Притворись моей

Гарик ставит фильм на паузу. Пьет чай и молчит. Я пью свой. Мы переглядываемся. Оба понимаем, что вляпались с этой игрой. Сегодня активно демонстрировали влюбленность, целовались у всех на глазах, а завтра вдруг раз – и расстались. Выглядит неправдоподобно.

­– Скажем, но позже. Есть предложение.

Он смотрит пристально. По коже пробегает холодок, в теле появляется едва уловимая дрожь. Я ежусь под его взглядом. Пока мы были на людях, чувствовала себя нормально, было весело, наедине – ловлю мандраж.

– Какое предложение? – спрашиваю сдавленно.

– Деловое, не волнуйся, – широко улыбается. Заметно, что боль отпускает. – Наше сотрудничество имело успех. Давай продлим. На время твоей стажировки или до момента, когда будет достигнут нужный результат, – внимательно смотрит в глаза. – На взаимовыгодных условиях, – добавляет, не отрывая взгляда.

– Послушай, ну и так ведь понятно, что она тебя любит. Капец как ревновала сегодня. Я украдкой наблюдала. Из-за нашего спектакля на ней весь вечер лица не было. С футболистом своим поссорилась, уходила расстроенная…

– Это ничего не значит. Они еще вместе.

– Твоя цель разлучитьихили вернутьее?

– Это одно и то же.

Я кошусь на него и мотаю головой.

Он задумывается. Хмурит брови, нервно стучит по дивану пальцами.

– Нужно, чтобы они расстались. Твои условия?

Я растеряно вожу глазами по комнате. Бизнес-переговоры явно не мой конек. Но или сейчас, или никогда.

– Хочу работать в твоем американском офисе.

Фраза вылетает из меня, как черт из табакерки. Я ее только думала, а она сказалась. Второй бокал шампанского был лишним. Его пузырьки только сейчас меня догнали.

У Белецкого взлетают брови и сильно морщится лоб. Он не просто удивлен –охреневает от такого заявления.

Резковато получилось, согласна. Пытаюсь смягчить:

– В принципе хочу. Когда-нибудь. В перспективе. Не завтра.

– Завтра по-любому не получится.

– Конечно-конечно, я понимаю. Нужно проявить себя, показать профессионализм. Я готова, на все готова!

– На все? ­– переспрашивает и сканирует взглядом сверху вниз и снизу вверх.

– На все – в смысле работы, – уточняю на всякий случай.

В его словах мне постоянно слышится скрытый подтекст. И смотрит он необычно.

– Почему Штаты? Польский офис больше и перспективней.

– Мечтаю сбежать от родителей.

Он еще больше морщит лоб и меняет позу. Садится, выпрямляет спину и разворачивается ко мне всем телом.

­– Это интересно. Расскажешь, почему? Нам в любом случае нужно познакомится ближе.

­– У меня строгая религиозная семья, – признаюсь.

– То есть ты верующая?

Мотаю головой и начинаю рассказывать. О том, как мои родители стали протестантами и иммигрировали. Как папа из простого киевского таксиста превратился в совладельца крупнейшей в Европе транспортной компании и не уставал благодарить за это бога и церковь. Как в детстве мы с сестрой любили ходить на воскресные проповеди, потому что после них детей всегда угощали сладким, а потом у Кати выявили сахарный диабет, а у меня анемию. Как родители окрестили нас новыми именами, но мы все равно болели и нам все меньше нравились проповеди. Как потом сестра вернулась в церковь, потому что влюбилась в нашего проповедника, и как трагично она погибла вскоре после этого, а я совсем перестала верить.

Рассказываю спокойно и четко. Белецкий слушает с интересом.

– Родители на тебя давят? Им не нравится, что ты не разделяешь их взглядов?

– Принуждать к вере – грех, но они находят способы усложнить мне жизнь. После смерти сестры все внимание только на мне. Бесконечный диктат, прикрытый заботой. Папа очень жесткий человек.

– Я понял, – вздыхает Гарик. – У меня свои траблы с родителями, иного характера, но хрен редьки не слаще…

– Уголь сажи не белее, – заканчиваю фразу.

Мы переглядываемся. Улыбаемся по-дружески. Хорошо на душе после разговора. Одно мне не дает покоя: я не рассказала ему про Владека. И словом не обмолвилась про жениха.

– Будет тебе Америка, Аринка, – подмигивает Белецкий и бросает мне подушку, – Посмотрим фильм?

– А если не получится? Если они не расстанутся?

– Надо продумать тактику и все получится. Хочешь гарантий? Завтра пропишем условия и заключим договор. Включаю кино?

Киваю и подминаю под себя подушку.

Глава 6. Мы же подружились? Я не путаю?

Короткая пробежка или пилатес, потом душ и легкий завтрак. Идеальное, начало дня, но не сегодняшнего. Два бокала шампанского с непривычки и тонна пережитых накануне эмоций превратили меня в тюленя. Уже час валяюсь в кровати, не могу заставить себя встать.

Позвонила маме, написала сообщение Владеку. Обманула, что вечером читала и смотрела интересный фильм.

Фильм действительно был. Правда, не уверена, что интересный. Мы с Белецким отрубились под него: я – минут через двадцать после начала, он раньше.

Когда проснулась, мы спали в одинаковых позах. Ощущалось, что близко, хотя свободного пространства между нами было достаточно.

Накрываюсь одеялом с головой, прячусь. Первый день вдали от дома выдался таким, что сегодня мне стыдно за себя вчерашнюю.

Мы с Гариком на полном серьезе договорились играть влюбленных, пока его Злата не бросит известного футболиста. Чем я думала, когда соглашалась? За меня согласились пузырьки от шампанского.

Вылезти заставляет телефонный звонок. Номер незнакомый, но я отвечаю.

– Проснулась? Поднимайся ко мне пить кофе и обсуждать условия. Надо составить контракт.

Голос бодрый и уверенный, немного хриплый. Щеки моментально вспыхивают.

– Доброе утро, босс.

– День уже. Два-четыре-восемь. Бегом ко мне!

Звучит так, что возражения не катят. Он умеет быть настойчивым.

Ночью я перечитала все, что нашла о Белецком в интернете и посмотрела видео одного из его выступлений. Красивый, уверенный в себе, на шикарном английском он почти час рассказывал про операционные системы и информационную безопасность. Я и половины не поняла, но заслушалась и уснула под его хрипловатый голос.

Натягиваю на себя лосины и топ, в которых обычно бегаю. Он сказал бегом? Я послушный сотрудник. Бегом умываюсь, на бегу собираю волосы в пучок и несусь к лифту.

Поднимаясь, ловлю неясную тревогу. Впервые в жизни собираюсь заключить сделку, да еще какую! Сердце из груди вот-вот выпрыгнет.

В его квартире вкусно пахнет апельсинами и резковато свежемолотым кофе. Игорь на террасе разговаривает по телефону, ходит туда-сюда и активно жестикулирует. На нем простые синие джинсы и белая футболка. Он из тех, кому можно одевается просто и удобно, при этом выглядеть как миллионер. Он и есть миллионер.

Заметив меня, Белецкий останавливается, кивает в сторону кухни и поднимает палец, просит минуту. На столешнице стоит открытый ноут, я стараюсь не смотреть, что на экране. Это неприлично.

– Там наш договор, почитай, – он договорил и подходит. – Ты какой кофе пьешь?

­– Никакой. Обычно я не пью кофе. Дома запрет на стимулирующие напитки, на кофе, алкоголь…

– Вчера ты пила шампанское с маркетологом, – напоминает с улыбкой. – Сделаю тебе капучино?

Я не раз пила кофе, мне не нравится его вкус, но отказываться нехорошо.

Он стоит рядом, ждет ответ. Киваю и утыкаюсь в ноут.

Договор составлен на английском. Два листа текста. Я читаю внимательно. Со второго абзаца начинаю хихикать.

– Что тебя веселит?

Белецкий подходит вплотную и ставит рядом со мной чашку с капучино.

– Формулировки. Этот договор – такая чушь, нарочно не придумаешь, – смеюсь.

– Я привык все подробно прописывать, – оправдывается.

– Это правильно. На самом деле я бы добавила кое-что. Вот пункт пятый описывает, каким образом мы демонстрируем нашу лжевлюбленность, но не указано, что только в присутствии заинтересованного объекта.