Недокнига от недоавтора

Пусть ответит Юля

От школьных знаний сегодня в голове осталось не так много – базовые вещи из математики, некоторые формулы из физики и названия веществ из химии; разумеется, из истории – вечный принцип «вассал моего вассала не мой вассал» и кое-что ещё по другим предметам.

Один год в школе нам задавали непомерно много домашних заданий. Помню, как, дописав сочинение про чей-то там образ в очередном литературном произведении, я уже клевала носом, и последние строчки вышли неказистыми, а впереди был ещё целый параграф про грибы на урок биологии. Мама решила прочитать мне этот параграф сама, перед сном. Перед сном же лучше запоминается.

– Грибы изучает наука микология, она… Юля, ты спишь? – приходилось периодически меня проверять.

– Нет. Микология, понятно, – повторяла я, стараясь изо всех сил не уснуть.

– В качестве корней у грибов выступают ризоиды, – прочитала мама и от себя в качестве пояснения добавила, – это такие волоски, ими грибы крепятся к земле и за счёт них питаются. Как присоски, поняла?

– Да, поняла, – ответила я и отправилась в царство Морфея.

На следующий день первым был как раз урок биологии. Я сидела на первой парте, но вовсе не потому, что была отличницей. Сидела я там из-за своего плохого зрения. Обычно я всегда была готова к уроку, но тянуть руку выше всех не хотела, ну а если учитель сам меня спрашивал, то без проблем отвечала. Эта отлаженная система работала, но в тот день дала сбой. Учительница биологии, Татьяна Дмитриевна, спросила, как называются корни грибов. Корни грибов? Да я же знаю ответ! Это последнее, что я слышала перед сном вчера. Все удивились моей поднятой руке, больше всех, конечно, – Татьяна Дмитриевна. Она удивилась настолько, что дала мне ответить.

– Присоски, – гордо выдала я с места.

В классе раздался хохот, и, поймав на себе недоумевающий взгляд учительницы, я поняла, что что-то не так.

– Юля, какие присоски? Ри-зо-и-ды! – громко и членораздельно произнесла Татьяна Дмитриевна.

Сама не знаю, как среди стольких биологических терминов затесались «присоски». Оказалось, что пытаться запомнить что-то перед сном не самая лучшая идея. Зато эти ризоиды я запомнила на всю жизнь.

Обидное

Шуточки от бабушек из соседнего подъезда

В детстве я была счастливой обладательницей круглых угольно-чёрных глаз, которые с возрастом стали просто карими. Знакомые женщины пенсионного возраста, считающие себя искромётными юмористками, часто меня останавливали на улице и задавали один и тот же вопрос:

– Юля, а ты глаза-то сегодня мыла?

Видимо, намекая на схожесть чёрного цвета с грязью и делая своеобразный комплимент, больше напоминающий оскорбление.

«Мыла, а вы, видимо, нет», мысленно отвечала я.

На самом деле в ответ я молча таранила их взглядом. Каждый раз я думала как-нибудь остро ответить, но ничего не получалось.

Гендерные стереотипы

Недавно в одном подкасте я услышала следующую историю. В детском магазине, выбирая подарок, мальчик попросил у папы купить ему набор с игрушечным утюгом и гладильной доской. Всё это было упаковано в коробку предательского розового цвета. Папу такое пожелание возмутило и он со словами «Ты чего? Пойдём купим машинки!» выбрал какой-то танк или самосвал или ещё что-то из той же оперы огромных размеров.

Я хоть танки и не просила, но в машинки играть очень любила. Откуда у меня взялись машинки? Оттуда же, откуда одеяло голубого цвета – ждали не меня, а некого мальчика. Но и мне были рады, а на радостях оставили и машинки. До определённого момента. Однажды я их просто не нашла среди своих игрушек.

– А где мои машинки? – удивлённо спросила я родителей.

Как оказалось, их отдали моему доросшему до машинок родственнику. Меня даже не спросили. Надо признать, что, увидев мои полные удивления и непонимания глаза, родители поняли, что поступили неправильно. Затем, по мере моего взросления, избавлялись они от игрушек, только получив моё согласование. Но отдали-то они их явно по понятной причине – девочки в машинки не играют. Чуть повзрослев, я подумала, что когда у меня будут дети, я точно их буду спрашивать о таких вещах, ведь в детстве игрушки это хоть и небольшая, но всё-таки собственность ребёнка. А послушав тот подкаст, я пообещала себе, что, когда у меня будут дети и если это будет мальчик, то я куплю ему игрушечный утюг. Разумеется, если он сам попросит.

План по избавлению от поросят

Самым приятным при поедании манной каши было обнаружить в полупустой тарелке, среди оставшихся комочков, трёх поросят, которые там всё время прятались. То же самое было и с супом. Зачем-то эти весёлые поросята прятались на самом дне тарелок и ждали, когда я всё доем. Это были мои любимые тарелки, но не только из-за поросят, а ещё потому, что они были именно мои. Мама могла положить себе и папе какую-нибудь там котлету в любую тарелку, но только не в мою. Тарелки с поросятами были моей первой собственностью, не считая игрушек.

Ничего не предвещало беды, и я планировала есть из этой тарелки ещё очень долго, лет до двадцати, как минимум. Но в один день случилось непоправимое – на тарелке появилась трещина. Меня эта трещина, собственно, не очень волновала, она лишь отделила одного поросёнка от остальных, но рисунок не портила. А вот папе она сразу не понравилась. Казалось бы, тарелка не его, чего же он переживает. Но у взрослых своё видение, и в трещине на тарелке им виделся знак надвигающейся беды. С того дня началась реализация папиного коварного плана по конфискации моего небольшого треснутого имущества. Просто взять и выбросить тарелку он не мог, а предложить мне есть из другой не было смысла – я бы не променяла своих поросят на скучные взрослые тарелки. Папа был хитёр.

С момента появления трещины прошло несколько дней, и я не ожидала подвоха. Мама накрыла на стол и позвала всех на кухню ужинать. Помню, что у нас тогда на ужин было пюре с сосисками. Папа, что на него не похоже, ведь обычно его не дозовешься, пришёл первым. По телевизору тогда показывали что-то интересное, и он, ссылаясь на это, схватил тарелку и пошёл есть в гостиную. Кроме того, что есть перед телевизором мне не разрешили, так ещё и, придя на кухню, я не обнаружила свою тарелку.

– Мам, а где моя? – спросила я в растерянности.

Нехитрым путём выяснилось, что мою схватил папа и уже уплетает с неё сосиски в комнате.

– Ничего, Юля, разок поешь из этой, – сказала мама и пододвинула мне взрослую тарелку.

Хоть сосиски с пюре и были моим любимым блюдом, есть их без поросят было не так интересно. Где-то на середине второй сосиски на кухню зашёл папа с грустным видом – в руках он держал две половинки, когда-то бывшие моей целой тарелкой.

– Раскололась, – виновато сказал он.

Мне, конечно, было грустно. Я не верила ему и маме, успокаивающей меня тогда, что это произошло случайно. Я и сейчас не верю. Конечно, всё инсценировано было по высшему разряду, не придерёшься – произошло случайно, а раз она раскололась, то нужно выбросить. Доедая вторую половинку сосиски, приправленную слезами, я подумала тогда, что мне остаётся только одно – беречь свою оставшуюся суповую тарелку, чтобы её не постигла та же участь.

Детский сАД

Я ненавидела детский сад. Всей своей детской душой. Почти каждое утро родители выслушивали мои стенания, но, несмотря на них, всё равно вели меня туда. В садике мне было ненавистно всё – дети, игрушки, еда.

Маленького интроверта в моём лице постоянно сталкивали с устоявшимся детским коллективом и заставляли играть. Стоит сказать, чтобы вы не думали обо мне, как о социофобе, что у меня были друзья во дворе, с которыми мне было комфортно и интересно проводить время. Но мне никогда не было скучно одной, у меня были сюжеты у игр, будь то игры в куклы Барби, или с мягкими игрушками. Да такие сюжеты, что мыльным операм и не снилось. В саду же постоянно кто-то мне мешал играть, возможно, мне надо было чуть больше времени, чтобы проникнуться и присоединиться к ребятам, хотя, оглядываясь назад, я вспоминаю, что их игры мне казались совершенно неинтересными. Игра «дочки-матери», которая является очень важной игрой для детей как модель социальной ситуации, мне казалась скучной. Другое дело, когда у твоего резинового быка – простого работяги есть внебрачный сын от богатой красотки-медведицы, которая не может воссоединиться с семьёй в силу сложившихся в обществе устоев и мужа свиньи-абьюзера.