Первая любовь королевы

Но, несмотря на это, в мае 1445 года пятнадцатилетняя Маргарита Анжуйская была торжественно коронована. С самого первого дня ее власть над супругом была так очевидна и так велика, что не приходилось сомневаться: он будет плясать под ее дудку. Юной королеве Англии предстояло свыкнуться со своей новой блистательной ролью. Поначалу она была так ослеплена собственным возвышением, властью, богатством, что не замечала ничего вокруг. От души хотелось ей полюбить холодную туманную державу, ставшую теперь для нее родиной. Обращение «ваше величество» музыкой звучало в ушах Маргариты, и она, как ребенок, наслаждалась этим. Впрочем, разве не для царствования она была рождена? Бабушка, Иоланда Арагонская, только к этому ее и готовила, и теперь Маргарита оказалась на своем месте! Разве мог кто-либо этого не понимать или оспаривать?

Впрочем, врагов было много. Герцог Йорк, завистливый и дерзкий, смел говорить повсюду, что Англия, мол, слишком прекрасная страна, чтобы приносить ее в дар женским глазам, да еще приплачивать за их благосклонность целыми землями. А люди самого низкого звания, слыша это, осмеливались посмеиваться и шептаться о том, что «Генрих за королеву, на стоящую и четырех марок, отдал две провинции». Поступок короля считали сущей нелепицей и даже спрашивали: в уме ли он?

Маргариту невзлюбили и за то, что она бесприданница, и за то, что она француженка. И потом, разве не была она сверх меры надменна? А ее красота? Всем известно, до чего распутны французские красотки! Ошеломленная Маргарита узнала, что молва приписывает ей любовника, а именно — привлекательного графа Сеффолка, с которым она была так дружна. Этой дружбы оказалось достаточно, чтобы поползли сплетни.

Что и говорить, взгляд Маргариты чаще, чем на ком-либо другом, останавливался на лорде Сеффолке. Не вникая особенно в свои чувства, она приблизила его к себе, сделала советником, осыпала милостями. Но как могло быть иначе? Едва приехав, она стала ощущать всеобщее недоброжелательство. Вокруг нее смыкался тесный круг интриг, зависти, злобы, она задыхалась в нем, чувствуя себя одинокой, а Сеффолк был ее едва ли не единственным приятелем.

Встречаться с ним было гак приятно — уж куда приятнее, чем даже с супругом.

Полное мужское убожество Генриха VI Маргарита осознала быстро. И очень скоро уверовала в то, что у короля нет никаких достоинств, даже стала презирать его каким-то тщательно скрытым, окрашенным жалостью презрением, и беззастенчиво использовала его влюбленность, дабы домогаться того, чего хотела. Сеффолк же был не чета ему — красивый, остроумный, решительный. Легко было понять, что она очень нравится ему, и любовь настоящего мужчины ей льстила. О Господи, ну не могла же она отказаться от этого единственного друга?!

Маргарита инстинктивно тянулась к нему, иногда кокетничала, завлекала, порой даже играла с огнем. Но если когда-нибудь мысль об измене супругу и появлялась отчетливо у нее в голове, то она тут же отгоняла ее с нескрываемым ужасом. Благоразумие в юной девушке всегда перевешивало страсть. Слишком многое было бы поставлено на карту, слишком жестоко поплатилась бы королева-прелюбодейка — пожалуй, ссылка или тюрьма были бы самым малым для нее наказанием. Нашлось бы достаточно недругов, которые доказали бы Генриху факт измены. И, раз женское счастье было ей недоступно, приходилось утешаться наслаждениями, которые дарит власть.

Многие королевы-чужеземки, приехав в страну супруга, сталкивались с неприязнью подданных, и Маргарита была отнюдь не первая в их ряду. Но с самого начала, едва только поняла, в чем дело, она поклялась, что не смирится. Честолюбия и ума ей было не занимать. Вдобавок она была красива и умела, когда надо, притвориться. Не спеша, шаг за шагом, шла юная королева к тому, чтобы стать настоящей правительницей и повелевать от имени супруга: кого очаровывала улыбкой, кому сулила выгоду, а кого не боялась и припугнуть.

Бароны дрогнули. У королевы образовалась партия приверженцев. Над молодым королем все еще осуществляли протекторат его дядя герцог Глостер и двоюродный дед епископ Винчестерский. Маргарите это очень не нравилось, и она спрашивала: «Зачем монарху протекторы, если он уже вырос и может править сам?» Епископ Винчестерский предпочел поддержать королеву, а герцог Глостер, не желавший слагать бразды правления, был оклеветан перед королем до такой степени, что пал жертвой этой лжи. Не перенеся травли, он вскоре скончался. С тех самых пор Маргарита Анжуйская стала подлинной королевой Англии, и у нее остался только один враг — герцог Йорк.

Помимо личных обид, были и более веские причины подозревать его в злых умыслах. Это был знатный, могущественный, несметно богатый вельможа, владеющий, помимо своих вотчин, еще и землями Кембриджей и Мортимеров. Его отец был казнен за измену, и у королевы были основания считать, что и нынешний герцог Йорк тоже претендует на корону. Ему, этому проклятому завистнику, был невыносим любой человек, приближающийся к трону и оспаривающий хотя бы часть его влияния. Это он, пылая злобой, добился-таки изгнания Сеффолка из страны, а потом и умертвил его руками подкупленных убийц.

Ричард Йорк был популярен. Непрерывные мятежи терзали страну. Казна была пуста. Долги в пять раз превышали доходы короны. Прежде богатые бароны разорялись и, как голодные волки, собирались в стаи, чтобы грабить население. Королевство обнищало и было жестоко унижено итогами войны с Францией. Ни одна дорога не была спокойна, каждый феодал содержал в замке собственное войско и, считая короля лишь первым среди равных, полагал, что вправе не повиноваться ему.

Урожай год за годом гнил на корню. Приходилось грабить банкиров ломбардцев, чтобы пополнить казну, а порой даже уменьшать вес серебряной монеты. Почти тридцать лет прошло с тех пор, как умер Генрих V, сильный король, и англичане, измученные бесконечными распрями, дороговизной, неурожаями, начинали говорить, что династия Ланкастеров вырождается, что король Генрих VI не способен править, что страну без конца грабят временщики.

Многие даже задавались вопросом: может, это кара Божья за то, что Ланкастеры неправедно вступили на престол[7]? Сейчас, когда все королевство хотело порядка и твердой руки, Генрих VI казался особенно жалким по сравнению с Ричардом Йорком. Герцог был мужчина в расцвете сил, отменный полководец, любимый солдатами. Он доказал уже, что решителен и умен или, по крайней мере, все были уверены в этом. Без сомнения, он был королевской крови и имел прав на престол не меньше, чем Ланкастеры. Кроме того — и это считалось признаком расположения небес — его жена из м общественного рода Невиллов исправно выполняла свой долг и родила ему множество детей, всех, как на подбор, умных и выносливых, тогда как король и его красивая жена не сподобились за семь лет супружества произвести на свет даже самого жалкого отпрыска. Стоило ли еще рассуждать о том, кому именно нипослано благословение Господне?

Маргарита полузакрыла глаза и, сложив руки, прошептала слова молитвы. Бледность разлилась по ее лицу. Ее снова замутило — то ли от тревоги, то ли от ладана. Упреки в бесплодии были самыми болезненными. Не приведи Господь, ее супруг умрет, и Йорк тогда получит престол. Надо предотвратить такую возможность, вот только как? Стоило бы поглядеть, как забеременела бы любая другая, имея такого мужа! Щеки королевы вспыхнули. Не хотелось вспоминать подробности, известные только ей. Но что, же делать? Если только молиться, то доколе?

Чуть скосив глаза, она поглядела на мужа. Король, молодой мужчина лет тридцати, в бархатном упланде, с цепью из золотых львов на груди, простерся ниц перед алтарем. Плечи его содрогались, в кротких светлых глазах горело пламя — то пламя, которое только вера могла зажечь в этом худом, странном человеке. Он молился усердно, искренне, неистово, бил себя в грудь, будто был неслыханным грешником.

7

В 1399 году Генрих Болингброк, герцог Ланкастер, сверг с престола посредственного и жестокого, но законного короля Ричарда II, и провозгласил себя Генрихом IV.