Мы под запретом

— Черт! Черт! Черт! — ругаюсь я, выходя из метро.

С утра ничего не предвещало даже такого моросящего дождя — противного, мелкого и, судя по всему, затяжного. Небо, как по волшебству, за полчаса, проведенных мною в подземке, затянулось серым пологом непроницаемых туч. А когда я собиралась в университет, в окно светило почти летнее солнце.

Да-да! Я знаю, что в Питере зонт или дождевик — обязательный атрибут дамской сумочки, но в мою сегодня вместились только книги, которые необходимо срочно сдать в библиотеку, и пара конспектов по экономике.

Да и на экзамен я оделась почти официально: узкие черные брючки-капри, белая блуза и балетки. Поверх накинула светлый кардиган из плотного трикотажа.

Ладно, до университета быстрым шагом пять минут ходьбы, не промокну.

— Эх!

И делаю шаг из-под козырька. Дисперсная россыпь капель дождя вмиг накрывает меня, и я, стараясь обогнуть уже собравшиеся на тротуаре лужи, спешу скорее преодолеть расстояние до спасительных дверей учебного заведения. Немного ежусь от порывов ветра, бросающего в лицо пригоршни холодной воды и нахально залезающего под распахнутый кардиган.

Уже на подходе к заветному входу настойчивая трель телефонного звонка заставляет меня приостановиться и ответить.

— Да, мамуль. — Зажав телефон между ухом и плечом, застегиваю рюкзак и оглядываюсь по сторонам. — Я помню про завтра, — тут же продолжаю уверенно, ведь она наверняка только для этого и позвонила.

— Хорошо, дорогая, ждем тебя, — подтверждает она мою догадку о цели ее звонка. — И удачи на экзамене! — желает она мне, и кажется, что лучики солнца, пробившись через нависшую серость, скользнули в душу, согревая и радуя.

— Спасибо! — расплываюсь в довольной улыбке. — Напомни Марусе, что с меня шоколадный торт.

— Ой, не надо! — отмахивается мама. — У нее завтра от сладкого одно место слипнется! — смеется она.

— Не-е-е! — тяну я. — Я же обещала!

— Ладно, — соглашается мама, — что с вами, сладкоежками, поделаешь! — Она театрально вздыхает.

— Ничего, — пожимаю плечами. — Только любить еще больше.

— Обязательно! Жду звонка после экзамена.

— Позвоню, — обещаю и, отключив телефон, прячу его обратно в рюкзак.

Ускоряю шаг, чтобы все же явиться на экзамен не совсем уж мокрой курицей, но какой-то лихач решает добавить моему облику немного небрежности.

Вырулив из-за поворота, он проносится мимо меня на максимально допустимой скорости. Ему плевать на пешеходов. Он не замечает луж и словно специально цепляет колесами самые большие, вздымая в воздух фонтаны грязных брызг. Меня окатывает холодной глинистой жижей, художественными потеками стекающей по лицу, белой блузе и кардигану. И если брючная ткань плотная и я быстро стряхиваю с нее капли, то светлый верх безнадежно испорчен.

Красота!

Чертыхаюсь и матерю последними словами урода, сидевшего за баранкой спортивного автомобиля. Вот встречаются же такие сволочные водители, словно сами никогда не были и не будут пешеходами, спешащими по делам в дождливую погоду!

— Кира! — раздается за моей спиной окрик. — Привет! — Мужчина моментально обгоняет меня и застывает на месте в изумлении.

Да, Иван Васильевич, вот такой красоткой я сегодня явлюсь на экзамен!

— Здравствуйте! — Пытаюсь выглядеть безразличной, но, видимо, это у меня плохо получается.

— М-м-м-м-да-а-а-а, — хмурится он, аккуратно стирая пальцами разводы грязи с моих щек, — пошли на кафедру, — кивает в сторону центрального входа, — попробуем привести тебя в порядок.

— Как? — удивляюсь я, окидывая себя критичным взглядом.

Но он ничего не отвечает, лишь разворачивается и, открыв дверь, ждет меня. Пожимаю плечами. Вздыхаю от безысходности и соглашаюсь на его помощь. Хуже уж точно не будет.

Кабинет пуст, и я с облегчением выдыхаю напряжение, скопившееся во мне, пока мы шли с Иваном до кафедры.

— Держи. — Он дает мне большое пушистое полотенце. — Оно чистое. — Иван улыбается, заметив промелькнувшее на моем лице недоумение. — У меня тут спортивная сумка с вещами для похода в спортзал, — объясняет он, кивая на объемную поклажу.

Я скидываю кардиган и в растерянности застываю, решая, как поступить с блузой. Застирать? Тогда мне надо в туалет.

Но и тут преподаватель приходит на выручку. Пока я вытираю волосы и очищаю лицо, он извлекает из сумки белую футболку и протягивает ее мне.

— Сейчас ведь модно носить вещи на несколько размеров больше, — подмигивает он, — хотя я бы предпочел…

Мы встречаемся с ним взглядами, и я чувствую, как дыхание застревает где-то на полпути, царапая горло жаркой волной смущения.

— Ладно, — первым приходит в себя Иван, — ты приводи себя в порядок, а я пошел в аудиторию.

— Спасибо, — хрипло выдавливаю я.

— Не за что, — улыбается он, цепляя пальцами прилипшую к моему лбу прядку влажных волос. — Дверь просто захлопни. — Он ловит мой кивок. — И после экзамена дождись меня. Отвезу тебя домой.

Это не просьба. А мне не хочется отказываться.

Две недели тишины. Александр не звонил, он даже не приехал на дачу к родителям, где отмечался второй день свадьбы. Видимо, проснувшись с утра, он решил, что ему не нужны отношения с препятствиями. Осознание этого до сих пор царапает душу обидой, и от слез щиплет в носу.

Трясу головой, прогоняя прочь разочаровывающие меня воспоминания, и, улыбнувшись Ивану… Васильевичу, соглашаюсь на его услуги такси. Он уходит, напомнив, что до начала экзамена немногим больше пятнадцати минут.

— Я быстро, — обещаю ему.

И как только за ним закрывается дверь, я за считанные секунды расправляюсь с миллионом пуговок на своей блузке, снимаю ее и тут же ныряю в просторную футболку. Она пахнет чистотой и еле уловимыми нотками мужского парфюма — это что-то морское и колюче-свежее, как кристаллики хрустящего снега по весне. Запах приятный, но все же не вызывает того бешеного танца ошалелых бабочек в моем животе, что при терпком древесном дурмане.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Прикусываю губу, делая глубокий вдох, и жмурюсь от отчаянного нежелания ходить в футболках с другого плеча. Но он решил по-другому, и я не буду навязываться.

Кидаю взгляд на настенные часы. Ох, а время-то утекает, и мне не хочется опаздывать к началу экзамена, потому что люблю заходить на аттестацию в первой пятерке, а не трястись под дверью в ожидании и с надеждой еще хоть что-то запомнить.

Аккуратно застирываю над раковиной, стоящей в углу, грязные разводы под струей холодной воды. Накидываю мокрую вещь на спинку стула, а кардиган вешаю на плечики и убираю в пустующий сейчас шкаф для верхней одежды. Оглядываюсь и, подхватив свой рюкзак, выхожу из кабинета. Зябко ежусь: все же без кардигана даже в начале июня прохладно, особенно в просторных коридорах старинного здания моего университета.

— Кира! — радостно машет мне руками Лёля. — Я застолбила места в первой пятерке.

— Отлично! — подлетаю к закрытой, пока еще двери в аудиторию. — Привет, красотка! — обнимаю подругу. — Ну что, готова?

— Не знаю… — Она беззаботно пожимает плечами. — Будь что будет. О, а ты в курсе, что Вера Павловна приболела и экзамен будет принимать Царь? — Лёля загадочно подмигивает и потирает ладошки, как муха, севшая на варенье.

— Нет, — удивляюсь я, и только сейчас до меня находит озарение, а ведь Ивана не должно было быть сегодня в универе, ну, во всяком случае, на экзамене — точно.

— Заходите, — раздается голос преподавателя из приоткрывшейся двери. — Кто тут смелый?

— Мы! — бодро салютует Лёля.

Она подхватывает меня под руку и, тараня группку зазевавшихся сокурсников, прет в кабинет. А дальше все так быстро завертелось: билет, подготовка, ответ… и вот я уже стою в коридоре, окруженная галдящими студентами, наперебой заваливающими меня вопросами об экзамене. Что-то быстро, порой невпопад, отвечаю и с облегчением вздыхаю, когда из аудитории выходит улыбающаяся Лёля.