Страница 54 из 60
— Что тут… — Чарльз осекся, отмахнувшись от куска чего-то липкого, что угодило в плечо, растекшись по фраку липким кремом.
— Они свихнулись! — тихо сказала я, глядя как солидный господин с седой аккуратной бородкой, скачет козликом и весело размахивает цилиндром. — Я не знаю, что он сделал…
У стеночки сидел наемник и тихо горестно рыдал, баюкая в руках револьвер.
Мы осторожно прошли мимо. Обошли деву, что содрала и платье, и юбки, оставшись в одной нижней рубашке. Она кружилась, поднявши руки к потолку, и выглядело это жутковато.
— Точно, свихнулись…
— Слушайте меня! — этот голос прокрадывался в самое сердце, заставляя его сжиматься в страхе, что больше не услышу его.
Или наоборот, услышу.
— Слушайте меня…
Змееныш стоял на троне, покачиваясь из стороны в сторону, и был бледен. Драгоценная шкура его одеяний лежала на полу, на белой рубахе пестрели пятна.
— Вы все мои дети…
— Твою ж… — тихо сказала я, заткнув ухо пальцем. Мне самой-то хотелось слушать.
И смотреть.
И…
Раздался взрыв истеричного смеха.
И по спине моей побежали мурашки.
— Я вас всех люблю…
У подножия трона сидела Августа, глядя на Змееныша со странной смесью болезненного восторга и ужаса. Замерла сиу, скрутившись калачиком, зажимая уши. Орчанка стояла у стены, запрокинув голову, зажмурившись, а из глаз её текли кровавые слезы.
— Эдди…
Я вдруг обернулась.
— Эдди!
Широко распахнутые глаза и восторг, треклятый восторг в них.
Орвуд?
И он тоже смотрит на Змееныша, а тот, заметив нас, смеется. И снова смех его подобен разбитому стеклу, которое щедрой рукой сыпанули в ботинки. Тварь! Какая же он тварь!
— Вот и вы…
И снова этот голос, звенит, переливается.
— Ты обманула меня, Милисента, — сказала он, глядя на меня. И пальчиком погрозил. И все-то в зале вдруг замерли, обернулись, уставились на меня же. От взглядов их перехватило горло, дышать и то стало тяжело. — И что из этого получилось? Посмотри.
Он спрыгнул и пошел ко мне.
Неспешно так, совершенно уверенный в своей власти над людьми. И ведь он действительно властен над ними.
— Эдди, — я дернула брата за рукав, но он лишь моргнул. — Чарльз?
И этот в ступоре. Главное, смотрит на Змееныша с первозданным восторгом, которого этот ублюдок точно не заслуживает.
Орк? Застыл громадиной.
И вот… народу тьма, а подвиг совершать, так мне?
— Вы… вас следовало бы казнить. Как их… — он указал куда-то, и я увидела людей в одинаковых черных фраках. Все здесь в черных фраках, но у этих на груди были приколоты алые цветы. Люди сидели на корточках, тесною кучкой. Сидели, вцепившись в волосы, покачиваясь и… плакали?
— Они раскаиваются. И их раскаяние искренно… и даже он, посмотри…
Странник?
Я не узнала его сперва. Тоже фрак, тоже цветок в петлице, и упрямое выражение лица, которое то соскальзывает, сменяясь восторженным, то возвращается.
— Он пытается бороться, но его кровь слишком слаба. Знаешь, я ведь поверил, что с императорскими девицами ничего не выйдет. Надо было попробовать. Если они такие же, как этот, все бы получилось. А ты, выходит, куда как посильнее…
Еще шаг.
И смотрит прямо в глаза. И я смотрю. Что ж не посмотреть-то?
— Интересно… очень интересно… почти невозможно… но ведь все-таки… кто твой отец?
— Да так, один больной ублюдок.
— А мать?
— Достойная женщина.
— Не сопротивляйся, Милли, — он покачал головой. — Тебе же будет хуже. Всем им будет плохо…
А то им сейчас охренеть, до чего хорошо.
— Я ведь могу по-разному… скажем, вот так… — он щелкнул пальцами, и Орвуд вцепился себе в щеки. — Или, может, глаза? Он мне еще нужен, но и оставить предательство без последствий я не могу.
— Почему?
— Потому что это слабость.
— Нет, почему они опять? Они же должны быть… получить…
— Каплю твоей крови, чтобы скинуть морок? Да, у тебя вышло испортить праздник. А я не люблю, когда что-то идет не по плану… скажи, что с ними сделать? Хочешь, я заставлю их выколоть себе глаза?
Больной ублюдок.
Нет, ну почему вокруг столько больных ублюдков?
Это так… риторический вопрос.
— Или сжечь? — а ведь всерьез обдумывает. — Или… ты кого больше любишь? Мужа или брата?
— Обоих.
— Я позволю тебе выбрать, кто умрет, а кто останется жив…
Я отступила к Эдди.
Шаг.
И еще шаг.
Он стоит неподвижен, что столп. И меня не видит.
— Не надо убегать. Мы… мы можем договориться. Например, заключить договор.
— С тобой?
— Почему нет. Я оставлю им жизнь. Всем, заметь. И даже разум верну. Волю. В определенных рамках. В конце концов, я не кровожаден.
Ну да, не он плохой, жизнь такая.
Слышала уже.
— Если договоримся, то и им найдется место в новом мире.
Тоже достал. Чем его старый-то не устраивает?
— И чего ты хочешь?
— Ребенка.
От так сразу. Мы, считай, только познакомились, а ему уже и ребенка подавай? Не охренел ли он часом? Стоит, главное, улыбается во все зубы.
— Ребенка? — переспросила я. Мало ли, вдруг со мной глухота приключилась? А он кивнул, мол, все верно.
— У тебя ж будет, — я указала на Августу, что сидела с премрачной рожей и на нас пялилась. И главное, во взгляде её можно было прочесть, сколь рада она будет еще одной сестре.
В смысле, жене.
— Возможно. Она, конечно, одарена, но это не то… моя сила столь велика, что не каждая женщина может выносить мое дитя!
— А папочкин рецепт ты так и не разгадал.
Глаза Змееныша нехорошо блеснули. Злится?
— За что ты его убил-то?
— Я не убивал.
— Да ладно… заморочил кому-то там голову. Натравил. И вот… что стало с поселением? С людьми?
— А что с ними станется? Поверь, большинство перемен и не заметит. Большинству на самом деле глубоко плевать на то, кто там сидит на троне или стоит во главе. Если не забывать это большинство подкармливать.
Циничненько, но с другой стороны в чем-то он прав. От этого становится тошно.
— И да, я понял почти все, со временем, думаю, технологию отлажу. Но вот беда, для меня этого мало. Ритуалы, диета… они поднимают потенциал, но недостаточно. Нужна сильная кровь. Хорошая. Такая, как у тебя.
Впервые чувствую гордость, правда, не свою.
Ага.
Внушаем, стало быть. Пускай. И взгляд его держу. Пусть лучше в глаза смотрит, сосредоточившись на том, чтобы впихнуть мне в голову нужные мысли.
— Роди мне ребенка или двух. У императора должны быть наследники. И я сделаю все, что захочешь… хочешь, мы поженимся? По-настоящему? Хочешь, я объявлю тебя императрицей? Всего мира!
Охренеть просто, какие перспективы открываются.
Но прикусываю язык. А этот ублюдок распаляется. Я же опираюсь на Эдди, будто ищу у него защиты. Это же нормально — искать защиты от психов?
— Мы будем править вместе! Бок о бок! Мы завоюем эти земли, и все-то подданные будут славить нас… все-то будут любить нас искренне и эта любовь…
Выстрел грянул.
Оглушил.
А Змееныш покачнулся, кажется, так и не поверив, что все закончилось.
— Извини, — я прижала револьвер к груди, раздумывая, не всадить ли еще одну пулю. — Но я уже замужем.
И все-таки всадила.
В голову. Орвуд, конечно, просил, но… чуется, что этот подонок и в мертвом виде проблем доставит.
* * *
Первым поднялся Странник.
Он разогнулся, тяжело, будто на плечи его давило, если не небо, то ли потолки башни. Он сдавил голову руками.
— Вот… — то, что Странник произнес дальше я, честно говоря, повторять не стала бы, хотя запомнила. На всякий случай. Жизнь — штука сложная, никогда не знаешь, что в ней пригодится.
Из глаз Странника текли струйки крови.
И из носа.
И он вытер эту кровь рукавом, но только размазал, отчего лицо его сделалось жутким. Шел он медленно, слегка покачиваясь. И остановившись перед телом, уставился на Змееныша.