История Англии

Глава 16.

По какой причине Джон противостоял канцлеру.

Богатый дворянин Жерар де Камвий (Gerard de Camville) купил у короля за большую цену управление замком Линкольна, который принадлежал его жене по праву наследства, и купил также на определенный срок и управление прилегающей провинцией. Но пока король был занят в восточном походе, и едва ли кто-нибудь ожидал его возвращения, канцлер забрал под свою власть почти все королевские крепости по всей Англии и стремился заполучить также и замок Линкольна. Поэтому, найдя повод, реальный или вымышленный, он сначала лишил вышеупомянутого Жерара права управления провинцией, и вскоре после этого приказал ему оставить и крепость. Под давлением этой угрозы, тот отправился к Джону и полагаясь на его покровительство, отнесся к приказу с презрением. Разгневанный канцлер, намереваясь осадить замок, поспешно собрал армию из прилегающих провинций, но так как он подозревал многих знатных людей, и справедливо догадывался, что они больше склоняются к Джону, то он послал за иностранными войсками, прельстившихся величиной жалования. Однако, этот человек, гневаясь и злясь из-за задержки, не стал дожидаться их прибытия, а вступив с большими силами в город Линкольн, начал осаду замка и потратил много труда и денег для быстрой постройки осадных машин.

Пока он был так занят проведением осады, Джон со своими сторонниками, внезапно атаковал королевские крепости Ноттингем и Тикхилл (Tykehill), и найдя их скудно снабженными людьми и припасами, занял их за два дня. Затем, с возросшей уверенностью, он сказал надменному противнику, что тот должен либо снять осаду и уйти, либо немедленно подвергнуться его нападению. Канцлер, знал, что многие из ноблей, которые явно были на его стороне, тайно, в своих сердцах, благоприятствовали Джону, и в замешательстве удалился, а несколько дней спустя узнал, что сломан один из его рогов, а именно, его полномочия легата окончились в связи со смертью римского понтифика. Встревоженный этим, он через посредничество своих друзей, провел торжественную встречу с Джоном и заключил с ним мир на таких условиях, каких смог добиться. Однако, вскоре после этого, узнав, что иностранное оружие, за которым он послал, высадилось в Англии и приближается, он восстановил свою храбрость и разорвал договор, провозгласив, что либо он, либо Джон, должны быть изгнаны из Англии, полагая, что столь ограниченное пространство слишком мало, чтобы терпеть двух мужей, столь великих и столь высоких. Однако, в конце концов, между ними был заключен мир на новых условиях, поскольку, как говорили, он удовлетворил Джона тем, что отрекся от интересов Артура и дал гарантии, что если вдруг король не вернется из-за границы, то он вернет королевские крепости Джону, как законному наследнику. После этих сделок Джон какое-то время оставался спокойным, но канцлер продолжал следовать пути своей привычной гордости, не отказавшись от тирании, но подобно другому Ироду, он боялся одного Джона, и прислушиваясь к нему, неохотно делал многие вещи, хотя было и очевидно, что он прислушивается к нему со страхом.

Глава 17.

О пленении архиепископа Йоркского и об изгнании канцлера.

Тем временем, Жоффруа, избранный архиепископ Йорка, находился за границей, и полностью изменив установленный порядок вещей, он еще до своего посвящения понтификом, попросил и получил от римского понтифика инсигнии митрополита, а именно паллий. Кроме того, после получения паллия, его посвящение было отложено на значительное время, так как этому, под различными предлогами, препятствовал ряд его врагов, и главным образом, вышеупомянутый канцлер. Тем не менее, благодаря настойчивости своего капеллана, Симона Апулийского, мужа благоразумного и ученого, он довел это дело до конца и получил буллу от наследовавшего Клименту папы Целестина к архиепископу Турскому, чтобы тот, если на это больше не будет никаких возражений, посвятил бы его. Он был формально посвящен в Туре в месяце августе, в году 1191 от разрешения Девы. Когда об этом стало известно его главному врагу, канцлеру, то он, с помощью своих клевретов, тиранически вторгся во владения архиепископа Йоркского, и за исключение того, что нельзя было унести, все остальное было унесено этим наглым жуликом, или вернее разбойником. Он также приказал тщательно охранять морские порты, чтобы архиепископ не смог беспрепятственно попасть в Англию или вступить в свою церковь. Но, тем не менее, он храбро прибыл сюда и высадился в Дувре, где, однако, столкнулся с большим штормом, чем тот, который он перенес в море. Здесь управляющий Дуврским замком, который был женат на сестре канцлера, запретил ему после высадки следовать дальше и со всей возможность скоростью поставил канцлера в известность о его прибытии. Никак не скрывая ярость своего раздражения, тот приказал полностью раздеть архиепископа и препроводить его в монастырь Дувра, где и предоставить ему временное жилье, заключив в замке. Когда прибыли присланные тираном чиновники, то они разграбили его повозки, багаж и все, что принадлежало ему или его клирикам. И найдя его самого в церкви, они не оказали никакого уважения ни его славному достоинству, ни святости места, но яростно оторвали его от святого алтаря и с бесчестием выволокли из здания, вместе с его клириками, и они заточили его в замке, и держали его как настоящего заключенного.

Известие об этом чудовищном преступлении распространилось быстро, пожалуй, оно бежало со скоростью ветра, и в короткое время о нем знали по всей Англии. Нобли негодовали на канцлера, простонародье его ненавидело, и все в короткое время объединились в отвращении к тирану. Джон был опечален по поводу пленения его брата и воспламенился наисправедливейшим желанием не только освободить, но также и отомстить за него. Для этого, он сделал приготовления, поспешно собрав войска со всех принадлежащих ему округов, а также призвал их значительное число и из Уэльса. К ним вскоре присоединился епископ Винчестера и многие бароны, некоторые графы и множество воинов. Никто не ожидал увидеть епископов Бата и Честера, принимающими участие в этом деле, поскольку незадолго до этого они были главными соратниками и сторонниками канцлера, но оскорбленные его властными манерами и необыкновенной гордостью, они вместе, или вернее, вперед остальных, подняли против него возмущение и словом и делом.

Однако, канцлер, доведший своим необузданным поведением раздражение до того, что против него разгорелся такой пожар, приказал освободить захваченного пленника. После освобождения тот приехал в Лондон и получил компенсацию за причиненный ему ущерб в виде обильных благодеяний и хороших должностей для различных людей. Но негодование, возникшее в умах прелатов и знати по поводу его задержания, не могло быть таким же образом смягчено его освобождением, и однажды разбуженное их возмущение, не могло успокоиться такого рода компенсацией, но желания и настроения всех объединившихся людей состояло в похвальном желании обломать рога этого носорога. Канцлер, будучи человеком крепкого и несгибаемого духа, и принужденный к действиям необходимостью, окружил себя армией своих друзей и иностранных воинов и расположился лагерем на равнине, недалеко от Виндзора, готовый встретить врагов, если они вдруг посчитают нужным выступить. Однако, встревожившись и испугавшись численности и уверенностью приближающейся армии, он начал отступать. Вскоре после этого, некоторые из ноблей, которые, казалось, были на его стороне, перешли на сторону Джона, и хотя он мог найти безопасное место отступления в близлежащую королевскую крепость Виндзор, все же, будучи смущенным, не знающим, что делать, и подвергаясь давлению врага с тыла, он бежал со всей своей партией в Лондон. Там, войдя в город, он скромно обратился к горожанам — к тем, кто незадолго до этого был для него предметом устрашения, — не покидать его в опасности. Но помня его прежнее высокомерие и жестокость, они предпочли выразить свою благосклонность Джону. Поэтому, разочарованный в своих надеждах, он сделал все, что ему оставалось сделать, и укрылся перед лицом приближающегося противника в королевской башне Тауэра, вместе со всеми своими сторонниками, которых было так много, что в ограниченном пространстве одной крепости их собственное множество наносило им больший ущерб, чем доблесть гневного врага. Внутренние помещения Тауэра тряслись под давлением укрывшейся там массы людей, чтобы вскоре извергнуть их из себя, вместо того, чтобы защитить тех, кого они соблазнили своей кажущейся надежностью. Наконец, после одной ночи, тот, кто только что перед тем был носорогом, а теперь опять стал человеком, отправился к Джону и другим своим врагам, и по своему скромному прошению, получил для осажденных разрешение уехать. Что же до него самого, то оставив Тауэр, также как и другие королевские крепости Англии, он, разжалованный и опозоренный, отправился в Дувр, к мужу своей сестры.