Страница 59 из 60
— Она приходила ко мне. Брала. Многое. Она знает. Меньше меня. Но знает. Училась. Ему нужны были яды. И мы делали. А потом те, на кого он смотрел, умирали.
— Мы думали, что он их убивал.
Сиу склонила голову.
— Она давала напиток. Ему. Им. Огонь выходил на свободу. И сила. Страсть. Он их убивал.
Вот ведь.
А… недоказуемо. И главное, что Чарльзу об этом знать не стоит. Наверное. Или рассказать? И…
— Это просто ошибка, — произнес Чарльз, приоткрывая дверь. — И… Милли, пожалуйста. Я не знаю, вспомнит ли она, но… это просто ошибка. Молодой глупой девочки, которую приворожили. Ты ведь понимаешь?
Я чуть склонила голову.
— Если не вспомнит, то… не надо рассказывать, ладно?
Не буду.
Я — не буду. Да только как-то… что-то расхотелось мне на Восток отправляться. Совершенно.
Глава 34. О том, что действительность не всегда соответствует ожиданиям
Августа открыла глаза.
Несколько мгновений она просто лежала, такая бледная, хрупкая, с неестественно огромным животом, который за последние дни увеличился, и Чарльз крепко подозревал, что это — совершенно ненормально. Но она открыла глаза.
И лежала.
Слушала.
— Здравствуй, — тихо произнес Чарльз, осторожно коснувшись руки. Сквозь пергаментную кожу проступали сосуды, и казалось, что, стоит надавить, и кожа эта лопнет.
Синеватые ногти.
Синеватые губы.
Ублюдок умер слишком быстро после того, что он сделал.
— Здравствуй, — эхом отозвалась Августа. Шепот её был тише голоса ветра за окном. Но Чарльз услышал. И улыбнулся.
— Это ты? — столь же тихо спросил он.
— Ты пришел за мной? — Августа повернула голову к нему.
— Да.
— Зачем?
— Чтобы спасти.
— Я не просила меня спасать.
— Ты… помнишь?
— Помню.
— Что?
— Все помню, — её безмятежная улыбка пугала. — Помню, что жила. И любила. И была счастлива.
По спине побежал холодок.
— Помню, что меня тоже любили.
— Не только тебя.
— Не только. Но он бы понял. Уилл. Рано или поздно, но он бы понял, что ему нужна лишь я. И отослал бы прочих. И мы жили бы втроем. Он, я и наш сын.
— Или дочь?
— Сын. Ему нужен сын, — она попыталась сесть, и Чарльз поспешно сунул за спину подушку. От Августы пахло болезнью и… безумием?
А оно имеет запах?
Похоже, что так.
— Что ты мне дал? — поинтересовалась она. — Сиу намешала? Еще та тварь… нелюдь… знаешь, Уилл заставил бы их склониться пред его величием.
— Украв артефакты?
— Он не крал. Они сами принесли, — Августа откинулась на подушки и погладила живот. — Они присягнули бы на верность. И он был бы милостив к своим подданным. Ко всем подданным.
— Ты встречала деда?
— Конечно. Он приходил. Самоуверенный козел.
Это какая-то другая Августа. Та, прежняя, его сестра, в жизни не опустилась бы до того, чтобы обозвать кого-то.
— Тоже думал, что умнее всех. Решил воспользоваться Уиллом… ты его убил?
— Не я.
— Не важно. Он бы все равно умер. И остальные… все, кто мешал нашему счастью. И не понятно только, почему ты жив?
Она поглядела так требовательно, что даже стало неудобно.
— Августа…
— Я бы стала императрицей.
— А я бы умер?
— Возможно. Или занял бы достойное место у трона.
— Служа самозванцу?
Странный разговор. Разве о том надо? Надо спросить о самочувствии. И заверить, что теперь-то все закончилось, что они скоро отправятся домой, всего-то пару дней нужно, порядок навести и заправить баки дирижабля летучим газом.
А там…
— Он не был самозванцем, — глаза Августы блеснули. — Он был драконом! Возрождавшимся! А ты… ты его убил!
— Не я.
— Конечно, твоя потаскуха…
— Замолчи.
— Она пришла. Обманула… и убила! Ты и она… будьте вы прокляты!
Этот визг ударил по ушам. И мрачноватого вида сиделка, присланная Дэном, поспешно перехватила руки Августы.
— Не шали, девонька, — сказала она неожиданно мягким низким голосом. — О ребеночке подумай.
— Он… он родится!
— Обязательно, — сиделка была крупной и грубоватой женщиной, до того некрасивой, что и смотреть-то на неё было неприятно. — Обязательно родится.
— Сын.
— Может, и дочка.
— Сын нужен! — заспорила Августа, неожиданно успокаиваясь. — Уиллу нужен сын!
— Будет и сын.
— Наследник!
— А то.
— Он родится… он вырастет. Я расскажу ему все. И он вас убьёт! — радостно завершила Августа, откидываясь на подушки. — Пить хочу.
— Сейчас, детонька. Водички? Или вот бульончику? Бульончик хороший, бульончик силы даст. Давай-ка ложечку… вот умничка… у такой красавицы…
Сиделка ворковала, успевая и подушки взбить, и одеяло поправить, и удержать Августу, обжигающий взгляд которой не обещал ничего хорошего.
— Чтобы детки сильными были, и матушка должна быть сильной.
И Чарльз поднялся. Может, лекарство не подействовало? Или… или не подействует вовсе? Что, если дело не в привороте, что если именно эта любовь, она настоящая?
Он вышел и прикрыл за собой дверь.
Прислонился к створкам, закрыл глаза. Боги, как он устал… и от Запада, и от всей этой истории.
— Не помогло? — Милисента подпирала стену.
— Не знаю. Я боюсь, что и не поможет. Что дело не в нем, а в ней самой.
— И что дальше?
— Понятия не имею, — вынужден был признаться Чарльз. — Я как-то не думал. Я… я ж считал, что и вправду нужен. Что приду. Спасу. И мы уедем. Она очнется.
Он подавил вздох.
Милисента взяла за руку и осторожно заглянула в глаза.
— Может… ей надо время?
— Может.
Только Чарльз начал подозревать, что время не поможет, что… и вправду, что дальше?
— Надо отвезти её домой. Там врачи. И целители. Здешнему я как-то не особо доверяю, — признался он. Пальцы жены были холодны. И сама она, наверное, замерзла. В этих башнях как-то слишком уж зябко. И он обнял Милисенту.
Просто взял и обнял.
— Есть те, кто занимается душами… не знаю… про них всякое говорят. Я не отдам её в…
— В дом призрения?
— Лечебницу, — поправил Чарльз. — Хотя есть очень хорошие, но все одно не отдам. Поместье… небольшое и тихое. Найму кого-нибудь, чтобы присматривали. Опять же… может, это от беременности? Я слышал, что беременные женщины часто разум теряют.
— Может и так.
— Не особо на это надеешься?
— Не знаю, — честно призналась Милисента. — Я её вообще боюсь. Но постараюсь как-нибудь привыкнуть. Мы ведь родственники теперь? Или как?
— Родственники.
От неё пахло травами.
А дверь стоило бы запереть. И без присмотра Августу оставлять нельзя, хотя с ней сиделка, но все одно сказать надо, чтобы не отлучалась. Вдруг да Августа решит наложить на себя руки?
Почему-то эта мысль не напугала.
Напротив, та, кого он увидел, не станет убивать себя. А вот эта мысль уже напугала. Но не настолько, чтобы выпустить жену.
— Значит, план имеется, — сказала та.
— Имеется.
— И это хорошо. Эдди… в общем, сказал, что дирижабль почти готов, что можем вылетать, как соберемся.
Наверное, стоило порадоваться.
Скоро все и вправду закончится, пусть и не так, как ожидал Чарльз. Но… главное, скоро закончится. И он вернется, наконец, домой.
Или нет?
— Когда ты много думаешь, то становишься слишком серьезным, — сказала Милисента. — Голова не болит?
А глаза у неё все еще золотые.
И волосы темные, непослушные. Смуглая кожа. Резкие черты лица. Удивительные черты, которыми нельзя не залюбоваться.
Тянет коснуться.
И Чарльз касается.
Сердце замирает. А потом отмирает.
— Ты удивительная, — больше не хочется думать ни о чем.
О плохом.
О хорошем тоже.
Хочется стоять вот так, вдвоем. Вечность. Или две. Две вечности всяко лучше одной. И ловить улыбку на её губах. Наверное, это нехорошо.
Категорически.
Нужно помнить… плевать на все, что нужно помнить, в том числе и на приличия. У него жена есть.