Страница 63 из 70
Поведение отца, его неприязнь к Джейн казались Уильяму тем более постыдным, что ему самому она все больше нравилась. Да, именно нравилась теперь. Раньше, всего день назад, он прямо-таки благоговел перед ней. Конечно, некоторая робость и сейчас оставалась, однако Джейн полностью рассеяла его опасения, показав себя с самой милой стороны. Она была ласкова, приветлива, мягка в обращении. Не напомнила ему о прошлом, не дулась, а порой даже заботилась о нем и угадывала желания.
Она казалась теперь доступнее, ближе, и он был страх как рад этому. У Уильяма отлегло от сердца, когда он уразумел: да она же тоже хочет, чтобы все наладилось! И, Боже мой, это она сама его выбрала — вот чудо-то!
Теперь, когда они ехали в Ковентри, он то и дело бросал на жену пристальные взгляды, исподтишка любуясь. Она была неплохая наездница, ехала по-мужски, держалась изящно и прямо; из-под приподнятых тяжелых юбок виднелись стройные, очень тонких линий щиколотки, обтянутые шелковыми чулками, и небольшие ступни, обутые в остроносые теплые башмачки, отделанные мехом.
Впервые Уильям осмелился пристально поглядеть, как приподнимаются ее груди при дыхании — невысокие, но округлые, нежно очерченные… Подступило острое, мучительное желание. Жадно глядя на нее, он успел пожалеть, что договорился ждать целых сорок дней… Джейн обернулась, перехватила его взгляд. Он тотчас отвернулся, опасаясь оскорбить ее. Нет, еще не в состоянии Уильям был относиться к жене так, будто принадлежит она ему душой и телом.
Джейн очень хорошо поняла, что все это значило. Мгновенный страх подкатил к горлу, но она быстро справилась с этим чувством. Честно говоря, того, что происходило между мужчиной и женщиной в постели, она, несмотря на свою неопытность, не боялась. Инстинктивно она знала, что это самое естественное из всего, что может быть, так зачем же бояться того, что предначертано самой природой?
А еще внутренне она была уверена, что с этим у нее все будет хорошо. Если не с Уильямом, так с другим, настоящим лордом, вежливым и утонченным.
Вечером, в свете угасающего дня, перед ними предстали стены города Ковентри. Ворота еще были распахнуты, туда-сюда сновали горожане, однако видно было, что, заметив приближение отряда с черным грифом на знамени, городская стража забеспокоилась, забегала вдоль стен.
Джейн, неотрывно глядя на город, произнесла:
— Это же столица вашего графства, милорд. Неужели вам не приготовили здесь никакого приема? Было бы так хорошо посетить город. Вы представили бы меня как свою супругу и будущую графиню.
Уильям, побагровев, едва удержался от ругательств.
— Я никого не успел известить о нашем браке, миледи. И потом, у меня с этим городом…
Джейн ждала объяснений. Уильям забормотал что-то насчет судебной тяжбы, потом взорвался, подчиняясь мгновенно вспыхнувшему гневу:
— Эти чертовы горожане! Ума не приложу, сколько они мне должны! А что себе позволяют! Ну, ничего, когда-нибудь я прижму их к ногтю, это как пить дать!
Этого и следовало ожидать. Джейн промолчала. Однако, когда они подъехали уж совсем близко к воротам, увидела отрубленные головы над входной аркой — высохшие, оскаленные, отполированные ветром черепа. У нее невольно вырвалось:
— Что это за казненные, мой господин? Чьи это головы?
— А тут не только головы, но и ступни, — ответил Уильям. — Вон там, на пиках, поглядите. А сколько воронья — до сих пор обгладывают!.. Это останки Джейкса и Рамсея.
— Кто это такие?
— Прохвосты, сторонники Джека Кэда, бунтовщики. Их тела разрубили на куски — уж не знаю, на сколько именно, и разослали по городам Англии. Ну, а Ковентри достались головы и ступни…
Уильям благоразумно умолчал о том, что во время недавнего мятежа, спровоцированного герцогом Йорком, он сам и его отец вдоволь повеселились в Лондоне, прошли с боями от Саутворка до Тауэра, не так уж сочувствуя бунтовщикам, зато прихватывая все, что попадалось под руку. В частности, драгоценности лорда-казначея Сэя, казненного Кэдом, осели в карманах Говардов. Но, конечно же, Джейн об этом знать было необязательно.
Она, глядя на головы, поспешно перекрестилась. Не то, чтоб ей было жаль сторонников Кэда, просто… просто слишком зловещей приметой были эти останки на пиках. Графство Ковентри встречало ее невесело. И лошадь ее ни с того ни с сего в последние часы стала спотыкаться…
…Замок Ковентри, старый, громадный, был возведен на гребне холма. Багровый, сложенный из красноватого камня, построенный в древнем романском стиле, он царил над окружающей местностью, возносился над холмами, лесами, мелкими реками. Три круглые, толстые и мощные башни выступали вперед из зубчатых стен — Южная, Надвратная и Красная. Стража заранее заметила приближение отряда, и мост стал опускаться. Скрипели железные цепи.
Ожидая, Джейн пыталась осмотреться. Бросила взгляд на ров — широкий, до половины наполненный мутной, черной водой. От воды тянуло болотной гнилью, а чуть дальше, в зарослях осоки, во рву плавали утки.
— Вернулись, наконец-то вернулись! — вопил с барбакана какой-то увалень — одноглазый, рябой, уродливый. — Приветствую вас, милорд граф, и вас, сэр Уил!
— Победа, милорд? Вы вернулись с победой? — кричали какие-то люди со стен и со двора. — Как там турнир в Бедфорде? И что это за дамочка рядом с вами?
Была поднята железная решетка. Зацокали копыта по деревянному мосту, и отряд въехал в первый двор замка. Повеяло резким запахом мочи и нечистот, так, что Джейн заставила лошадь идти быстрее. Здесь, на первом дворе, располагались, насколько она могла судить, конюшни, погреба, кухни и жалкие, покосившиеся лачуги — очевидно, жилища наемников.
Двор был вымощен старыми, разрушающимися каменными плитами, сквозь трещины в которых летом, несомненно, растут трава и сорняки. Донжон, занимавший основную площадь первого двора, был, вероятно, много старше всего остального в замке — осевший, почерневший от времени, с узкими-узкими окошками в зубцах наверху. Подняв глаза, Джейн содрогнулась: на верхней площадке донжона ветер раскачивал труп повешенного.
— С нами крестная сила! — Ее рука вновь поднялась для крестного знамения. — Что же это такое?
Уильям нахмурился. Глянув вверх лишь одним глазом, он сразу понял, кто именно там повешен. Никто иной, как Гарри Лимбах, крещеный иудей, у которого он недавно занимал деньги…
— Что тут случилось? — спросил Уильям.
Наемники загалдели, размахивая руками:
— Этот христопродавец требовал денег, сэр! Посмел явиться аж сюда со своими вымогательствами! А ведь его не раз предупреждали, чтоб он нам не докучал! Мы давно поклялись освободить вас от него и вот представился случай разделаться. Чтоб не приставал к христианам… А свиту его пинком выгнали вон!
— Снять его сейчас же, — распорядился Уильям, досадуя на то, что его не в меру верные слуги именно теперь преподнесли ему подобный сюрприз, — снять, говорю же вам! Не хватало еще таких украшений для нашего замка!
— Снять-то снять, — отозвался старый граф, — а в целом ребята поступили верно. Проходу не было нам от этого еврея!
Джейн не смотрела на супруга, но к горлу подступало невыносимое отвращение. Не в привычках благородной леди было жалеть крещеных иудеев, однако, изучив немного Говардов, она подозревала самое худшее: наверняка они не хотели отдавать долгов. Какая низость! А эти его люди — настоящая орда бандитов! Она, направляясь сюда, все-таки надеялась, что ей окажут какой-то прием. Как бы не так — ее разглядывали дерзко, жадно, непочтительно, будто Уильям не жену привез, не даму из рода Бофоров, а какую-нибудь девку для развлечения. На миг ей даже стало страшно. В каком месте она очутилась, среди какой банды и притом совсем одна…
Уильям, будто угадав эти мысли, прикрикнул:
— Ну-ка, всем обнажить головы и стоять смирно перед госпожой!
Удивленный гул пробежал по толпе наемников. Уильям грозно продолжил, дождавшись, пока они стащат с голов войлочные шляпы и колпаки: