Коллекция

— Ты захотел страшной вещи, Стас, — глухо произнесла Кира, вытирая мокрые от слез щеки.

— Знание — это большая власть, сестрица. И прежде всего, над самим собой. Идем, — он протянул ей руку. — Мое желание окончено. Теперь начинается твой праздник.

VIII

Они снова шли вперед по бледным цветам, и Кира слышала, как позади ступают лапы стражей. Стас молчал, и медальон на его груди, покачиваясь, тихо позвякивал. Его пальцы по-прежнему сжимали ее руку, но теперь он не вел, а скорее держал, точно боялся, что Кира в любую секунду может дать деру. В сущности, он не так уж ошибался… но квартира осталась слишком далеко, да и где гарантия, что стражи из почетного сопровождения не превратятся тут же в охотников? Кира шла и, несмотря на грандиозность всего, что уже произошло, ее мысли так и крутились по кругу, вновь и вновь возвращаясь к одному и тому же человеку.

Она так и не поняла, откуда взялся этот дворец. Только что ничего не было впереди — лишь холмы без края, и вот он уже тут, и уносятся в чудовищную высь его бесчисленные башни, увенчанные куполами и острыми, как иглы, шпилями, и иные башни отливают медью, а иные гладко блестят черным, и огромный центральный купол сиял золотом, и всюду уступы, и толстые прозрачные колонны, внутри которых клубилось что-то темное, и стрельчатые арки, и широченная мраморная лестница, на перилах которой через равные промежутки стояли большие серебристые чаши, и что-то странное было во всем этом сооружении, если отбросить совершенно немыслимую архитектуру… чего-то не хватало, и Кира почти сразу же поняла, чего именно. Во дворце не было ни одного окна. И лестница, приглашающее взбегавшая вверх, упиралась в глухую стену. И откуда-то из-за этой стены доносились легкие призрачные звуки музыки, и прислушавшись, Кира ощутила еще большую нереальность происходящего. Страшный в своей красоте огромный дворец удивительно подходил этому миру, но музыка ему не подходила совершенно.

— Это же „Венгерский танец“ Брамса! — изумленно произнесла она, останавливаясь у подножья лестницы, и Стас негромко усмехнулся, хотя за этой усмешкой Кира все же ощутила смятение и страх.

— Ну да. А ты чего ожидала услышать? Похоронный марш?

— Я не понимаю… Эти холмы, дворец… это слишком…

— Что слишком? Слишком красиво? — Стас склонил голову набок. — А как ты себе представляла это место? Реки крови, груды костей и всюду, конечно же, непременно заунывные стоны? В таком мире было бы довольно скучно, Кира, тебе не кажется?

— Но я…

Стас фыркнул, повернулся лицом к лестнице и приглашающе протянул руку. Кира осторожно оперлась на нее, и едва их ноги коснулись первой ступеньки, как в ближайших к ним двух серебристых чашах вспыхнуло пламя — белое с бледно-синим отливом, и от него потянуло холодом. Кира вздрогнула от неожиданности, но, сжав зубы, тут же шагнула на следующую ступеньку.

Они поднимались все выше и выше, но ей почему-то казалось, что они наоборот спускаются, и из каждой чаши, мимо которой они проходили, взметывался белый огонь, словно кто-то, внимательно наблюдая за ними сквозь стену, нажимал нужные кнопки, и за их спиной снова сгущалась ночь, и холмы, усыпанные цветами, тонули в беспросветном мраке.

Когда Кира ступила на площадку перед глухой стеной, ее вдруг потянуло вперед — потянуло неудержимо, словно невидимые руки обхватили ее за талию. Не останавливаясь, она шагнула вперед, прямо на стену, так и не отпустив руки Стаса, и стена вдруг приняла ее в себя, обдав на мгновение таким холодом, что Кире показалось, будто ее открытые глаза превращаются в лед. И в следующее мгновение они вошли в призрачную музыку, тоже казавшуюся тенью той музыки, которую она столько раз слышала… там, где-то очень далеко, и вокруг был гигантский круглый зал, и под высоким потолком, к которому уходили рассекавшие зал стройные колонны, теснилась тьма, в которой что-то холодно мерцало, и всюду было бледное пламя факелов, тянущихся вдоль стен, и недоброе поблескивание густо-черных зеркал, в оправе из тускло-золотых толстых змеиных тел, и музыка плескалась всюду, и везде, куда только не смотрела Кира, на гладких черных тусклых плитах пола в танце кружились люди — мужчины и женщины, дети и старики, одетые празднично, во фраки и пышные длинные платья, и Кира чувствовала движение воздуха, когда мимо, колыхаясь, проносились роскошные юбки, и у всего был только один цвет — бледно-серый. Но теперь это были уже не тени, и она видела черты их лиц, застывшие в улыбке губы и глаза, в которых поблескивали восторг и страдание. Вдоль стен сидели и лежали грозные стражи, пристально наблюдая за танцующими, и почетный эскорт, сопровождавший Киру и Стаса, тотчас же к ним присоединился.

Музыка вдруг стихла, словно втянувшись обратно в стены, и гулкую тишину зала расколол торжественный возглас:

— Она здесь! Приветствуйте же ее! Приветствуйте пришедшую по холмам!

„Пришедшая по холмам“ неожиданно заскромничала и, опустив глаза, сделала было попытку дернуться обратно, к стене, но Стас вцепился ей в руку, прошипев:

— Прекрати немедленно! Хочешь, чтоб она нас выгнала?!

— Камень-то у меня, все-таки, — заметила Кира, поправляя сползший с головы шарф.

— А мир пока что у нее!

— Логично, — буркнула она и приняла величественную позу. — Ладно, веди. Пришли — так пришли.

Люди расступились по обе стороны зала, образовав широкий коридор, и низко склонились, и это отчего-то принесло Кире некое призрачное, как и все здесь, удовольствие, но она тут же одернула себя — нельзя, нельзя! Стас потянул ее за собой, и она пошла, ступая босыми ногами по гладким холодным плитам и надменно глядя вперед — туда, где, еще очень далеко, на площадке, к которой вели широкие ступени, стояла, приветственно протянув руки, высокая женщина с зачесанными наверх волосами и в строгом платье с длинной узкой юбкой, и даже не разбирая еще черт ее лица, Кира уже знала, чьи руки протянуты в ее сторону. В голове ее был полнейший сумбур, и она пыталась выудить из него хоть что-то, что ей следует сказать, но ничего не получалось. Что она сейчас скажет бабке? Вера Леонидовна, вы низложены? Или: „Теперь я тут главная и посему отменяю все это во веки веков“?! Она отвела взгляд от женщины и принялась смотреть на медленно плывущие мимо склонившиеся перед ней головы, и одна, с пышными короткими волосами, в которые был воткнут бледный цветок с холмов, вдруг показалась ей очень знакомой. Не выдержав, Кира выдернула руку из пальцев Стаса, и подбежала к застывшей в низком поклоне фигуре. Шарф слетел с ее головы, мягко скользнул на пол, превратился в туманную дымку и исчез.

— Вика! Вика!

Минина медленно подняла голову, и на Киру глянуло ее бледно-серое лицо и тусклые, ничего не выражающие глаза. Кира схватила ее за обнаженные плечи — кожа Вики оказалась прохладной и упругой, почти живой, и в то же время Кире показалось, что она касается не человека, а чего-то иного, и испуганно отдернула руки. В глазах Вики что-то мелькнуло, и она зашевелила губами, но Кира не услышала ни звука.

— Они тени, — хрипло произнес Стас позади. — Они не могут разговаривать.

Кира яростно обернулась к нему, но, увидев его лицо, осеклась и снова посмотрела на Вику. Подруга опять зашевелила губами, слабо махнула рукой туда, где сверкали глазами черные стражи, и на ее лице появилась мольба, потом она склонила голову, и Кира внезапно поняла, о чем попросила Вика. Она хотела, чтобы Кира отошла от нее. Потому что иначе Вику накажут. Кира сжала зубы, отвернулась и решительно зашагала вперед уже без всякой торжественности и величавости, шлепая по плитам босыми ногами. Стас остался где-то позади, и стоявшая с простертыми руками женщина приближалась стремительно, и когда до нее уже оставался лишь метр, она вдруг негромко, но четко произнесла:

— Хорошо взвесь то, что ты хочешь сделать, ибо только от тебя зависит, как пройдет этот праздник, и не забывай, что хоть день рождения у тебя, ты, все же, на него приглашена.