя. Можно говорить, конечно, что им в большинстве случаев не удавалось прорвать строй тяжеловооруженной пехоты. Но ведь участие слонов в сражениях не ограничивалось исключительно этой задачей. С таким же успехом мы можем объявить бесполезным использование катафрактариев, которые также обычно пасовали перед сплоченной массой тяжеловооруженных пехотинцев[261].
261
Например, Ф. Ришардо, проанализировав свидетельства литературных источников, приходит к выводу, что применение катафрактариев на полях сражений было больше данью военной моде, чем следствием тактического прогресса. Это был престижный род войск, служивший якобы для императорской пропаганды военной мощи государства. В бою же он приносил мало пользы, особенно против "решительно настроенной" пехоты (Richardot Ph. La fin de l’armée romaine (284–476). Paris, 2005. P. 285).