Первая любовь королевы

— Сэр, мое плечо в этом деле не помешает?

— Помешает? — переспросил Рэтклиф, про себя отмечая, что смелый дерзкий взгляд мальчугана ему по душе. — Черт побери! Да я знавал мужчин даже без одной руки или ноги, и это не мешало им быть солдатами.

— Многие говорят, что для калек это трудно.

— Да, — согласился Рэтклиф, — у кого есть увечья, тому труднее. Тут уж, знаете ли, все зависит от того, каков человек внутри. Да и что значит плечо в бою на копьях? Черт побери! Когда несешься на врага, главное — это ловкость, добрый конь и крепкие мускулы! Крепкие мускулы и достаточный вес! А главное — ловкость! Это самое важное в любом бою. Если человек глуп, если у нет мозгов, а есть только сила, от него будет не больше пользы, чем от огородного чучела!

Уж поверьте мне, я это понял!

Дайтон поглядел на Дика, пожал плечами и беззвучно засмеялся, явно одобряя услышанные речи. Дик тоже улыбнулся:

— Мой отец сказал бы, что надо выпить за это!

— Выпить за что, милорд? — переспросил Рэтклиф.

— За то, чтоб меня тоже когда-нибудь называли «сэр», как и вас!

— Э-э, вот это я поддерживаю, — произнес Дайтон, поднимая свой кубок. — Вино не такое уж хорошее, но сейчас, для начала, сойдет!

С ласковой усмешкой поглядев на Дика, Дайтон добавил, обращаясь к новоиспеченному учителю:

— Вы уж, сэр Рэтклиф, не давайте ему спуску. Мастер Дик, да благословит его Господь, еще тот неслух, и с ним бывает трудновато. Он, знаете ли, сразу должен почувствовать, кто из вас будет командовать, не то пропала вся наука! В нем кровь Йорков порой ого-го как играет!

Рэтклиф, закусив сыром, со знанием дела ответил:

— Такими, как милорд Ричард, пожалуй, нет нужды командовать. Того, кто сам ищет учителя и хочет научиться, заставлять не приходиться.

Уильям, сын лорда Говарда, рыцарь Черного Грифа, и леди Джейн Бофор, дочь герцога Сомерсета, были обвенчаны поздним вечером, за два часа до полуночи, в мрачной романской капелле замка. Венчал их обыкновенный капеллан. Двери часовни, по обычаю, были отворены, а свидетелями были стражники герцога Йорка, какие-то любопытствующие зеваки и отец новобрачного, багровый, нетвердо держащийся на ногах.

После обряда новоиспеченные супруги прошли в ризницу, где поставили подписи на брачном договоре. Джейн подписала бумагу, зная, что выбора нет, хотя ясно было, что контракт составлен с самыми невыгодными для нее условиями. Так, как и хотел герцог Йорк. Впрочем, даже это можно со временем исправить, она не сомневалась.

Конечно же, не такой она представляла собственную свадьбу. Прежде всего не таким был человек, стоявший рядом. Мечтая о замужестве, она хотела по крайней мере иметь ослепительное подвенечное платье, а венчаться довелось в том самом черном наряде с белой опушкой, что надела она еще утром. Впрочем, кольца были — лорд Уильям загодя приготовил, убежденный, очевидно, в своей победе, хотя, как казалось Джейн, для этой убежденности не было никаких оснований.

О, разумеется, кроме отца Гэнли, не присутствовал ни один знакомый Джейн человек, не было ее родственников, — словом, можно было бы счесть все это не свадьбой, а надругательством. Только сильным напряжением воли она смиряла гнев. И все же, как жаль было, что не сбылись мечты. Ведь хотела она не так уж многого, когда представляла себе суматоху в родовом поместье, многочисленные лица Бофоров, Перси, Стаффордов, всех прочих родичей.

Жених, знатный, достойный, великолепный, приехал бы за ней в замок с пышной свитой, а затем они вместе в сопровождении кавалькады отправились бы в аббатство Гластонбери для бракосочетания. И венчал бы их сам епископ Уэлса, друг отца… Они бы ехали, все в сияющих одеждах, верхом на разукрашенных лошадях, под сенью многоцветных знамен, и весь Сомерсетшир приветствовал бы их. Люди, любившие отца, стояли бы вдоль дороги, и ветки цветущих яблонь, которыми так славился ее родной край, гоже поздравляли бы новобрачных…

Ах, нет, лучше было не думать об этом, не мечтать. Мечтая, невозможно держать себя в руках, — слезы набегают на глаза.

Резким росчерком пера Джейн подписала договор и, вскинув голову, впервые за время обряда пристально взглянула на Говарда.

Он выглядел не то чтобы уж очень хорошо, но, по крайней мере, прилично. Успел привести себя в порядок после турнира и, наверное, вымылся. Лицо было гладко выбрито и, в общем, он, вероятно, не должен быть неприятен. Впрочем, Джейн и сама не знала. «Ладно, — подумалось ей, — со временем я за него возьмусь, а покуда надо как-то перетерпеть». Пересилив себя, она сказала, стараясь, чтобы ее замешательство не было заметно:

— Я прибуду к вам в гостиницу, милорд, как только будут собраны мои вещи. Впрочем, их немного. Так что я не задержусь.

Она поневоле намекнула ему на то, что от ее обоза мало что осталось — по его же вине.

— Миледи, — пробормотал Уильям, впервые отваживаясь глядеть прямо в ее огромные, прозрачные, серо-зеленые глаза, — я… я даже не знаю, как мне загладить то, что случилось… хотелось бы, чтоб вы знали, насколько я благодарен… Может, мне подождать вас?

— Нет, милорд, мне еще надо поговорить со своим духовником. Не стоит задерживаться ни вам, сэр Уильям, — она взглянула на старого графа и добавила: — Ни вам, сэр Томас. Оставьте несколько своих людей, они помогут мне с сундуком.

Чуть наклонив голову, она отошла, направляясь в сторону отца Гэнли, удрученно стоявшего в полумраке капеллы. Старый граф Ковентри, глядя ей в след, неодобрительно прошептал:

— Черт побери, голову ставлю в залог, что этот ее духовник нас недолюбливает. Я перехватил как-то его взгляд — он, похоже, и за людей нас не считает, жалкий францисканец!

— Он в большей чести у Бофоров, особенно у самого герцога, как говорят, — так же шепотом отметил Уильям.

— Да, породнились мы с теми, с кем и не мечтали… Ты, сын мой, весь сегодняшний день был молодцом. Вот если б ты еще не был таким размазней рядом с этой белокурой девицей!

Больше твердости, Уил, больше твердости! Как бы там ни было, а ты теперь ее муж, а это, знаешь ли, не шутка!..

Потоптавшись на месте, Говарды покинули капеллу. Встретив Скелтона на крутой винтовой лестнице, Уияльм строго-настрого приказал ему оставаться подле леди Джейн, не буянить, не пьянствовать, не грубить, повиноваться с первого слова и хорошенько позаботиться об ее вещах, так, чтоб она осталась довольна.

Джейн не могла говорить, пока чувствовала Говардов где-то поблизости, и только когда они вышли, облегченно вздохнула. Отец Гэнли с истинной мукой глядел на нее, и с его губ сорвался возглас, идущий казалось, из глубины сердца:

— Дитя мое, мы расторгнем этот брак! Бог свидетель, расторгнем, даже если мне придется обивать все пороги Рима!

— Нет. Нет, отец мой. Ничего уже не расторгнуть. Вы и сами это знаете.

Ее голос чуть дрогнул и снова стал ровным. Конечно же, не было у нее никакого желания становиться леди Говард, вливаться в их семью, быть женой этому неотесанному дикарю и невеже. Она бы душу продала, лишь бы вернуться домой, в Сомерсетшир. Но, мысля трезво, Джейн понимала, что этому уже не бывать.

Расторгнуть брак? Известно, как относится к этому церковь, и даже если отец Гэнли станет целовать ноги его святейшеству Николаю V, ему ответят, как всегда отвечают в подобных случаях: «Non possumus!»[90] Если бы хоть у власти снова были королева и отец, если б они ходатайствовали за это дело, тогда, может быть… Да и тогда это тянулось бы долгие годы! И ничего не вышло бы в конце концов! Тщетно надеясь на развод, она бы долгие годы жила с Говардом, и жизнь ее была бы невыносима. Так не лучше ли попытаться привыкнуть?

— Уильям, по крайней мере, без ума от меня, — прошептала Джейн одними губами.

— Что мне делать, как помочь вам, дитя мое? Остаться?

90

Не можем! (лат.)