Мы под запретом

— Хорошо, дорогая, — назидательно говорю я. — Но если я грохнусь и расцарапаю нос, разговаривать с моей мамой будешь ты.

— Да не вопрос! — отмахивается подруга, на все сто процентов уверенная в положительном исходе своего мероприятия.

И я почему-то тоже начинаю ей верить, чувствуя, как по телу растекается будоражащая волна азарта. Что я, маленькая, что ли? Даже Маруся на прошлый Новый год нашла под елкой заветный подарок и еле дождалась прихода весны, чтобы научиться кататься на роликах. Правда, у нее трехколесные, но это не уменьшает ее храбрости и умения гонять на них, словно с рождения только этим и занималась.

— А ты уверена, что размер мне подойдёт? — кручу в руках один из роликов и с надеждой в голосе спрашиваю подругу, увлеченно роющуюся в рюкзаке.

— Да, — уверенно заверяет меня Лёля, доставая защиту. — У нее такой же маленький размер ноги, как и у тебя — золушковый тридцать пятый.

Театрально вздыхаю. Последняя попытка обойтись без экстрима провалена.

Так, ладно, где там мой азарт, только что гулявший по крови?

Окидываю внимательным взглядом ближайшие дорожки: неохота мне сшибить кого-нибудь в свой первый раз.

— Кир, ну, правда, чего ты трусишь? — Лёля присаживается на лавку Лёля. — Это ни фига не страшно, вон, глянь. — Она указывает подбородком в сторону небольшой площадки, на которой залихватски рассекает на роликах малыш лет семи. — Видишь, не так уж и сложно, — убеждает она меня, — и потом, я же рядом буду, я поддержу.

— Лёль, — с подозрением поглядываю на нее, — у меня такое чувство, что все это задумано с какой-то зловещей целью.

— Да ну тебя в баню, Левина! — улыбается она и толкает меня кулаком в плечо, — Не хочешь — не надо. — Легкая обида все же слышна в ее голосе, и то, как она тянет руку в попытке отобрать у меня эти злополучные ботинки на колесах, лишь подтверждают это.

— Не дам, — отстраняюсь от нее, пресекая попытку лишить меня такой «неописуемой радости». — Лучше помоги, — прошу я и скидываю с ноги слипоны.

Радостно улыбаясь, Лёля помогает мне облачиться в защиту, а затем и зашнуровать коньки на ногах.

— Шлем! — восклицает подруга, когда я делаю первую попытку подняться с лавочки.

— Ну уж нет! — Я отрицательно машу головой. — Хватит с меня и всего этого. — Обвожу рукой свой наряд. — Я и так, как неуклюжий жираф. Нет уж, обойдусь без него. Падать я не планирую, ты же обещала быть рядом, да и не наденется он на мои «хвосты».

— Это да, — со знанием дела, прикусив ноготь указательного пальца, кивает Лёля.

Она закидывает рюкзак на плечо, подает мне руку и помогает подняться.

Ох, блин! Я погорячилась, мысленно уверяя себя, что это не так уж и сложно.

У меня плохо получается самостоятельно держать равновесие, и я цепляюсь обеими руками за Лёлю, чуть подгибаю колени и просто позволяю ей катить меня.

Подруга, как заправский тренер, дает ценные указания и уверенно пытается отстраниться от меня. Ну уж нет, дорогая! Обещала держать — держи и не смей отпускать!

Спустя минут пятнадцать Лёля все-таки разжимает мою железную хватку, побуждая меня самостоятельно удерживать равновесие. Она не отходит, но и не прет меня на буксире. Аккуратно страхует, придерживая меня за талию, и я даже начинаю ловить кайф от небольшой скорости и от того, что смогла побороть в себе невинный страх перед отсутствием твердой поверхности под ногами.

— Иу-у-у! — восклицаю я, когда на пару секунд лишаюсь ее поддержки, и смело качусь по аллее.

— Ага! — вторит мне она. — Класс! Скажи же?

— Да, в этом что-то есть, — поддакиваю я и чуть сильнее отталкиваюсь. Вот только никто из нас не учел, что тропинка через пару метров идет под уклон.

И я несусь на небывалой скорости, оставив где-то позади замешкавшуюся Лёлю. Мне бы замедлиться, зацепиться за что-нибудь или за кого-нибудь, но я лишь непостижимым образом, выделывая па ногами и неуклюже взмахивая руками, наращиваю скорость. Лечу, как хреново запущенная ракета, навстречу неизбежному столкновению с тем, что прервет мое свободное падение. И, дай Бог, это будет не каменная стена ближайшего паркового сооружения. Царапины на носу я переживу, а вот сотрясение неокрепшего мозга — навряд ли.

Вспомнив все нецензурные слова, имеющиеся в моем скудном на этот счет багаже знаний, я мысленно одариваю ими заботливую подругу, а вот вслух я обещаю ей все кары небесные и мое личное в них участие. Вот только Лёля не слышит моих обвинительных речей.

А у меня перед глазами все мелькает в калейдоскопе весеннего дня. В ушах звучит легкий свист веста и визг — видимо, мой.

— Мамочки! — Я зажмуриваюсь в надежде, что это поможет, и на моем пути вдруг из ниоткуда материализуется поролоновая стена.

Выдыхаю, распахиваю глаза.

И…

Нет, стена не появилась, но вот добрый человек с распростертыми объятиями идет мне навстречу и даже не думает сворачивать. Может, он глухой и не слышит, как я воплю от страха, или слепой и не видит, что траектория моего стремительного полета пересекает его путь.

— Мамочки! — вновь повторяю я, смирившись с неизбежным, и врезаюсь в глыбу стальных мышц.

Старательно пытаюсь перевести дух, но время будто замедляет свой скоротечный бег, а меня затягивает в плен томное желание забыться в этих объятиях. Глубоко втягиваю воздух, пропитанный запахом теплой кожи с древесными нотами и капелькой чего-то терпкого. Дурман расплывается по телу, и я, словно пушинка, стремлюсь воспарить в невесомости, удерживаемая от полета ввысь лишь его сильными руками.

Внутри все сладко всколыхнулось, затрепетало и отдалось в плен уверенному самцу. А эти глаза цвета темного шоколада действуют на меня, как любимые конфеты «Вишня с коньяком», — опьяняюще. Я лишь по движению его жестких губ понимаю, что мужчина что-то говорит. Машинально, даже не задумываясь, отвечаю, постепенно приходя в себя от крышесносного приземления.

Незнакомец окидывает меня внимательным взглядом, а я сжимаю руки в кулачки, чтобы только не коснуться его волевого подбородка, не пробежаться подушечками пальцев по немного отросшей щетине, после чего зарыться пятерней в стильно стриженные и небрежно уложенные волосы на его затылке, черные, как южная ночь.

Ногти больно впиваются в пластиковую защиту, и легкая боль отрезвляет меня.

«Так, Кира, брось фантазировать!» — даю себе ментальную затрещину. Мужик не твоего поля ягодка, хотя это не ягода, это целый большой такой банан.

— Кхм… — маскирую легкий стон возбуждения от упирающегося в мой живот прямого доказательства, что передо мной половозрелый самец, готовый трахать, видимо, любую, раз так быстро среагировал.

Появление Лёли окончательно развеивает туман в моей голове. Я отталкиваюсь от каменного тела моего спасителя. Пересохшим горлом все же выдавливаю из себя скупые слова благодарности и неимоверным усилием воли удерживаюсь от желания улыбнуться ему чуть ласковее.

Он уходит, черкнув меня по носу, словно пятилетку в песочнице, мягко поучая быть впредь аккуратной в выборе средств передвижения. А я стою, онемев, и лишь безрезультатно пытаюсь усмирить глупых бабочек в моем животе, да еще и вернуть сознание в рабочее состояние из того киселя, в которое превратил его этот жаркий самец с ароматом терпкой уверенности.

— Ну, вот и как ты их умудряешься подцепить, а? — огорчённо вздыхает Лёля, придерживая меня за локоть.

— А? — Я не понимаю ее вопроса. — Кого?

— Их, — кивает она в сторону удаляющейся высокой мужской фигуры. — В универе Царь по тебе слюни пускает, сейчас, вон, этого обворожила…

Лёля усаживает меня на лавку, и я с радостью тянусь за креплением, чтобы наконец-то избавиться от этих орудий физической и психологической пытки.

— Лёль, не мели чушь! — дружелюбно осаждаю ее. — Никого я не обвораживала — тьфу ты! — не завораживала!

— Ну да, ну да! — ехидно хмыкает она. — Это он на твои роликовые коньки смотрел с таким желанием, словно прямо сейчас готов взвалить тебя на плечо и уволочь в свою пещеру, а там… — Она мечтательно закатывает глаза. — В общем, искрило между вами не по-детски, и это явно не от статического напряжения.