Я/Или ад

— А есть ли оно там? — спросила Аглая, поймав на себе недовольный взгляд Пусси.

— А вот это мы сегодня и узнаем! Сегодня — величайший день! Как вам известно, мы создали под руководством нашего Великого Виконта Великую Бурильную Вышку “Дада”, которая, вгрызаясь в почву Земли на протяжении целого года, пробивала огроменную дырку в земной тверди, чтобы достичь границ и найти предел и выход! И вот вчера наконец истина явилась нам своим непреложным откровением: заструился газ!.. Газ Изначального Света, ждущего нас там!! Там есть выход, вход, конец, то есть начало; там — Внешняя Тьма, озаряемая Изначальным Светом, Вечность, рай!!! И сегодня… сегодня, друзья мои, мы произведем финальный толчок, сметая на своем святом пути последнюю ограждающую нас от благодати породу и… ворвемся… нет, прорвемся! Выйдем “вовне”!

— Это должно быть так, — сказал Ихтеолус.

— Может, пива? — спросил его Адольф. — У меня даже креветки есть.

Ихтеолус кивнул. Адольф открыл холодильник, достал четыре бутылки “Балтики № 3” и миску с вареными, но охлажденными креветками.

— Вот стакан, наливай, ешь, ну а я…

— Кто же я все-таки такой?!. — печально воскликнул Ихтеолус, откупоривая пиво и отпивая большой глоток.

— Я догадываюсь и, может быть, даже знаю, — ответил Адольф, закидывая себе в рот креветку целиком. — Но ты должен осознать все сам. Вчера ты рассказал свою историю… Свою очередную историю, которую ты не помнишь. Я могу тебе ее изложить — надеюсь, тебе это поможет понять и воссоздать самого себя.

— Как я вернулся? — спросил Ихтеолус.

— Ты пришел ночью, на костылях. Ты сказал, что вернулся, что видел Изначальный Свет и был везде; воевал на Юге, был в раю или аду, уничтожил мир и пролетел сквозь Солнце. Ты сказал: “Я — это я”.

— Я — это я, — внимательно повторил Ихтеолус, отпивая еще пива.

— Я знаю! — почему-то раздраженно произнес Адольф. — Аглая мне сказала. Когда я с ней познакомился, она была такой несчастной и одинокой, но она… ждала тебя! Несмотря на то, что ты был с ней всегда гнусной пьяной скотиной! Она все-таки ждала тебя! Ждала… Пока не появился я. Когда ты ушел на войну…

— На войну?.. — удивился Ихтеолус, пытаясь представить войну внутри своего сознания, но ничего не прогремело и не застреляло в его душе, отдаваясь в теле фантомной судорогой боев; лишь короткое блаженство и следующие за ним ужас и боль пронизали его опустошенный мозг. — Где война?.. Может быть, меня там убили?

— Может быть, — серьезно проговорил Адольф. — Но ты вернулся. А война… Война на Юге. На Крайнем Юге, у границ света… Там восстали малочисленные черные народы, и, хотя всему остальному миру было на них наплевать, наша страна, повинуясь какой-то ею самой придуманной Высшей Миссии, решила их изничтожить, чтобы эта зараза не распространялась на все. А ты, Гриша, в это время спокойно спивался тут, поколачивая бедную Аглаю и подкладывая ее под своих дружков за бутылку водки. Все бы так и продолжалось, но потом вы сильно бухнули в магазине, где ты работал грузчиком, трахнули всем мерзким скопом какую-то уборщицу и, в довершение всего, оставили в подсобке тлеющий окурок. Магазин сгорел, уборщица подала заявление в милицию. Тебе грозили статьи за поджог и изнасилование, но ты выкрутился, записавшись в ряды армии. Поскольку воевать у нас никто не хотел, добровольцы оказались нужны, особенно такие отморозки, как ты, и в результате тебя полностью отмазали и отправили в составе наспех сколоченного спецназа на Крайний Юг. Это мне все поведала Аглая, а про свои подвиги ты вчера рассказывал нам сам. Воевали вы, с твоих слов, замечательно: расхерачили там большую часть городов, поселков и деревень, поубивали множество стариков, женщин и детей; вот только регулярное ополчение черных народов никак не давало вам покоя — они были словно совершенно невидимы и неуязвимы: налетят, как смерч, убьют несколько твоих товарищей-бойцов, и — нету их нигде. Вы прочесывали все местности, постепенно уже переходя на тактику выжженной земли; убивали все больше и больше стариков, женщин и детей — но эти все не сдавались. Какими-то нечеловеческими усилиями вам все-таки удалось загнать их в угол. Они скрылись в большой, хорошо укрепленной, крепости в горах — это был целый город! Огромные стены, боевые укрепления, снайперы, пушки… Вы вначале хотели взять его штурмом, применив “Град” и воздушные бомбежки, но вам это не удалось: стены оказались совершенно непрошибаемыми, а все самолеты исправно сбивались противником. Самое странное, что вы никогда толком-то и не видели, кто же против вас воюет. Но мощный отпор был налицо. Потерпев неудачу, вы решили тогда взять его измором: встали лагерем возле и блокировали все подступы к этому упрямому, неприступному городу — последнему оплоту черных народов. Так продолжалось несколько месяцев, но казалось, что они там, внутри, и не собираются сдаваться. Было совершенно непонятно, откуда они берут оружие, пищу и лекарства, но они держались. Тогда вы решили применить было ядерную боеголовку, но остальной мир, прознав про это, поставил нашей стране и народу ультиматум, что если мы так сделаем, начнется тотальная ядерная война. И вы продолжали сидеть и ждать, иногда постреливая по каким-то мелькающим на стенах теням, но они неизменно отвечали вам тем же и почти всегда убивали твоих боевых товарищей. И вот тогда ты…

— Да! — вдруг воскликнул Ихтеолус. — Я помню! Я вспомнил. Этот город… О, как он был прекрасен! Как он был мрачен, суров и величественен!.. Он возвышался над нами, словно ирреальная вселенная, простирающаяся в бесконечность! Он был… как черная дыра, пожирающая все бытие, чтобы дать ему возможность возродиться в Изначальном Свете! Я помню! Я понял тогда: этот город нельзя победить, его нельзя взорвать, его нельзя сокрушить, его как бы нет. Точнее, он был главной целью, смыслом, прибежищем, и все, что мы будем против него предпринимать, идя напролом и желая овладеть им, обернется против нас вдвойне, втройне!.. И я это понял в один-единственный миг; я вдруг осознал, что здесь нет войны, или же это — совсем другая война, древнейшая, первая, самая истинная война из войн; и мы не должны сражаться, но мы… Мы, наоборот, должны сдаться, увлечься этим изначальным ореолом мира, поглотиться этим черным городом, уничтожиться, воскреснуть, спастись… Найти дверь — искру света во тьме — и… войти туда! Не ворваться, пробив границы, что совершенно невозможно, а… просто войти в дверь. Я смотрел долгими ночами на причудливость башен и стен, шпилей и запрятанных дотов и искал… вход. Вход, который был бы для нас всех выходом, ибо мы попали в абсолютный тупик, подойдя к этому… пределу мироздания. Однажды ночью я смотрел и смотрел перед собой и вдруг… увидел. Одна из стен засияла приглушенным светом, словно приглашая меня; я выбросил автомат и гранаты и пошел вперед — туда, внутрь, где нас ждало чудо и была истинная загадка! “Стой!” — закричали мне наши часовые, думая, что я хочу перебежать к врагу, хотя я и в самом деле хотел перебежать, но не к врагу, а туда — где был свет. По мне начали стрелять, я побежал — быстрее, быстрее, быстрее; дверь была предо мной — дверь в закрытый мир, — и она звала меня, манила, требовала!..

— Но что же там все-таки, за пределом? — спросил Пусси.

— Внешняя Тьма, озаряемая Изначальным Светом!

Тут откуда-то раздались шум, крики, дверь распахнулась, и вбежал стражник, тут же останавливаясь и сгибаясь в виноватом поклоне.

— Ну что там еще?.. — недовольно спросил Ихтеолус.

— Ваше Величие! Там ваш двоюродный брат Соломон Цепрусс; он, кажется, свихнулся, но просит его немедленно принять!

— Ладно, пусть войдет, — махнул рукой Ихтеолус.

Стражник еще более склонился, а в лабораторию буквально влетел некий человек с грязным лицом, одетый в бурые, мешковатые куртку и штаны. Глаза его пылали яростью и гневом.

— Ах, вот вы где!.. — закричал он, поднимая вверх свою правую руку, сжатую в кулак. — Грешники! Гиены огненные!.. Откажитесь, пока не поздно, от ваших богомерзких занятий, или Высшие Силы сожгут вас лучом Высшего Света!