Монстры большого города

Делаю паузу, давая Анджеле возможность осмыслить услышанное. Если девчонка не полная дура, то и сама должна была понимать, что в случае поимки ей не удастся отделаться штрафом или общественными работами. Но одно дело догадываться, и другое, когда кто-то говорит об этом вслух.

- Но есть и другой вариант. Тоже не сахар, но в твоей ситуации это лучшее, на что можно рассчитывать, - плавно подхожу к торгу.

- Психушка? – предполагает Анджела, попадая точно в цель.

- Давай лучше назовём это специализированным лечебным учреждением закрытого типа. Вроде всё то же самое, но согласись, звучит намного лучше.

- Не соглашусь. Дерьмо тоже можно назвать шоколадом. Но слаще от этого оно не станет.

Столь точное сравнение вызывает у меня улыбку.

- Зря иронизируешь. Условия содержания в лечебнице намного лучше, чем в тюрьме. Да и выйдешь ты оттуда гораздо раньше. А если ещё будешь хорошо себя вести, тебе разрешат встретиться с родными. Если только они сами этого захотят.

Анджела старается этого не показывать, но я замечаю, что мои слова задели её за живое. Что такое, детка, по мамочке соскучилась? То ли ещё будет.

- Давай я расскажу тебе одну интересную историю. Одной девочке изменил её парень. Она очень сильно расстроилась, решила немного развеяться, но попала на глаза одному мужику. Очень опасному и жестокому мужику. Он похитил бедняжку, какое-то время держал в заточении, и всячески над ней издевался. Девочке было очень больно, страшно и одиноко. Она очень хотела, чтобы её спасли, но никто не пришёл ей на помощь.

Делаю паузу, ожидая от Анджелы хоть какой-то реакции.

- Звучит многообещающе. Продолжай, - равнодушно бросает девчонка.

- Из-за страха и одиночества девочка в какой-то момент прониклась симпатией к своему мучителю. Просто потому что рядом не было никого другого. Ну, знаешь, “стокгольмский синдром”, и всё такое. И вот они уже вместе похищают людей, как одна сплочённая команда. Девочка всячески боготворит своего похитителя, в то время как она для него – всего лишь послушная сломанная игрушка. Пока его забавляет наблюдать за ней, но как только она ему надоест, он тут же от неё избавится. Если только сама девочка его не опередит.

- Всё было не так, - возражает Анджела.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю. Я тоже смотрела этот фильм. Режиссура так себя, а актёры жутко переигрывают.

Решила дуру из себя строить? Ладно, скажу прямо, без намёков и метафор.

- Твоего похитителя зовут Бен Элмерс. Вместе с ним ты похищала людей, отвозила на ферму за городом, где вы жестоко убивали своих жертв. Но я могу представить всё так, будто ты занималась всем этим не по собственной воле, а по принуждению. Считай это честной сделкой.

- Какой ещё сделкой?

- Ты даёшь показания против Элмерса, и превращаешься из сообщницы в жертву. Конечно, придётся какое-то время полежать в клинике, сидя на таблетках, но уж лучше так, чем провести остаток жизни за решёткой.

Описывая этот сценарий, сама понимаю, что всё это полная чушь. Анджела жила отдельно от Элмерса, и свободно перемещалась по городу. Тут даже самый тупой судья не поверит, что девчонка действовала не по своей воле. Но это и не требуется. Главное, чтобы в сказанное поверила сама Анджела, и сдала с потрохами своего собрата по кровавому ремеслу.

- Ну так что, нравится тебе такой вариант? – уточняю после небольшой паузы.

- Да.

- Вот и замечательно. Если…

- Ты меня не дослушала. Да – это не значит, что я согласна. Это значит – да пошла ты! Жертва, соучастница, “стокгольмский синдром”. Что это за бред собачий? Если ты реально во всё это веришь, то это тебе следует лечь в психушку. Точнее нет, не в психушку. В лечебное учреждение закрытого типа. Так ведь гораздо лучше звучит.

Договорив, девчонка нагло улыбается, от чего так и чешутся руки отвесить ей затрещину. Вместо этого зову конвоира, и приказываю отвести “фурию” обратно в камеру. Видимо эта дурочка питает какие-то иллюзии, и на что-то надеется, а потому и храбриться. Ничего страшного, это пройдёт. Рано или поздно соплячка поймёт, что другого выхода у неё нет, и сама начнёт просить отправить её в психушку вместо тюрьмы. Вот только не факт, что к тому моменту её исповедь будет хоть что-то значить. С помощью “фурии” или без неё, но я возьму Элмерса, чего бы мне это не стоило.

АНДЖЕЛА

Никакой это не сон, и в своей кровати я не проснусь. Спокойной жизни пришёл конец, и есть во всём этом определённая закономерность. Улучшение отношений с Кайлом. Встреча с Сарой. Возможность избавиться от шрамов. Слишком уж хорошо всё шло. Практически идеально. Я слишком расслабилась, потеряла бдительность, и вот результат – меня поймали и посадили в клетку. Понятия не имею, как долго пробуду в полицейском участке. Думаю, до того момента, пока полиция не поймает Бена. Вот только попотеть копам придётся сильно. Всё-таки последний звонок был правильным решением. Теперь Бен в курсе, что над ним сгущаются тучи, и не позволит копам застать себя врасплох. Хоть что-то я сделала как надо.

Когда меня возвращают в камеру, замечаю Томми, развалившегося на моей койке. Понимаю, что парень ненастоящий, но всё равно не ложусь на кровать, а отхожу в угол, и сажусь на пол.

- Да уж, влипла ты серьёзно, - подаёт голос Томми.

- Скажи что-нибудь, чего я не знаю, - ворчу в ответ.

- Как я могу сказать что-то, чего ты не знаешь, если я…

- Всего лишь плод моего больного воображения. Никак. Это я не подумав ляпнула.

Томми принимает сидячее положение, и интересуется:

- Как думаешь, ей можно верить?

- Насчёт психушки?

- Да.

- Не знаю. И даже проверять не собираюсь. Что бы она мне не пообещала, чем бы ни угрожала, помогать ей ловить Бена я не собираюсь.

Вспоминаю рассказ детективши о том, что со мной якобы произошло. Интересно, верит ли она сама в то, что наговорила, или просто надеялась выведать побольше информации? Трудно сказать. Хотя кое в чём она действительно угадала – мнение Бена действительно очень много для меня значит. Тянет ли это на ”стокгольмский синдром”? В каком-то смысле, да, ведь Бен действительно меня похитил. Подозреваю, что в живых он меня оставил не потому что проникся моими бедами, а потому что что-то во мне разглядел или просто захотел почувствовать, что значит быть дрессировщиком. Не жалостью он руководствовался, а любопытством. Вот уж в чём, а в избытке сентиментальности моего наставника заподозрить трудно. Но какие бы цели не преследовал Бен, теперь это не имеет значения. В любом случае, я перед ним в неоплатном долгу. Жаль, что вернуть его мне вряд ли удастся.

- Как думаешь, копы догадываются про “Паладин”? – задаёт Томми очередной вопрос.

- Вряд ли. Они не видели, что у меня со спиной и животом. А даже если бы увидели, то решили бы, что это работа Бена. Проще простого всё повесить на него.

- Ты бы могла рассказать правду. Разумеется, не всю, а только часть.

- Зачем? Что это изменит?

Томми в ответ лишь пожимает плечами. Напоминаю себе, что у козы из допросной нет причин мне помогать или пытаться хоть как-то облегчить мою участь. Я для неё никто. Всего лишь очередная полоумная сучка. Сильно сомневаюсь, что её растрогает история о том, как надо мной издевались ублюдки в масках. Так что нет, уж лучше я язык себе откушу, чем буду с ней откровенничать. Паршиво, конечно, что меня поймали, но ещё хуже, что теперь правду обо мне, точнее её часть, узнают моя мать, Стив, Сара и Кайл. Обидно за всех вместе и за каждого по отдельности. Плохую рекламу я им сделала. Очень плохую. Надеюсь, репортёры и прочие падальщики не будут слишком сильно их донимать.

- Да ты не кисни раньше времени. Возможно, всё ещё обойдётся, - пытается Томми подбодрить меня.

- Ни в этот раз. Мой лимит везения исчерпан.

- То есть ты даже ничего не попытаешься сделать? Просто поднимешь лапки вверх, и сдашься?

- У тебя есть какие-то конкретные идеи?

От этого вопроса Томми как-то сразу скисает, и качает головой.