Буря

Он замолчал и отвернулся от нее, а она закрыла лицо руками, пытаясь не разреветься.

— У меня не все получилось, – тихо сказал он не своим голосом и снова повернулся, чтобы поцеловать ее. – Но мы здесь не для того, чтобы грустить. Давай поднимем бокалы и не будем ни о чем думать, кроме вкусного вина и лучших блюд, которые готовит наш повар.

На улице медленно темнело. Сахана забралась с ногами на деревянную скамью, опираясь спиной на Алкида. С потолка над их головой медленно падали разноцветные искры и растворялись, не долетая до стола.

— Я купил тебе бусы, – сказал Алкид. – Хотел подарить еще до бури, но сначала забыл, а потом надел на тебя это, – он заплелся пальцами в цепочки ее ошейника.

— Ты можешь снять его, – дрогнувшим голосом сказала Сахана.

— Не сейчас, моя любимая, – шепнул он ей в затылок. – Не могу сейчас снять. Мне кажется, что я теряю тебя, будто бы ты уносишься от меня как ветер. Пока я чувствую его на тебе – мне легче.

Он протянул ей подарок, и она ахнула от восхищения. Надо отметить, что бусы в привычном смысле слова, она не носила. Ровные круглые камушки, упорядоченно нанизанные на нитку, никогда ей не нравились. Но то, что Алкид положил ей в руку нельзя было назвать этим словом. Это были неправильной формы самоцветы, причем каждый кристалл подходил к следующему. Некоторые были мельче, некоторые крупнее, а центр продолжался вниз отдельной ниткой. Но самое удивительное было то, что все камни окутывала золотая сетка – она обтекала их со всех сторон причудливым, но логичным узором. Цвет камней отличался, попадались бирюзовые, холодные розовые, изумрудные, красные и фиолетовые оттенки. Каждый камень казался Сахане целой историей, сказкой о горах и пещерах, глубоких штольнях и золотых рудниках. Женщина перебирала их пальцами, наслаждаясь ощущением в своих руках. Ее глаза сияли.

— Помоги, – она протянула бусы Алкиду, и он застегнул их на ее шее.

— Ты, наверное, хочешь посмотреть? – спросил он, создавая перед ней видимую гладь магической энергии. Это было ничем не хуже зеркала и в серебристой поверхности Сахана ясно различила себя и мужчину за своей спиной. Бусы были прекрасны и очень подходили ей, сияя золотыми гранями. Ошейник не мешал ей воспринимать их красоту. Сахана ясно представляла, с каким платьем хотела бы попробовать их примерить.

Алкид отвел волосы с ее шеи и провел по ней пальцами, склоняя ее голову чуть в бок. Его губы прикоснулись к открытому месту, а рука скользнула к груди, сжимая ее через ткань платья.

— Скажи мне, – спросил он, пристально глядя на их отражение, – ты сейчас здесь, потому что я приказал тебе? Ты не сопротивляешься, потому что боишься меня? Как мне понять, что ты делаешь по моей воле, а что по своей?

— Я не знаю, – ответила Сахана, реагируя на его ласки всем своим существом. – Сейчас я хочу быть здесь с тобой.

— Ты же сказала бы мне, если бы не хотела? – спросил он. – Ты бы плакала и сопротивлялась, если бы я был тебе противен? Если ты считаешь, что это я тебя похитил, почему ты сейчас не бежишь от меня?

Алкид из зеркала пронзительно посмотрел на нее.

Сахана закрыла глаза, чтобы не столкнуться взглядом.

— Потому что мне больно от тебя бежать, – ответила она, и он взмахом руки развеял их отражение, увидев, как из-под ее ресниц выкатилась крупная слеза.

— Не плачь, пожалуйста, – он перетащил ее к себе на колени, обнимая и прижимая к сердцу. – Мне тоже больно. Если поделить это чувство пополам, то оно будет нам по силам. Мы выдержим.

Сахана вздохнула и вдруг вспомнила: сотни раз в жизни она плакала. Первое воспоминание было совсем ранним – она стояла в кроватке и звала маму, исходила на крик, но так и осталась одна. Вспомнились ночи, наполненные чудищами из шкафа и из-под кровати, когда она уже тихо плакала в подушку, зная, что никто не придет и не переходя на неприличную, молящую о помощи громкость. Затем она вспомнила школу лекарей, куда попала еще ребенком. Там она забивалась в дальний угол кровати и прижимала к себе подушку, представляя, что кто-то ее утешает. И наконец, слезы усталости в собственном доме на берегу моря, слезы от потери пациентов, от неудач и нехитрых горестей, которые она выплакивала игрушкам, пуфикам, углам и пустым кроватям. Ни разу до этого никто не предложил ей поделить эти чувства пополам. Пережить только часть, а другую взять себе. И ее вдруг унесло штормом захлестнувших эмоций, слезы быстро полились ручьем, а потом остановились, когда его руки сжались на ней. Алкид прижимал ее к себе так сильно, что ей было сложно дышать.

— Я люблю тебя, – сказал он. – Правда. У меня давно нет причин притворяться, если ты так думала.

— Я не знаю, что думать, – очень серьезно сказала Сахана. – Умом я понимаю все как есть – все это сделал со мной ТЫ. Ты – причина всего, что произошло. Но мое сердце так не хочет. Оно хочет биться рядом с твоим и верить всему, что ты говоришь, потому что это делает меня счастливой. А правда, какой я ее вижу, – только несчастной.

На этих словах она почувствовала его реакцию – руками, дыханием, биением сердца. Ей казалось, что она ощущает, как его энергия переходит в нее и обратно, будто бы они слились на каком-то невозможном духовном уровне.

— Ты что-то делаешь со мной своей магией? – спросила она.

— Нет, это ты что-то делаешь со мной, – ответил он.

Сахана слезла с его колен, утащила со стола бокал, чтобы развеять это наваждение, и Алкид налил ей еще вина.

Из-за пустых окон на них смотрело синее сумеречное небо. Было очень тихо и безветренно. Лавка давно казалась неудобной и Сахана сто раз поменяла позу, в которой сидела. Было понятно, что пора возвращаться в дом, но они оба не хотели разрушать эту идиллию.

— Ты не устал? – спросила Сахана.

— Что ты имеешь ввиду? – удивился он.

— Ну твоя магия не утомила тебя? Помнишь, что было с Лией?

Он лишь засмеялся.

— Вряд ли можно сравнить то, что у нее осталось с тем, что есть у меня. Я сегодня пытался вымотать себя. Был повод, – Алкид помрачнел, вспоминая. – Сначала думал, что выбился из сил, но мне похоже просто надоело. А то, что я делаю сейчас… Я не задумываюсь...

Сахана только задумчиво кивнула.

Они, наконец, пошли в большой дом. Поднялись к себе через вход левого крыла, чтобы ни с кем не встречаться. Вечер принадлежал только им.

***

Утреннее солнце едва смогло пробиться через толстые стекла окон. Сахана лежала, закинув на Алкида руку и ногу. Он давно проснулся, но не беспокоил женщину, любуясь ее телом, нежным красивым лицом и длинными ресницами. Наконец, она приоткрыла глаза и потянулась, обнимая его крепче.

— Доброе утро, – сонно прошептала она часто моргая.

Вместо ответа он поцеловал ее в нос.

— Ты такая забавная, – шепнул он, обволакивая ее своим телом.

— Только не снова, – простонала Сахана, пытаясь вылезти из-под него. –Честное слово, ещё немного и я буду звать на помощь.

— Ты же знаешь, что отсюда не слышно ни звука, – Алкид вдруг понял, что некоторыми вещами невозможно запастись впрок.

Она упёрлась в него руками, отталкивая и они игрались как дети в этой огромной кровати. Сахана вдруг с удивлением подумала, что всегда, пока он не уходил на работу, спала рядом с ним, или на нем, или чувствовала, как ее прижимает его сильная рука. Места было достаточно для четверых, но ни разу за это время они не воспользовались этим и не расползались в разные углы.