Пыль моря

Часто меняясь, путники молча гребли в уже полной темноте. Подошли к левому берегу. Тин-линь внимательно всматривался в берег. Боялся пропустить небольшой ручей, впадающий в реку. Но прошёл целый час, пока смогли догрести до ручья и забраться в его мелкие воды.

Дождь продолжал моросить, но сквозь ветви уже просматривались в отдалении редкие звёзды. Ветер шумел в вышине деревьев. Беглецы, дрожа всем телом, сжались в клубки в лодке и приготовились, к долгому ожиданию.

– Сколько хоть вёрст до города? – спросил Мишка, клацая зубами.

На душе было муторно. Побег не удавался с самого начала. И куда теперь может занести его судьба? Злость и холод дополняли его мрачное настроение. Он злился на китайцев, на погоду, которая никак не хотела улучшаться, на Ювэя, которого предстояло ждать в такой дождь. И сколько может продлиться такое ожидание. И стоит ли ждать. Что может несмышлёный малец, когда здоровый мужик не всегда справится с таким заданием. Не глупость ли они делают.

– Приблизительно три или четыре ли, – неожиданно ответил Тин-линь. и Мишка даже не понял сразу, о чём идёт речь.

– Далековато. Найдёт ли нас мальчишка?

– Ничего другого нам не остаётся делать, – ответил молодой китаец.

– Нет, я не согласен ждать здесь. Надо убираться подальше. Места людные, нас могут легко схватить. Пока ночь, надо двигаться подальше от населённых мест.

– Куда?

– Конечно на север, к Амуру. Там всегда помощь найти можно.

– Не пробраться.

Дождь наконец перестал, воздух похолодел. Мишка ёрзал нетерпеливо, пытаясь согреться. Он ощущал мелкую дрожь соседа и сам дрожал.

Время тянулось нестерпимо медленно. Несколько раз вставали и ходили по кустам, махали руками и прыгали. Движение вяло согревало их, но в ту же минуту становилось опять холодно. Зубы ляскали, выбивая мелкую дробь. Разговаривать не хотелось. И есть тоже.

– Ханшина б сейчас туесок, – мечтательно пробурчал Мишка, но его никто не захотел поддержать.

– А может, костёр запалим, а? – не унимался Мишка. – Кто нас тут в такую пору искать станет? А погреться не мешает. Давайте?

– И так подождём, – буркнул И-дун. – Теперь только светить. Думаешь, маньчжуры так просто нас оставят в покое? Нет, ещё придётся побегать от них. Страшно даже думать об этом.

– Так лучше сейчас бежать, чем ждать их здесь.

– Молчи лучше и жди.

Так проходили часы. Скоро угадывался рассвет, хотя ночь стояла такая же тёмная. Где-то тренькнула птаха. Лес затихал, и только ручей весело журчал под днищем лодки.

И-дун прошёл по направлению к городу, его долго не было слышно. И вторая птаха свистнула робко, а кругом стояла тишина.

Не убежал ли наш И-дун? – думалось Мишке, тревога сильнее стала грызть его внутренности.

Вдруг вдали зашумело, Мишка припал за кустом тальника. Задышал часто и прерывисто. Притаился. Послышались шаги, и скоро к лодке вышел И-дун с мальчишкой.

Глава 16. В неизвестность

– Да, вот теперь совсем плохи наши дела, – Тин-линь сокрушённо цокал языком, закончив слушать сбивчивый, прерываемый плачем, рассказ Ювэя.

– Нечего даже было надеяться, – буркнул Мишка, настроение резко упало и у него. – Что мог сделать такой малец? Только время зря потеряли. Где бы сейчас были?

– Ну а раз так, то и мешкать нечего, – ответил раздражённо И-дун.

– А мальца куда? – Мишка указал на дрожащую жалкую фигурку мальчишки, вздрагивающую от рыданий.

– Пусть домой идёт, – отозвался жёстко Тин-линь. – Нечего ему с нами делать. Не на охоту идём.

Ювэй жалобно простонал:

– Хозяин, что я дома делать буду? Забьют палками насмерть. Сжальтесь, пропаду я без вас!

– Перестань ныть! Не можем тебя взять! Не выдержишь дороги. Возня с тобой одна будет. Беги, не мешкай!

Ювэй рыдал в голос, растирая грязь на избитом лице.

– Постой, хозяин! – Мишка положил руку на дрожащее плечо мальчика.

– Чего «постой»? Торопиться надо, а мы возимся с таким!

– Говорю, постой! – голос Мишки металлически зазвенел, было ясно, что гнев и негодование с трудом сдерживались в его груди. – Малец так старался для вас, а вы гоните от себя? Негоже так, хозяин. Друзей не бросают на дороге. Не в гости едем. Поспешайте лучше.

Он не стал слушать бормотание Тин-линя и потащил безвольного мальчишку к лодке. И-дун молча последовал следом. Навалились на борт, но днище засосало, и лодка только качалась. Мишка обернулся назад.

– Чего стал, подсобляй! После будем дуться!

Тин-линь словно очнулся и тоже навалился на борт. Шурша тальниками, протащили лодку по узкому руслу ручья, толкаясь о днище вёслами.

Вышли на реку и с остервенением навалились на вёсла. Застывшие и окоченевшие руки плохо слушались, но вскоре живительное тепло разлилось по телу, кровь согрела мышцы и дрожь перестала бить беглецов. Они часто менялись, лодка неслась вверх по течению, оставляя едва заметный след за кормой.

Никто не разговаривал. Чувствовалась напряжённость и недовольство друг другом. Слышался натужный сип и редкие сплёвывания.

Вдали замерцал тусклый огонёк. Отвернули к противоположному берегу и в тени тальников проскочили дальше. Рассвет вступал в свои права, лес оглашался редкими птичьими голосами.

– Куда ж мы направляемся? – прервал долгое молчание Мишка. Он уже не ощущал в себе былой почтительности к хозяину. В таком деле он не собирался исполнять роль раба. Да и случай с мальчишкой убедительно показал, что его роль куда более важная. Тин-линь не стал спорить, видимо, смирился со своим положением рядового члена их ватажки.

– Надо в верховья реки, – отозвался Тин-линь. – Там места глухие, и найти нас будет не так уж просто. Если всё получится хорошо, можно к морю выйти.

– А что у моря делать будем?

– Думка у меня есть ещё с юности. Найти флот Чжена и примкнуть к нему. Бить маньчжуров будем. Чем не занятие?

– Это так, да доберёмся ли до моря? Сколь далеко оно, известно?

– Мне нет, но повстречаем же кого-нибудь. Знаю, что в южном направлении. Дедушка говорил, что если двигаться всё время на юг, то обязательно упрёшься в море. А я всю жизнь мечтал попасть на море.

– Занятно, – вздохнул Мишка и ему представилось видение невиданного водного простора, яркого синего цвета и гладкого, как зеркало.

– Поднимемся вверх по реке, пока будет можно, а там по тайге через горы к истокам Сунгари и Ялуцзян. Доберёмся! – Тин-линь говорил самоуверенно, словно сам не раз хаживал этими тропами.

– А я где-то слышал, что и людей там нет. Такая глухомань, что и пробиться нельзя будет, – Мишка с сомнением покачал головой.

– Это раньше так было. А года три назад наш фудутун Сабсу сопровождал императорского посланца Умуну и они открыли путь в те края.

– Чего это им понадобилось тащиться в такие трущобы?

– Император наказал отыскать священную гору и обследовать её.

– Что это за священная гора, что её искать надо? Чудно как-то!

– В Бэйцзине[1] так наказали, а наше дело маленькое. Я в те времена по глупости просился с ними в поход. Да куда там! Никто и слушать не хотел. Пригрозили палок отвесить.

– Ну и нашли?

– Нашли. Но людей там нет, и троп никаких не нашли. Одни звериные.

– Пропадём мы в такой глухомани.

– Тогда целая армия прошла, а мы что, хуже? Лишь бы в лапы к маньчжурам не попасть. А до моря доберёмся, тогда и подавно нечего будет опасаться. Маньчжуры на море слабы и остерегаются плавать.

– Шибко опасное дело затеял, хозяин. Оружия никакого, дорог не знаем. Обувки и той нет. Как по тайге шастать будем? Видит бог, правду говорю. Несдобровать нам.

– Что ж возвращаться? Как проскочить город? Сразу схватят. И тогда конец. Хватит того, что дедушка сгинул, – голос Тин-линя дрогнул. Заметно, как он сильно переживает несчастье, свалившееся на любимого деда. Он замолчал, и Мишка не осмелился нарушить его молчание. Он только удивился, что хозяин не обратил внимания, что его раб стал называть своего господина, как равный.