Страница 6 из 27
— Дам, — кивнул Алестар.
Взяв со стола гребень, он быстрыми нервными движениями расплел косу и принялся ее расчесывать, беспощадно раздирая спутавшиеся пряди.
— Только я дам тебе настоящую свободу, — бросил он, не глядя на замершую в ожидании Джиад. — Думаешь, я не понимаю, о чем говорил этот глубинный маару? Могу поспорить, если я решу заключить договор с твоим храмом, чтобы ты стала моим стражем, Карианд не будет слишком возражать. Эргиан изо всех сил намекает, что… Ладно, неважно.
— И… что вы собираетесь делать? — похолодела Джиад, вдруг понимая, какую безумную идею могла подать рыжему болтовня Эргиана.
Очень расчетливая болтовня — следовало признать.
— Выкупить тебя, — буднично подтвердил ее страх Алестар. — Я же обещал, помнишь? Не для себя, конечно… Монеты уже готовят — я велел казначею рассчитать все в золоте, чтоб не возиться с серебром.
— Благодарю…
Дыхание все-таки перехватило, и в этот миг Джиад окончательно поверила, что ее отпустят. И не просто откроют клетку и снимут ошейник, а вернут крылья, которых ее душу лишило предательство Торвальда. Вот так просто! Чем отплатить за подобное, она не знала, да и счетов между ней и Алестаром накопилось столько, что если их разбирать… Так что к демонам все прежние счета, сейчас ее заливала искренняя горячая благодарность, для которой Джиад даже слов подобрать не могла. Да, Кариалл предлагал нечто подобное, когда нуждался в ее помощи, но то было в уплату за оскорбление, и Джиад никогда не оценила бы свою честь и гордость даже по таким высоким ставкам. Алестар пообещал неизмеримо больше! Он не хотел заплатить стражу, которого собирался оставить себе, он давал Джиад свободу!
И… не об этом ли говорил Малкавис? Не это ли он обещал? «Единственный путь стать свободной — посмотреть в глаза собственному страху и слабости», — вспомнились Джиад слова, услышанные в забытьи. Значит, она выполнила условие бога? И теперь станет воистину свободна?!
— Не за что, — невесело улыбнулся Алестар, отводя взгляд. — Это меньшее, что я могу сделать. Только не торопись, прошу. Отправить в храм деньги — еще куда ни шло, это могут устроить наши слуги на берегу. Но тебя мне им доверять не хочется. Или нужно найти действительно надежных спутников. Пусть твой… друг очнется, может, он что-то посоветует.
— Да, конечно, — поклонилась Джиад.
А рыжий ведь останется со своими бедами один. Та же неясная тоска, что мучила ее все утро, не отступала, грызла потихоньку, царапала сердце, как дурная злая кошка… Да, это дела иреназе, Джиад они не касаются. С самого начала не касались! Она и так сделала, что могла, став Алестару стражем, пока жила здесь. Интриги и заговоры советников, покушения, глубинные боги и их прислужники — все это не ее дело! Да Алестар и сам не просит помощи. Бывшая избранная ему ни в коем случае здесь не нужна, это станет оскорблением настоящей невесты! Маритэль вот-вот приплывет, остались считанные дни… И даже то, что придется задержаться из-за раненого Карраса, может вызвать неудовольствие кариандцев, на что бы там ни намекал Эргиан… Ведь все так, верно?
Ну и что же тогда Алестар смотрит, словно у него сердце пополам рвется, а губы принца держат вежливую улыбку, как приклеенную? Они ведь уже не связаны запечатлением — зачем эта ложь? И разве могут лгать глаза? Это ведь не клятвы…
— Простите, ваше величество, — проговорила Джиад, изнывая от еще более непонятной, чем тоска, вины. — Мне нужно навестить Лилайна. Если он уже проснулся, я хочу узнать у него… про перстень.
— Да, конечно, — кивнул Алестар, запуская пальцы в коробку и бездумно пересыпая камешки риши. — Возвращайся потом, нам тоже есть о чем поговорить. Я надеюсь, эти несколько дней, что ты еще будешь здесь, ты не откажешь мне в советах? Ты ведь тоже, — старательно улыбнулся он, — мой советник. Тринадцатая каи-на Акаланте.
И от этой вымученной улыбки Джиад окончательно сбежала, уговаривая себя, что ничего страшного — это просто у рыжего привычка. Или запечатление уходит не сразу, а как болезнь, от которой выздоравливаешь постепенно. Пройдет. Приплывет Маритэль, и Алестар забудет даже Кассию, не то что связанную с ним дурным случаем двуногую.
«Но он не забыл Кассию, когда был запечатлен с тобой, — возразил тихий упрямый голос ее „внутреннего я“. — Значит, настоящей любви запечатление не помеха?»
«Так это любви, — невесело усмехнулась Джиад, подплывая к двери комнаты рядом со своей спальней, где устроили Лилайна. — Я-то здесь причем? Вот рассчитается его величество окончательно со мной и со своей совестью — и сможет жить спокойно. И пусть. Пусть хотя бы от потери Кассии излечится — от души ему желаю. Пусть будет счастлив с Маритэль и постарается сделать ее счастливой. Это жизнь, Джи. Что-то теряешь, а что-то находишь…»
Но последние слова прозвучали в памяти насмешливым голосом Торвальда, любившего эту поговорку, и Джиад вздрогнула, прежде чем открыть дверь.
Лилайн уже не спал. Увидев Джиад, он попытался привстать из кучи подушек, на которые опирался, но тут же снова неуклюже опустился в них и поморщился от боли.
— Лежи! — торопливо попросила она, подплывая и опускаясь рядом. — Ради Малкависа, не дергайся. Как ты?
— Живой, — усмехнулся Каррас, глядя на Джиад лихорадочно блестящими глазами. — А ведь думал, из этой передряги уже не выберусь. Ты-то сама как?
Он протянул здоровую руку, и Джиад легонько сжала горячие пальцы — у алахасца был жар.
— У меня все хорошо, — сказала она чистую правду. — Я здесь почетная гостья. И что-то вроде леди… Прежний король наградил меня титулом за… Долго рассказывать — давай потом? Лил, они наверняка свалят смерть Торвальда на тебя, понимаешь?
— Еще бы, — вымученно усмехнулся алахасец. — Не признаются же, что сами его порешили. А, плевать. Потеряв голову, о серьгах не жалеют, верно? Гостья, значит? И долго тебе еще… гостить?
— Уже нет, — вздохнула Джиад. — Пока ты не выздоровеешь. И пока не решим, что дальше делать. В Аусдранг тебе нельзя — схватят. Лил, прости… Это я втянула тебя во все это.
Она опустила взгляд к руке алахасца, которую держала. Сильные темные пальцы казались странно тонкими, будто похудевшими, да и лицо Карраса заострилось, а в вырезе рубашки виднелись темные следы на ключицах — то ли шрамы, то ли ожоги.
— Глупости, — улыбнулся тот, мгновенно став прежним Лилайном Каррасом — отважным и азартным. — Что-что, а вляпаться во всякое я и сам умею. Джи, тебя… здесь точно не обижают?
Джиад покачала головой, растерянно подумав, сколько же придется рассказать Лилайну, чтобы алахасец понял, насколько все изменилось с прошлого раза, когда она была пленницей. И непонятно, что именно можно рассказывать, ведь многое — тайна акалантцев.
— Точно, — улыбнулась она. — Я же говорю… Лил, ты быстро поправишься. Здесь отлично лечат, гораздо лучше, чем на земле. И мы сможем… Боги, как же я по тебе соскучилась!
Подчиняясь порыву, она подняла руку алахасца выше, прижалась к ней щекой и замерла, прикрыв глаза. Лилайн… живой! Какое счастье — сознавать, что прямо сейчас им ничто не угрожает. Что можно побыть вместе, поговорить, прикоснуться…
— А нынешним королем у хвостатых, значит, тот самый принц, что тебя… — услышала она напряженный и не по-хорошему холодный голос алахасца.
— Забудь, — поспешно сказала Джиад, вздрогнув. — Просто забудь, ладно? Он…
И вот как объяснить, что Алестар не просто выпросил прощение? Несколькими неделями раньше Джиад сама бы не поверила, скажи кто-то, что она простит рыжего. По-настоящему простит, от души. И что сам иреназе изменится настолько, что пропасть между нынешним Алестаром и тем жестоким испорченным мальчишкой станет глубокой, как эта их Бездна.