Долг

Андрей Вознин

Долг

– Стоять!

Два стражника по только им известным приметам выхватили из разношёрстной толпы, поутру заходящей через главные ворота в город, невысокого мужчину в чёрном плаще. И тот даже не стал возмущаться, крича банальное – За что!? Молча остановился, отчего деловито шагавшие следом селяне один за другим начали натыкаться на внезапно образовавшуюся преграду, непонимающе вертеть лохматыми головами и затем обтекать её с обеих сторон.

– Тебе туда, – один из охранителей главных ворот алебардой подтолкнул задержанного в сторону деревянной караулки, притулившейся прямо у крепостной стены.

Каморка, куда завели мужчину, оказалась тёмной, грязной и совсем маленькой. Возле одинокого стола было только два стула по обе стороны, и на одном из них сидел худой писарь в коричневом реглане. Один его глаз косил куда-то в сторону, под носом висела капля влаги. Писарь периодически начинал натужно кашлять, утирая затем рот рукавом.

Сопроводивший мужчину стражник толкнул его на свободный стул:

– Из карманов всё на стол.

Задержанный спокойно выложил перед писарем: шесть монет серебром, одну золотую, довольно чистый платок, изрядно измятую бумажную справку с плохо читаемой, расплывшейся печатью королевского секретариата, игральную карту трефового туза. Карта выглядела совершенно новенькой, а на ощупь была твёрдая и гладкая – этакая стеклянная пластинка. Стражник мельком глянул на выложенное, попытался согнуть карту, что ему не удалось, хмыкнул и бросил её обратно на стол. Вышел из каморки.

– Кто такой? Куда идём? – не глядя на задержанного, писарь небрежно окунул перо в чернильницу и, усердно сопя, начал что-то медленно корябать на листке бумаги.

– Чистильщик Пистос из Монахоса. Иду в город.

– Чистильщик? – Необычным ответом мужчина заслужил короткий взгляд разнонаправленных глаз. – Чего будем чистить?

Назвавшийся Пистосом пожал плечами:

– Ещё не знаю. Надо осмотреться.

Писарь шмыгнул носом и продолжил свой нелёгкий труд. Перо громко скрипело, писарь сопел, кашлял, утирал рукавом нос, мужчина без интереса смотрел перед собой на заплёванный пол.

– Впервые у нас в Городе?

– Да.

– Знакомые, родственники?

– Нету.

– В Городе запрещены – попрошайничество, воровство, открытый блуд, дуэли, оскорбление Магистрата, предсказание будущего и колдовство.

– Что не запрещено, разрешено? – отведя взгляд от пола, поинтересовался Пистос.

– Смотря что не запрещено.

– Ясно.

Писарь задал ещё несколько ничего не значащих вопроса и с богом отпустил задержанного.

Выйдя из караулки, Пистос огляделся. Жизнь в Городе, стиснутом со всех сторон высокими крепостными стенами, активно бурлила во всём её разрешённом и запрещённом разнообразии: попрошайки приставали к прохожим, хватая худыми грязными руками за подолы платьев; многочисленные селяне и торговцы несли в руках, катили на тележках либо везли в подводах товар на большой городской рынок; блудницы, откровенно задирая подолы платьев, зазывали на минутку зайти с ними за угол; карманники с чуткими носами по-свойски шныряли в непрерывном потоке людей; цыганки предлагали за бесплатно наврать про ожидавшее клиента радужное будущее…

– Не нравится мне этот город, – пробормотал Пистос и влился в текущую меж каменных домов толпу…

Для временного проживания он выбрал небольшой постоялый двор, что порекомендовал продавец оберегов. Одинокому путешественнику приглянулись уединённость от городской суеты, малое число соседей по комнате и пожилой немногословный хозяин. Осмотрев нового постояльца с ног до головы и о чём-то поразмышляв, тот согласно кивнул. Получив пару монет серебром, проводил до небольшого помещения с соломенными тюфяками прямо на земляном полу и хлипкими перегородками, разделявшими общую комнату на индивидуальные каморки. Продолжительный стаж бродяжничества позволял по достоинству оценить немудрёный комфорт. И получив гарантированное место на ночь, Пистос двинул в по своим делам.

Торговый день наводнил улицы Города пришлыми торговцами, многочисленными покупателями, бережно хранящими в кожаных мешочках на поясе монеты для оплаты покупок, и ещё более многочисленными зеваками, у которых за душой не было ни мешочка на поясе, ни даже единственной монетки серебра.

Тут же отирались карманники, блудницы, цыганки и прочая шайка-лейка, всегда сопутствующая большому скоплению людей. И каждый здесь занимался своим делом – продавцы нахваливали свой товар, а покупатели пытались сбить цену; зеваки глазели, порою даже для вида прицениваясь, чем изрядно раздражали предприимчивых торговцев; воры обчищали карманы очередного бедолаги; блудницы периодически отлавливали в свои сети охочих до наигранных ласк мужиков; цыганки безбожно врали о будущем наивным клиентам; и только гвардейцы сидели в своём шатре и привычно ничего не делали.

Пистос не принадлежал ни одной из этих групп по интересам. Его задачей было найти местного префекта от Лиги Смотрителей.

– Какой красавчик, – молоденькая блудница перегородила дорогу.

Была она неплоха собою, не успев окончательно опуститься на самое дно профессии, и покуда ещё активно бултыхалась у поверхности зловонного болота разврата. Но годы шли, и трясина доступности тела уже сказывалась на облике – в заигрывающе вульгарной речи, в яркой, кричащей подаче себя, предпочтениях в ничего не скрывающей одежде. Пистос оглядел блудницу с длинных под поднятым подолом ног до вольно распущенных волос. Та посчитала внимательный взгляд согласием и, схватив под руку, потащила за угол. Пистос и не сопротивлялся. Он уже оценил распутницу. И теперь шёл легко, не мешая заводить себя в темноту подворотни. Когда шум улицы стал едва слышен в этом лабиринте из каменных проулков, из ближайшей тени выделились три устрашающего вида фигуры.

– Э-э, мужик. Гони монету, – пророкотал низким басом один из подошедших. Три здоровяка своим видом не оставляли и капли сомнения в их профессиональном роде деятельности.

– Давайте угадаю… Наверное, что-нибудь интеллектуальное? Гоп-стоп, разбой, убийство? – нисколько не растерявшись, ехидно спросил Пистос. Словно и не смертельная опасность выступила навстречу из укрывавшей её тени.

Бугаи переглянулись. Реакция жертвы выбивала из давно сложившегося стереотипа грабежа. Что-то явно шло не так. Самый здоровый осторожно двинул вперёд. Пистос вынул из кармана карту и неуловимым движением ловко швырнул прямо в самого смелого. Карта, чиркнув по шее, сделала в воздухе небольшую горку и послушно вернулась обратно в руку Пистоса. А, казалось бы, незначительная царапина на шее вдруг брызнула во все стороны алой кровью, густо окрасив ближайшую стену. Бугай бестолково попытался её остановить, зажав огромной ладонью. И пока он беспомощно боролся со смертельной раной, жертва, неожиданно переродившаяся в охотника, стремительно метнулась между оставшихся двух и всё той же картой, зажатой меж пальцев, перерезала обоим горло. Уже через несколько секунд три корчащиеся в предсмертной агонии жертвы лежали у ног своего палача.