Страница 18 из 70
— Бывает столько случайностей, — продолжила она, спокойно глядя на супруга, — а с беременными женщинами и подавно. Может родиться урод или просто девочка…
— Девочка?
— Да, уж я-то знаю. У королевы Маргариты сейчас обострены чувства, а это вредно для беременной. Так что не беспокойтесь, любой случай может прийти вам на помощь.
— Девочка, — повторил герцог задумчиво, — вашими устами да мед пить, сердце мое…
Задумавшись, он замер напротив распахнутого окна. Внизу, во дворе замка, обучались военному искусству два его старших сына: как всегда, после урока верховой езды оба мальчика, старший Эдуард и двенадцатилетний Эдмунд учились стрелять — вкладывали стрелы в арбалет и целились во вращающуюся стрелку флюгера на башне. Герцог Йорк любил своих детей, но этих двух особенно — они были старшие, его наследники. Оба мальчика были рослые, сильные, хорошо сложенные, вспыльчивые, красивые: Эдуард светловолосый, а Эдмунд — брюнет, в отца… В порыве благодарности герцог повернулся к супруге.
— Нет, совсем нет таких слов, чтобы вполне выразить, какая вы прекрасная жена, душенька, — пробормотал он, целуя пальцы герцогини. — Небо просто благословило нас сыновьями. Какие орлиные крылья растут у Плантагенетов! Где уж бедняге Генриху тягаться с нами!
Потом, снова взорвавшись, он забыл о просьбе герцогини и снова зашагал по залу:
— Гром и молния! Пусть родится девочка, пусть родится уроду этой шлюхи — я буду только рад! Позор для Англии уже то, что такая потаскуха живет под сводами Вестминстера!
Герцогиня, едва супруг отпустил ее руку, вновь принялась за вышивку. Сентиментальные выражения благодарности, по-видимому, ее ничуть не тронули, лицо осталось спокойным, а из глаз не исчезло едва заметное скучающее выражение.
Леди Сесилия не любила своего супруга. Об этом никто не знал, а уж тем более он сам, да и как можно было догадаться, если она с такой щедростью рожала ему детей. Но, несмотря на эту несравненную плодовитость, леди герцогиня всегда оставалась женщиной себе на уме, а равнодушие ее объяснялось во многом прирожденной холодностью.
Не было почти ничего такого, за что она искренне переживала бы, даже своих великолепных детей герцогиня не особенно жаловала и была с ним так строга, что они избегали попадаться ей на глаза. Да и к интригам, которые вел муж, герцогиня была, в сущности, равнодушна. Ее никогда не сжигала жажда власти, и если леди Сесилия помогала порой своему супругу советом, то делала это вяло, неохотно. И даже мысль о том, что в результате мужниных интриг она, может быть, станет королевой, не слишком окрыляла ее.
— Как бы не так! — продолжал герцог, багровея от ярости. — Пустые мечты! Маргарите, похоже, сам дьявол помогает, и никакую девочку она не родит. Да если б и девочку, то умудрится объявить ее наследной принцессой… Впрочем, вот увидите, дорогая моя: эта французская шлюха родит мальчика, да еще здорового, это как пить дать! Это на нас нынче обрушилась полоса несчастий, а ей ничего. Она так хитра, что даже любовника выбрала светловолосого, так, чтоб ребенок был похож на короля и волосами, и глазами! А остальное поди докажи!..
Герцогиня не отвечала. Она давно имела подозрение, что ее энергичный муж раньше был и сам не прочь занять место Сомерсета в постели королевы. Герцог отхлебнул вина из графина, проворчал, что оно выдохлось — как же, ведь стояло с самого утра не закупоренным — и яростно взмахнул кулаком:
— Впрочем, нет, мы еще поборемся… Я еще не сдался! Всех англичан возмущает этот проклятый Сомерсет! Не слишком ли многого он запрашивает за свои услуги жеребца? Побывать разок-другой в постели королевы — это еще никто не назовет подвигом. Подумать только, все становится с ног на голову! Изменник раздает французам наши провинции, а его за это жалуют титулом великого Чемберлена! Тьфу! Дорого же стоил Англии этот титул — целой Нормандии и Гиени[29], а тут еще королева, за которую заплатили целым Анжу!
Герцог, прирожденный воин и турнирный боец, неистовствовал, как ему казалось, справедливо. Бредовая идея о продолжении изнурительной войны с Францией крепко засела у него в голове. Впрочем, Ричард Йорк, будь его воля, решился бы даже нашить на свой плащ крест и возродил бы идею крестовых походов… Непревзойденный на турнирах, он тем не менее военными талантами стратега не отличался, да и не бывал никогда на настоящей войне. Однако существовать с успехом он мог лишь во всеобщей сумятице, поэтому мир с Францией был для него что нож острый. Недавняя весть о сдаче Бордо вконец его разгневала. Бордо, давняя английская твердыня, сдался так унизительно легко! Перед сдачей герольд взошел на башню и по обычаю призвал помощь из Англии — ответа не было. Через неделю Бордо, ключ от всей Гиени, заняли французы. На очереди была Байонна и вся Гасконь. Исчезали последние остатки наследства, принесенного Элеонорой Аквитанской Англии триста лет назад[30]. И это ставится Сомерсету в заслугу?!
Герцогиня воткнула иглу в напрестольный покров, который вышивала, и посмотрела на мужа.
— Почему бы вам, мой господин, не известить обо всем короля?
— Известить? Да ведь Генрих слабоумен!
— И все же, откройте ему глаза, милорд, — сказала Сесилия неторопливо. — Генрих впечатлительный человек. Особые доказательства не нужны, достаточно посеять в нем недоверие к его обожаемой Маргарите. Ее власть сильна лишь потому, что король ей все позволяет. Без него она ничто. Если король отвернется от нее, народ возненавидит француженку. Это же такой простой выход — подрубить корни ее власти… Посоветуйтесь с Невиллами, с моим братом и племянником[31], они ведь очень скоро будут в Фотерингее…
— Клянусь вам, — пробормотал Йорк, — если б все это было так просто…
Он ринулся прочь из зала, явно не в силах спокойно дожидаться приезда сторонников. Вынужденное безделье, на которое его обрек герцог Сомерсет, усиливало ненависть. Раньше Йорк, по крайней мере, мог находиться в Лондоне, строить интриги, получать тайное удовольствие от того, сколь много у него приверженцев и как любят его Общины. А что теперь? Нынче сторонники были разогнаны, остались только самые преданные. Парламент, запуганный жестокостью Сомерсета, не касался щекотливых вопросов о престолонаследии, а герцогу Йорку даже жить в Лондоне стало небезопасно.
Сомерсет создал вокруг короля такую стену охраны, что ни один йоркист не мог пробиться к его величеству с жалобой. Самому Йорку, одному из Плантагенетов, не было доступа к царственному кузену! Оставалось дожидаться часа, когда Сомерсет уплывет в Кале — тогда, может, станет легче.
А пока что на досуге его светлость Ричард занимался тем, что диктовал писцам всякие бумаги, в которых обличал распутное поведение Маргариты Анжуйской и Эдмунда Бофора, «кои развратничают без совести и стыда перед добрым королем и не желают даже скрывать свой грех». По его приказу так же стряпались документы, доказывающие превосходство генеалогического древа Йорков над Ланкастерами — все это на основе глубоких геральдических изысканий. А еще верные бароны ездили по графствам и уговаривали лордов ставить подписи под обязательствами воевать за его светлость — правда, это занятие нынче сделалось чуть ли не смертельно рискованным.
Герцогиня не подняла головы, когда супруг вышел. Она занималась бы рукоделием еще долго — терпения и усидчивости ей было не занимать, однако сейчас ей помешали. Дверь в зал распахнулась, и здоровенный, дюжий детина по имени Джон Дайтон, сержант с бородой веером, вошел, склоняясь перед герцогиней в поклоне и одновременно продолжая удерживать за шиворот двух мальчиков. Это были младшие сыновья герцога Йорка: одиннадцатилетний Джордж и Ричард, которому едва исполнилось восемь.
— Прошу простить, — пробасил Дайтон, игравший роль военного дядьки при этих двух мальчиках, — но, госпожа моя, сорванцы опять дрались, а с мастером[32] Джорджем вообще нет никакого сладу. Он дразнит брата и цепляется к нему как только может, а это не хорошо. Надобно наказать его как следует, а то на что это похоже — мастер Дик младше и слабее, а мастер Джордж только то и делает, что задирает его да швыряет в него камнями. Никуда это не годится, госпожа моя…
29
Нормандия была возвращена французам после битвы у Форминьи весной 1450 года. Бордо, столица Гиени, был сдан без боя 18 июня 1451 года.
30
Элеонора Аквитанская (1122–1204), выйдя в 1151 году вторым браком замуж за короля Англии Генриха II, принесла ему в приданое огромные владения на юго-западе Франции, доставшиеся ей от отца, — герцогство Аквитанское (Гиень) и графство Пуазу. Таким образом, через династический брак Англия мирным путем получила господство над богатейшими французскими провинциями.
31
Братом Сесилии был герцог Солсбери, а племянником — Ричард I Гевилл, молодой граф Уорвик, который позже будет прозван Создателем Королей.
32
Мастер — молодой господин, барчук.