Мы под запретом

Моя любимая, глупая девочка! Ты, главное, приди, и вместе мы со всем разберемся и справимся. Ситуация нестандартная, да, ну, так и у нас все не так, как у нормальных людей. Мы ненормальные, поэтому и вместе, мы на одной волне, даже когда между нами, десятки, сотни, тысячи километров. И эти дни, недели, месяцы врозь лишь укрепляют мою веру в том, что без моей любимой Белки я не живу, а просто существую.

Время без нее тянется так медленно, а дни монотонны и безвкусны. И лишь наши ежедневные часовые разговоры являлись своеобразным счетчиком очередного дня, прожитого вдали от нее.

Куда бы по работе меня ни занесло, в строго оговоренный час я звоню ей и ненадолго теряюсь для мира. Ее голос, ее молчание, ее смех, пусть и немного искаженный волнами радиосвязи, словно вдыхают в меня тепло, растворяя стужу одиночества и скуки. Я без нее, словно пустая оболочка, зомби без признаков жизни.

— Прости. — В мои мысли врывается тихий голос Киры.

Оборачиваюсь и тону в таинственных омутах ее глаз. Немного сонная, слегка расстроенная, нерешительная и застывшая в недоумении Белка стоит в проходе, раздумывая сделать шаг вперед. Уверенно сокращаю разделяющее нас расстояние и заключаю свою малышку в кольцо своих рук. Голодным поцелуем сминаю ее нежные губы и, не давая отдышаться, требовательно прохожусь по ним языком, надавливаю и ныряю во влажность ее сладкого рта. Как же я скучал по ней, по тому, какой податливой она становится в моих руках, как томно стонет от поцелуев и ласк, как льнет и отдает всю себя в мое беспрекословное подчинение!

Не разрывая слияния наших губ, блуждаю жадными ладонями по изгибам любимого тела, упиваясь тем, как любимая отзывается на ласку. Но прежде нам все же стоит поговорить.

Опускаюсь на лавку, утягивая малышку за собой, а она безропотно усаживается ко мне на колени и, обвив мою шею руками, прячет свой маленький носик в изгибе шеи, положив голову на мое плечо. Сбившееся дыхание теплыми волнами щекочет кожу, разгоняя по телу мурашки удовольствия. Родное сердечко бьется так сильно и громко, вторя моему собственному, что я на миг прикрываю глаза, прижимаю Белку к себе крепко-крепко и растворяюсь в едином ритме жизни нашей маленькой сумасшедшей семейки.

И мне так хорошо, что, кажется, и без слов все понятно, но с этой принцесской нельзя без слов. С ней надо говорить обо всем, иначе «тараканы» впадают в панику и творят порой нелогичные вещи, как вот этот ее приезд без предупреждения. Нет, безусловно, я люблю сюрпризы, но оговоренные неожиданности все же люблю больше. Ну чего ей стоило просто сказать, что она будет на дне рождения бабушки Томы?

— Я решила, что так ты больше обрадуешься, — шепчет мне в шею.

— Малыш, я рад, безумно рад! — одной рукой придерживаю Белку за талию, ладонь другой ложится на ее затылок, и я, перебирая пальцами пряди шелковистых волос, словно вхожу в медитативное состояние, набираясь сил для разговора. — Но был бы не менее рад, если бы ты сказала, что прилетаешь.

— Но…

— Знаю, ты хотела сделать сюрприз, а получилось так, как получилось. Я люблю тебя. А Эмми только подруга детства, с той же проблемой, что и у меня.

— Она тайно вышла замуж и никому не говорит?

— Нет, — улыбаюсь я, — ее мать, как и моя, уверены, что наши личные жизни — заметь, не жизнь, а жизни… — специально делаю акцент на том, что я и Эмми — это две параллельные вселенные, практически не имеющие точек соприкосновения.

— Угу, — сопит Белка, и видно, что она понимает меня.

А я, вздохнув, рассказываю ей о том прессинге, который на меня обрушила любящая маман с того самого момента, как ее старший сын обзавелся штампом в паспорте и вычеркнул свою кандидатуру из списка завидных холостяков.

— Только для того, чтобы и этот вечер не превратился в очередное сватовство, мы с Эмми и затеяли этот спектакль, — подвожу итог под своим монологом.

— А если бы знал, что я буду здесь, не привез бы Эмми и терпел бы мамины нападки?

— Тогда бы ты поняла, как мне нелегко, и быстрее решилась бы на разоблачение.

— Прости. — Она поднимает на меня свой пронзительно-несчастный взгляд. — Я боюсь. У меня какое-то нехорошее предчувствие, и я просто не хочу ни с кем делиться своим счастьем.

— А лучше вот так, украдкой по углам?

— Ну, вот такая я у тебя, — пожимает плечами. — Она лучше… — В её голосе звучит ревность. — Старше, опытнее, умнее и без дурацких закидонов.

— Белка. — Обхватив ладонями ее лицо, я не даю ей возможности вновь спрятаться, уткнувшись носом мне в грудь. — Говори один раз, а ты запоминаешь. — Я замолкаю, ожидая утвердительного кивка. Она медлит, но все же согласно кивает. — Я люблю тебя со всеми твоими закидонами, «тараканами» и прочей лабудой, которую мы вместе будем рассортировывать и, может быть, что-то искоренять.

— Я согласна, — шепчет она, и робкая слезинка блестит бриллиантовой капелькой на её пушистых ресницах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​Глава 27

*Кира*

— Белка, — улыбается Саша, разглядывая натюрморт из сладостей, стоящий передо мной на столе в кафе. — Я скоро в форму не влезу, — театрально вздыхает он и пододвигает к себе одно из блюдец с надкусанным мною пирожным, — если каждый день буду за тобой доедать десерты.

— А ты не ешь. — Я пожимаю плечами, беру в рот коктейльную трубочку и втягиваю в себя очередную порцию молочного напитка.

— Ага! — пережевывая кусочек торта, возмущается он, а в глазах пляшут искры веселья. — Чтобы вся эта вкуснятина пропала! За нее, между прочим, деньги заплачены, — отчитывает меня, размахивая ложкой, и с размаху втыкает ее в другой десерт — тот, что я еще не успела попробовать сама.

— Эй! — возмущаюсь я, и наша шуточная дуэль ложками заканчивается его поражением. — Я первая дегустирую.

Саша не жадина и не скупой. Просто он тоже любит сладкое, но не хочет признаваться в этом даже самому себе, вот и с мученическим видом поглощает все, что я не доедаю. Почти каждый день мы приезжаем в эту кофейню, где для нас всегда свободен один и тот же столик. Неспешно делаем заказ, наслаждаясь тишиной, и разглядываем багрово-желтый пейзаж за окном. Говорим о многом и ни о чем конкретном, молчим и просто тонем во взглядах друг друга.

— Саш… — Помешивая коктейль ярко-оранжевой трубочкой, я внимательно слежу за тем, как в бокале создается пенная воронка, вздыхаю и все же поднимаю глаза, чтобы тут же окунуться в тепло его шоколадного взгляда.

— М-м-м-м?

— Ты не забирай меня завтра из универа, — говорю я и оставляю в покое недопитый напиток, складываю руки на столе, словно прилежная ученица, — я с мамой прогуляюсь по любимым местам.

— Хорошо, — кивает он, — встретимся позже.

— Угу, — быстро-быстро киваю, довольно улыбаясь, и тянусь к нему через весь стол, чтобы поцеловать. — Ты — самый лучший, — шепчу ему прямо в губы, — и я безумно тебя люблю.

Бесстыдно, жадно клеймлю его отпечатком своих губ.

— Белка… — Сбившееся дыхание выдает его желание в унисон с моим. — Забираем все и едем домой. Срочно!

В эту ночь я отдаю ему всю себя так, словно это наш последний раз — жадно, страстно, без остатка. Мы засыпаем, уставшие, а на рассвете я бужу любимого сладостным поцелуем.

— Муж… — шепчу ему на ухо.

— М-м-м-м… — От его еще сонного голоса по телу бегут мурашки.

— Я тебя люблю. — Скольжу пальчиками по накачнному прессу вниз, обхватывая ладонью возбужденную плоть.

В ответ раздаётся сдавленный стон, и я ныряю под покрывало, даря ему самый интимный поцелуй. Играю, целую, ласкаю и довожу его до оргазма так, что сама наполняюсь неповторимо ярким удовольствием.

— Самое доброе утро! — На его губах улыбка Чеширского Кота.

После завтрака Саша подвозит меня до ближайшей станции метро.

— До вечера!

Мы целуемся на прощание.

— Я позвоню, как освобожусь, — обещаю ему, открывая дверцу автомобиля.