Месть колдуна

Минчинтон подал знак, и внимательный Ахмад мгновенно оказался у его столика.

– Виски, – заказал Минчинтон, хотя ему не очень хотелось пить. Но позвать бармена только для расспросов было неловко. И он задержал рванувшегося было к стойке Ахмада.

– Что он смотрит? – спросил недовольно.

– Новости. У них в стране что-то случилось с одним губернатором, – услужливо доложил Ахмад и хихикнул: – Сошел с ума. Прямо в парламенте, во время выступления. Да вот, смотрите!

Минчинтон бросил взгляд на экран телевизора и увидел суровое лицо человека с высокими скулами. Человек стоял за массивной трибуной из дуба и что-то говорил. И вдруг лицо его исказилось, он высунул язык и взялся руками за уши. Он корчил рожи и бессмысленно хохотал. Эта омерзительная сцена продолжалась бесконечно долго, и это странное зрелище притягивало и отталкивало одновременно. Наконец лицо безумца исчезло, возник комментатор, который стал что-то оживленно объяснять.

– Это случилось в парламенте, куда губернатора вызвали для объяснений, провинился в чем-то, – торопливо рассказывал Ахмад, довольный возможностью блеснуть эрудицией, – в зале были министры и другие важные гости. Заболевшего губернатора увезли, но Иван говорит, что он уже не поправится, поэтому в его крае сменится власть.

– Надо же! – удивился Минчинтон. – Сойти с ума прямо на трибуне… Может, он симулянт?

– Иван утверждает, что по-настоящему, – не согласился Ахмад. И добавил, воровато оглянувшись: – Эти русские все сумасшедшие.

Минчинтон движением руки отпустил его и задумчиво отхлебнул из принесенного стакана. Перед партией не стоило пить, но он чувствовал, что все реванш сегодня не состоится.

Слева, у входа, послышались шаги, и в бар вбежали трое остальных русских. Лица их были взволнованны, и Минчинтон понял, что они тоже знают новость. Иван, увидев своих спутников, спрыгнул со стула и широкими шагами двинулся к ним. Они встретились посреди зала, и Иван, широко раскинув свои могучие руки ("Медведь, – подумал Минчинтон, – настоящий русский медведь".) обнял сразу всех троих.

– Домой, ребята! – загремел он на весь отель. – Домой!

Женщины ответили радостным визгом. "Все-таки они очень шумные, – поморщился Минчинтон. – Даже эти".

Русский оглянулся по сторонам и, заметив Минчинтона, радостно крикнул ему:

– Вы гоу хоум, Морис! Вы гоу хоум! Итс вандефул!

Морис вежливо поклонился в ответ. Он не считал, что это "вандефул", но возражать не стал.

– Минуту!

Русский отодвинул своих и подлетел к стойке. Через минуту он с бутылкой виски и стаканами был за столиком Минчинтона.

– Выпьем! – предложил на своем правильном английском. – У нас большая радость, Морис, теперь мы можем вернуться на Родину. Понимаешь?

"Так они политэмигранты! – сообразил Минчинтон, вежливо поднимая свой стакан. – Поэтому и вели себя так тихо. А теперь – как все. Нет, все-таки русские, они и есть русские".

А вслух спросил:

– Вы уезжаете сегодня? В Москву?

В глубине души его еще теплилась надежда на реванш.

– Сначала на Мальту, – пояснил Иван, щедро разливая виски по стаканам своих спутников, которые, шумно придвинув стулья, уже сидели за столом. – У Оксаны там дочь и мама, мы их давно не видели.

Он обнял блондинку, и та с нежностью прильнула щекой к его могучему плечу. Морис отвел взгляд – ему стало неловко от такого откровенного проявления чувств.

– Счастливо оставаться!

Русский поднял свой стакан и мгновенно опрокинул его содержимое в рот. Затем накрыл своей могучей ладонью руку Минчинтона и крепко пожал ее.

– Спасибо, Морис! Вы были хорошим учителем и партнером. Мы славно провели время. Я буду вспоминать вас. Все, идем собираться.

Он с шумом встал, следом все его спутники.

Минчинтон еще с минуту сидел, приходя в себя после этого вихря, затем придвинул поближе оставленную русским бутылку. Там еще оставалось с полпинты отличного скотча.

"А за выпивку все же заплатил он"! – подумал Минчинтон, и на душе его стало веселее. Конечно, было лучше, если реванш все-таки состоялся бы, но оставленная выпивка тоже – утешение.

Спустя полчаса, слегка пошатываясь, Минчинтон вышел из бара. Ему было грустно. Заканчивался зимний сезон, и пора была возвращаться в Грейт Британ, к тоскливым вечерам с их постоянными перепалками с женой по поводу проблем выросших детей и наглости соседей. Надо было возвращаться к надоевшим за десятилетия партнерам по гольф-клубу, которые будут обыгрывать его и потом подтрунивать в баре над его неудачными ударами и промахами. От одной мысли об этом на душе становилось тоскливо.

Поэтому Минчинтон совершенно не обратил внимания на ожидавшего у стойки администратора высокого, стройного мужчину в добротном, явно сшитом на заказ у дорого портного, костюме. У незнакомца было красивое лицо с правильными, не запоминающимися чертами лица, и волнистые, чуть тронутые сединой темные волосы.

Незнакомец же, в свою очередь, заметил Минчинтона, и его тонкие бледные губы тронула еле заметная усмешка…