Волк в зеркале

Человек без прошлого, появившийся ниоткуда — в мире, где после ядерной войны много лет царит постапокалипсис, а патрули сопровождаются колдунами.

Да, у него есть боевые навыки и наверняка появятся хорошие друзья…

Но в какой момент и как именно его настигнет Прошлое?

Николай Владимирович Беляев

Пролог

Глава 1. Окрестности Вокзального. 21 июня, четверг, перед полуднем

Глава 2. Окрестности Вокзального. 21 июня, четверг, после полудня

Глава 3. Вокзальный. 21 июня, четверг, вечер

Глава 4. Вокзальный. 22 июня, пятница, утро

Глава 5. Вокзальный. 22 июня, пятница, день

Глава 6. Гидрострой. 22 июня, пятница, день

Глава 7. Гидрострой. 22 июня, пятница, вечер

Глава 8. Гидрострой. 22 июня, пятница, поздний вечер

Глава 9. Гидрострой. 23 июня, суббота, раннее утро

Глава 10. Вокзальный. 23 июня, суббота, вечер

Глава 11. Вокзальный. 24 июня, воскресенье, ночь и утро

Глава 12. Вокзальный. 24 июня, воскресенье, день

Глава 13. Вокзальный. 25 июня, понедельник, ночь

Глава 14. Вокзальный. 25 июня, понедельник, утро

Глава 15. Вокзальный. 26 июня, вторник, раннее утро

Глава 16. Окрестности Ладоги. 26 июня, вторник, утро

Глава 17. Колчино. 26 июня, вторник, день

Глава 18. Лаврово. 26 июня, вторник, вторая половина дня

Глава 19. Колчино. 26 июня, вторник, вечер

Глава 20. Колчино. 27 июня, среда, утро

Глава 21. Колчино. 27 июня, среда, утро

Глава 22. Колчино. 27 июня, среда, перед полуднем

Глава 23. Дорога у Чернышёво. 27 июня, среда, день

Глава 24. Северная промзона. 27 июня, среда, день

Глава 25. Крепость. 27 июня, среда, день

Глава 26. Вокзальный. 27 июня, среда, поздний вечер

Глава 27. Вокзальный. 28 июня, четверг, утро

Глава 28. Окрестности Вокзального. 28 июня, четверг, вторая половина дня

Глава 29. Виковщина. 28 июня, четверг, вторая половина дня

Глава 30. Вокзальный. 29 июня, пятница, вскоре после полуночи

Эпилог

Послесловие

Николай Владимирович Беляев

Волк в зеркале

Пролог

Свадьба в глубинке — это нечто. Даже не ожидал.

Почему-то цепляет гораздо сильнее, чем те рафинированные, строго выверенные церемонии, что я видел в городе. Пусть даже в райцентре, который для столичных обитателей сам по себе «глубинка».

Интересно видеть не расфуфыренный ЗАГС в позолоте, колоннах и зеркалах, не тётушек со стандартными текстами, которые, наверное, не меняются уж лет тридцать — что тётушки, что тексты, а зал в здании сельской администрации, в котором вдоль стен стоят деревянные складные стулья. Такие, помнится, были в кинотеатрах, ещё когда я ходил в первый класс — ощущение, что тут время остановилось.

А вот голосище у регистраторши такой, что микрофоны и усилители нервно курят в сторонке — и, между прочим, сразу видно, что человек говорит не дежурными фразами, а от души. Такое нутром чуешь.

Да и вообще, обстановка какая-то… домашняя, что ли? Глубинка — тут и правда все всех знают. Двухэтажка, в которой был «выкуп невесты», заросла сиренью, у входа припаркован старый трактор «Беларусь» с приподнятым шестилемешным плугом. Машина рядышком тоже есть — стоящая по уши в траве «пятёрка». На вид даже как новенькая, но если присмотреться — то днища у неё попросту нет. Такие вот артефакты утерянных цивилизаций.

От администрации наши машины, миновав огромный пыльный комбинат, вырулили на какую-то пустынную обходную трассу и рванули так, что меня аж вжало в сиденье. Приподнявшись, глянул на спидометр — 130. «БМВ», в которой ехал я, была не особо новой, но за двигателем хозяин явно следил — машина шла без малейшего напряга, словно нож вонзаясь меж асфальтом и темнеющим предгрозовым небом.

Пролетали мимо утопающие в зелени деревеньки, с воем пронеслась навстречу фура, длинно просигналив — традиция для встречи со свадьбами, наверное… После очередного въездного знака кавалькада замедлила ход и по деревне ехала почти по правилам. Ага, вот — машины свернули в проулок и остановились.

Учитывая, как невеста в своём воздушном белом платье бросилась обниматься с вышедшими стариками — её дедушки-бабушки небось, а то и пра-родственники, которые по возрасту не поехали на регистрацию. Из машин моментально притащили водку, расставили стопки прямо тут, на металлическом листе, положенном поверх поленницы, появились бутерброды и лимонад. Едва налили и сказали тост — упали первые капли дождя, потом ещё и ещё, и вот дождь забарабанил уже вовсю, стремительно наполняя пустые стопки и разбавляя лимонад в пластиковых стаканчиках.

К машинам никто не пошёл — спрятались под обширным навесом тут же, во дворе, у бревенчатого, почерневшего от времени необшитого дома, и продолжили пить уже без импровизированного стола.

— Давай, братан, притащим столик, — кто-то добродушно похлопал меня по плечу. — Тут есть, в горнице стоит.

Пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, я прошёл за ним тёмные сени и вошёл в комнату. Печка, три окна в ряд, икона в «красном углу», кровать с кокетливой стопкой аккуратных подушечек, рамка на стене — в ней, по деревенскому обычаю, целая подборка старых пожелтевших фотографий. А, вот и столик — прямо у входа, старый, как и этот дом. Не развалится ли? Не должен, тогда крепко делали.

Чёрт! Взяв столик, я отдёрнул руку — похоже, гвоздь или саморез. М-да, неудачно… Начал было вытирать выступившую кровь, но лишь размазал её.

— Погодь, сейчас йод дам, — прозвучало сзади. Я отошёл чуть в сторону, пропуская человека, и оказался прямо перед стоявшим тут же зеркалом — старым, под стать дому, чуть помутневшим, но исправно отражающим всё вокруг. Почему-то вдруг дико заколотилось сердце, и мне показалось, что из зеркала смотрю не я, а кто-то совершенно чужой…

…Лежу на чем-то твердом.

Но где?

Я открыл глаза. Голова не болит, хотя вроде как должен был стукнуться при падении. А то, что упал — несомненно. Если б ложился спать — вряд ли выбрал бы такое местечко.

Надо мной — облупившийся, сто лет не крашеный потолок из ДВП с обильными пятнами от сырости. Тихо, только слышно поскрипывание, и что-то изредка неровно дребезжит.

Сел, осмотрелся. Похоже на зал ожидания какого-то старого, совсем старого вокзальчика: ободранные стены, наполовину выкрашенные тёмно-зелёной краской, наполовину — белой. Надо уточнить — когда-то белой, сейчас всё пожелтело, штукатурка отваливается от стен пластами, обнажая «сеточку» из полос крест-накрест. На дощатом полу — толстый слой пыли, на стене напротив мутное от времени зеркало с трещиной от края до края, чуть в стороне видно два зарешёченных окошечка, над ними — полустёртая табличка «Кассы».

Точно, зал ожидания — у стены два покосившихся, рассохшихся блока стульев. Старых, такие в кинотеатрах были, когда я ещё в школе учился — заботливо подсказал мозг. Закрытая дверь со щелями вокруг, а вон и источник дребезжания — полуоткрытая рама окна, которую болтает ветерком. Стёкол нет, одни неплотно сидящие в раме осколки — они и дребезжат.

Опёршись на пол, я поднялся, почему-то почти не удивившись, что рядом со мной на полу валяются ружьё и вещмешок. Сделал шаг к зеркалу — в мутном стекле отразился мужчина за сорок, сильно небритый, одетый в утеплённую куртку грубого, явно кустарного пошива, с брезентовой сумкой через плечо. Под носом видна кровь — странно, а неприятных ощущений нет.

Накатило жутковатое ощущение — с детства почему-то недолюбливаю зеркала. С детства… хм.

А сколько мне лет? Как я оказался здесь?

Почему-то в голове крутилась какая-то свадьба. Чья? Моя? Или просто виденная вскользь?

И, раз уж на то пошло — как меня хотя бы зовут?

Оглядевшись, я отошёл к стульям, присел на крайний — вроде не разваливается. Вытер под носом тыльной стороной левой ладони — а кровь свежая, размазалась… значит, валяюсь тут совсем мало. Но как я сюда попал — учитывая, что пол весь в пыли, и на нём нет ни моих следов, ни вычищенной полосы от волочения моего тела?