Страница 54 из 55
— А чтобы еще сказал старый импотент? Не говорить же девчонке правду.
— Я сделала вид, что обиделась, — не обращая внимания на язвительное замечание, продолжила Лаки. — Учитель засмеялся и сказал: «Конечно, я покажу на какие точки надо нажать, чтобы получить желаемый результат, но таким, обычно, занимаются после пятидесяти, а в семнадцать надо любить. Ты ведь не будешь утверждать, что любишь меня больше, чем друга? К тому же я старый, а такой красотке нужен молодой парень». А затем поднес мою руку к губам и неожиданно серьезным голосом произнес: «Познать любовь тебе поможет мой правнук, не знаю, правда, кто именно из них двоих. Только прошу тебя, сделай правильный выбор».
Судя по нахмуренным бровям, учитель сам до конца не понимал свое пророчество, а мне оно так вовсе показалось странным. Я знала только одного его правнука, который никак не смог бы мне помочь. И тогда я решила ответить ему в том же духе. Взяла его за руку и выдала свое предсказание: «На Бельтайн к тебе придет девушка и попросит сделать ее женщиной. Она будет еще моложе меня, но ты не устоишь. Ее любовь взорвет все твои принципы. Вы проживете счастливо не менее сорока лет. Она подарит тебе дочь, и ты назовешь ее Лаки». Он громко засмеялся, не веря ни единому слову, и заявил: «Да ты все это на ходу придумала. Ну, ты меня и позабавила, детка».
— Дочь Лаки… — задумчиво протянул Викрам. — Ты хочешь сказать, что твоим учителем был… — он недоговорил, потому что не мог в это поверить.
— Да, им был Бирн Макбрайд — член Совета четырех, и хранитель учения «Друидская любовь». А теперь вспомни его юную жену Мариоку и повтори, что он старик и импотент. Ты даже стоять рядом, недостоин, а не то, что состязаться с ним.
Лаки сделала длинную паузу, чтобы придать значимость словам, которые сейчас прозвучат. Последним словам.
— Я честно ответила на все твои вопросы для того, чтобы сказать — с этой минуты наши пути расходятся. С меня довольно притворства и двойных стандартов. Девочка выросла, Викрам. Она превратилась во взрослую женщину, и не нуждается в наставлениях отца или брата, перед которыми надо разыгрывать роли безупречной дочери и сестры. Я подарю отцу свой дом, пусть он живет в нем с Кристианой и будет счастлив. А господина Галларда я попрошу освободить тебя от клятв, данных, как перед Романом, так и перед ним. Пятнадцать лет ты был моим братом, не раз спасал мне жизнь, и многому научил в ней. И только благодарность за это не даст мне возненавидеть тебя, если Стивен умрет. Прощай. Уходи прямо сейчас. Скоро полночь, и мне надо заняться моим братом, чтобы помочь ему выжить.
Вик пораженно слушал, отказываясь верить, что сейчас потерял и сестру, и брата. Он потерял все, что составляло его жизнь. Глаза были сухими, а сердце плакало горькими слезами, ведь каждое слово Лаки ранило своей правдивостью.
— Позволь осмотреть Стивена и перевязать ему раны, я все-таки лекарь.
— Да засунь свои повязки, знаешь куда? Лекарь! Только калечить умеешь, — со злостью бросила Лаки. — Я сама осмотрю своего брата, и меня абсолютно не волнует, что я буду видеть его голым, так что лопайся от праведного гнева в другом месте. Убирайся, у меня слишком мало времени, чтобы тратить его на тебя.
Закрыв за Викрамом дверь, Лаки с трудом перетащила брата на широкую кровать и полностью его раздела. Зрелище было удручающим. Стивен был опытным ловцом и владел многими приемами защиты. Если бы он сгруппировался, то большая часть ударов не нанесла бы никакого урона. Но Стивен специально открыл свое тело, наказывая себя за то, что собственными руками убил любовь Стаси.
— А еще братом назывался! Да с такими братьями и врагов не надо! — выругалась Лаки в адрес Вика и скорбно прошептала, гладя Стивена по голове: — Сейчас ты закричишь от боли, но я не смогу погасить ее больше, чем на половину, мне нужны силы для обряда. Прости, что привяжу тебя, но иначе нельзя.
Она обращалась к брату, хотя тот спал и не слышал ее. Он не проснулся, даже когда она крепко привязывала его к четырем столбикам кровати. Затем, скрутив салфетку жгутом, Лаки всунула ее в рот Стивена, придавливая язык, а затем завязала на затылке. Если бы кто-то заглянул в комнату, то закричал бы от страха. Казалось, что лежавшего на кровати человека сейчас подвергнут пыткам.
Лаки достала снадобья в стеклянных флаконах и начала тщательно отмерять их в большой стакан. Зелья смешивались, меняли цвет, шипели, выпускали дым, что еще сильнее придавало ужаса мрачному действию, происходившему в комнате.
Девушка перемешала жидкость, содержавшую более десяти компонентов, и имевшую, словно кровь, ярко-алый цвет. Как только часы начали отбивать полночь, она подошла к брату и тонкой струйкой стала выливать жидкость на его тело, и та кровавыми ручейками потекла по груди и животу. Стивен тихо застонал, но когда один ручеек достиг самого низа, он широко раскрыл глаза, черные от боли, и попробовал вскочить, но путы крепко держали его. Боль была невыносимой, и мучительное мычание вырвалось из завязанного рта.
Лаки быстро произносила заклинания и низко водила руками над его телом. Из ее пальцев вырывались искры и падали прямо на раны, причиняя еще большую боль. Над пахом брата она выпускала уже настоящие огненные стрелы. Стивен корчился в муках, и Лаки наклонялась, чтобы подуть на нежное место, остужая его дыханием. Она совсем выдохлась, пот градом катился по ее лицу.
Пытки продолжались около получаса, пока не закончилась вся жидкость, а ощущение было таким, что они длились всю ночь. Силы Лаки были на пределе, но она еще полчаса произносила заклинания. И только когда стрелка часов обошла часовой круг, обессиленная девушка рухнула на кровать рядом с братом, потерявшим сознание от боли.
Через некоторое время, Лаки с усилием поднялась и побрела к столику со снадобьями. Открыв один флакон, она отхлебнула прямо из горлышка, вздрогнула от пробежавшей по телу судороги и упала на стул. Посидев несколько минут, она выпила еще несколько зелий и уже намного живее поднялась на ноги. Достав из шкафа чистую простынь, девушка разорвала ее вдоль на две части. Захватив еще одну простынь и бутылку с водой, она подошла к кровати, отвязала Стивена, а затем вынула повязку изо рта и влила в него целебную настойку, погружая брата в глубокий сон. Тщательно протерев все его тело, она надела на него нижнее белье и туго перебинтовала ребра, а затем поменяла простынь в жутких красных разводах, и комната перестала походить на камеру пыток.
Шепча заклинания, девушка провела ладонями над телом брата, стараясь не касаться его, и четко произнесла последние слова обряда:
— Ты забудешь все прикосновения, в том числе, и мои. И я их забуду.
Спящий Стивен спокойно дышал. Лаки легла рядом с ним и снова заговорила, ласково гладя его по руке.
— Через неделю будешь, как новенький. Иногда очень полезно иметь в сестрах мафарскую колдунью. Все будет хорошо. Мы вернемся с тобой домой, в Дармунд и продолжим учебу. Будем учиться, и учить других. Пожалуйста, дай мне полгода, чтобы убедить тебя в том, что жизнь продолжается. Не ищи смерти, прошу тебя.
Лаки прижалась губами к руке брата и внезапно дернулась, словно от электрического разряда. Она резко поднялась и повернувшись к Стивену, безнадежно произнесла:
— Через полгода твоя Стася будет кричать, что любит тебя и умолять не оставлять ее, но, боюсь, это станет последним, что ты услышишь в своей жизни, братик.
Слезы заблестели в ее прекрасных глазах, слезы от бессилия, что-либо изменить, но уже через мгновение она встряхнула их с ресниц и пообещала:
— Я буду с тобой рядом, брат. И если смерти так угодно — мы вместе посмотрим ей в глаза, а там уже как будет.