На пороге империи

– Тихон, это ты? Я знаю, что это ты.

– Я, Фрида, я!

Женщина на цыпочках быстро приблизилась к нему и прижалась всем телом:

– Думала, что больше тебя не увижу. Каждый день вспоминала наши беседы и благодарила Бога за те минуты. Где же ты пропадал?

– Потом расскажу. Никак не думал, что ты тоже окажешься в безвыходном положении.

– Я по-любому хотела вернуться в Германию, да денег нет на обратную дорогу. Там ведь родня осталась, а здесь никого у меня нет, и работы нет. Хотела вязать носки и варежки, продавать их, так меня с рынка чуть ли ни метлой выгнали. Орали, что немчуре там делать нечего.

– Теперь послушай мою историю.

Тихон рассказал о своей лесной жизни, о стремлении вернуться к людям, об обмане, который с ним сотворили и поставили тем самым на грань самоубийства.

Фрида обрадовалась, что вместе с Тихоном будет искать выход из сложившегося положения, в котором может кроется спасение для обоих. Утром перешли в гостиную и после трапезы продолжили обсуждение плана действий. Фрида без раздумий согласилась пойти в Посольский приказ и попытаться договориться о своем отъезде в Германию. Надеялась сразу получить прием у Копытина.

Как только за ней закрылась дверь и щелкнул замок, Тихон от нечего делать пошел в кабинет покойного хозяина. И снова уселся на его место. Занавески плотно закрывали вид на улицу и этим обеспечивали спокойствие. Коробков вспомнил бабкин знак и воспроизвел его рисунок в своей памяти. Провел пальцем по поверхности стола, повторяя очертание и зигзаги. Ничего сложного в том не обнаружил и подумал, что старуха скорее всего морочила ему голову, заставляя тренироваться в начертании этой каракули. Тихон достал из своего кармана лист бумаги и повторил грифелем изображение. Каково же было удивление, когда на бумаге получилось совсем не похожее на то, что сидело в его голове.

Тихон снова начал тренироваться на поверхности стола, снова пришла к нему уверенность, но на бумаге вышло нечто несуразное. Чем дольше он занимался этим занятием, тем хуже у него получался рисунок. Сколько времени прошло он не заметил и очнулся, когда в дверь тихонько постучали. Подойдя к двери, услышал голос Фриды.

Выражение ее лица сильно напугало Тихона. Вероятно затея, придуманная Тенью и Акулиной провалилась.

– Пришла я в Посольский приказ, уткнулась на входе в ярыжку. Всех посетителей он спрашивал о причине визита. Двоих, стоявших впереди, отправил восвояси.

– А ты что ему сказала?

– Прежде, чем говорить, заплакала. После третьего требования ярыжки вытереть сопли, упала на колени и стала умолять допустить меня до дьяка Копытина.

– Небось сказал, что дьяка нынче не будет в Приказе и велел уходить?

– Ни в жизнь не догадаешься. Он попросил у меня три рубля, но только не медяками. Деньги у меня при себе были, и я согласилась.

– Прямо в наглую сказал?

– На ухо, шепотом. Я тоже не в руки ему деньги отдала, а вроде ненароком положила в карман его кафтана. Он запустил туда руку и, видимо, наощупь пересчитал деньгу.

– И в конце концов отвел к дьяку?

– Сказал, что пропуском к дьяку Копытину ведает подьячий Перепелкин, но допуск к нему стоит еще четыре рубля.

– И ты?

– Пришлось отдать. Как только деньги перешли к нему в карман, он закрыл перекладину на защелку и велел остальным посетителям ждать. Повел меня на второй этаж. Подьячий Перепелкин сидел в узкой комнатенке за дубовым столом и свернутой в трубочку бумагой бил мух, а они прилетали и прилетали целыми стаями, садились на стол и будто дразнили его. Ярыжка назвал мою фамилию и ушел. Перепелкин отложил трубочку в сторону и поинтересовался зачем я пожаловала. Сказала, что дьяк Копытин по слухам ведает возвращением немцев на родину. Подьячий достал лист бумаги и велел изложить письменно причины моего возвращения. Я предупредила, что по-русски писать не умею.

– А он?

– Он велел писать по-немецки. Видимо, знает наш язык, потому как прочел мою писанину и кивнул головой. Попросил показать паспорт, вернул его и сообщил, что встреча с дьяком Копытиным стоит двадцать пять рублей серебром.

– Чего-чего?

– Чтобы представить меня дьяку, ему надо заплатить двадцать пять рублей. Он назначил встречу на завтрашний день в полдень. Сказал, что если денег не найду, то могу и вовсе не приходить. Деньги такие у меня имеются, но они почитай последние.

– Деньги мы возьмем у тех, кто нас надоумил на это. Еще свой интерес туда добавим. Завтра поутру приезжай в Красное село. Как найти тот дом, где я живу, расскажу позже. Там выдам тебе деньги на посещение дьяка. Отдашь деньги дьяку, возвращайся в Красное. Коли включат в посольство, место отправления не называй, а дату оставь настоящую. Местом по-любому назовешь Сергиеву слободу. По деньгам буду требовать с них семьдесят четыре рубля. Пусть раскошеливаются.

– А у них есть такие деньги?

– Найдут. Сейчас я спрячусь и уйду по темноте.

В кромешной мгле, Тихон вынырнул на улицу и по-кошачьи двинулся на окраину слободы. Карета уже его ждала. Впереди предстоял разговор с Акулиной и с тем человеком-невидимкой.

Дверь в избу оказалась незапертой. Бабка ждала его на лавке у печи.

– Глянь, явился Ванятка после трудов праведных, – проскрипел старушечий голос.

– Не зубоскаль, Акулина, дай парню отдышаться, – послышался знакомый бас, но силуэта нигде не проглядывалось.

– Особо упрашивать немку мне не пришлось. В Германии у нее родня имеется, а тут вообще никого. Сходила она в Посольский приказ и вернулась с чем пришла.

Тихон обстоятельно рассказал о походе Фриды в Приказ и назвал сумму. Предупредил, что девка придет с утра за деньгами.

– Копытин назовет куда приходить и какое время отправление? – прогудел бас.

– А как по-другому? Не сразу же ее в поезд посадят. Так что, денег дадите?

– Уж не удумал ли ты, Ванятка, нагреть нас на семьдесят четыре рублика и скрыться вместе со своей немкой? – проскрипела Акулина.

– Ты, бабка, видела ее, немку эту? То-то же! Надо сильно не любить свое мужское достоинство, чтобы дружить с такой красавицей. Так что с деньгой? Может, Акулина, твой перстенек заложить для общего дела?

– Какой такой перстенек? – послышался бас.

– Ванятка на улице колечко нашел и мне подарил, – протараторила Акулина.

– Так было, Ванятка? Отвечай!

– Так и было, – Тихон понял, что старуха втихаря ведет дела с Клычком.

– Ступай, старая, принеси семьдесят четыре рубля, – велел бас, – небось схрон твой ломится от накоплений. Думаешь с собой в могилу забрать?

– Тебя еще переживу, – огрызнулась Акулина и пошла на двор, плотно затворив за собой дверь.

Тихон пересчитал деньги, сложил в карман своего кафтана и сказал:

– Завтра к вечеру будет полная ясность с отправкой посольства.

– Ты, Акулина, одних этих молодцов не оставляй. Каждый шаг стереги, – силуэт мелькнул у двери и растворился.

– Мог тебя, Акулина, сдать перед Тенью с перстенёчком от Клычка, но добрый я, не хочу тебя злить.

– А я не боюсь, не таких начальных людей видела на своем веку.

– Кто он такой, этот мужик, чего так прячется?

– Его при всех выездах Софьи увидеть можно, не в свите, конечно, и не у ножек царевны. Сбоку-припеку, но на виду.

– Тогда поди не бедствует? Зачем ему дела воровские, да душегубные?

– Человек, познавший рисковое дело, жить по нормальному уже не может.

– Если на благо, то пусть.

– Если на благо себе.

– Что, бабка, за узор ты давеча мне подсунула? Пока ждал Фриду, попробовал начертить и за этим занятием счет времени потерял.

– Секрету моему уже за пятьдесят годков будет. Началось все в остроге Самарской крепости. Ждала черёда, когда голова моя с плеч скатится. Много нас в том подземелье томилось. Обнаружился звездочет из Персии, дед с лысой головой и седой бороденкой клинышком. Мало того, что я одна баба среди всех, так еще и самая молодая. Звездочет, чтобы меня успокоить, дал ту самую бумажку, что я тебе надысь показывала. Предупредил, что, когда знак начнет получаться, то могу любое желание загадывать.