Страница 11 из 23
– Вот дела! – только и успел вставить потрясённый Брусникин.
– Ну! А я о чём! А то вот ещё сосед мой, Петрович, взял в киоске бутылку водки, домой принёс, а вместо водки оказалась … пи-и-и … Ну, приехали врачи по «скорой» и говорят … пи-и-и …
– Да не может быть!
– Клянусь! А Петрович им – я же молодой ещё! А они – нет, всё равно тебе … пи-и-и … Сели и уехали.
– Во гады! А сосед-то?
– А что сосед? Сосед … пи-и-и … Пришёл ко мне и рассказывает, что мои … пи-и-и … пи-и-и … Ну, мы с ним сели, выпили за его возвращение с того света и так … пи-и-и … пи-и-и … Надрались, в общем, в тот раз до … пи-и-и …
Брусникин плеснул водку в стаканы.
– Как же так! – пробормотал потерянно. – Такая страна была!
Встал, пьяно качнулся, расплескав полстакана водки, и провозгласил:
– За СССР!
В последующие полчаса тот же тост провозглашался еще пять или шесть раз.
Брусникин уже всецело доверился Сан Санычу и интересовался подробностями сегодняшней жизни там, наверху. Кое-что ему понравилось. Например, отсутствие очередей и тот факт, что импортные цветные телевизоры вполне доступны, а видеомагнитофоны продаются без предварительной записи и всем, а не только представителям льготного контингента. Зато он осудил дискуссию о выносе Ленина из Мавзолея, рекламу женских прокладок на телевидении и гегемонизм Соединенных Штатов Америки. Америка больше всего его расстроила.
– Как же так? – вопрошал Брусникин. – Да кто они такие? Я же их одним нажатием кнопки! Движением этого вот пальца!
Он осмотрел указательный палец правой руки. Сан Саныч тоже посмотрел. Наш герой ещё не знал, что события стремительно приближаются к ужасной развязке.
– А что ж! – согласился уже здорово набравшийся Тимофеич. – Проучить мы их можем!
Полковник поднялся из-за стола и пошёл, покачиваясь, к пульту.
– Они думают, всё по-ихнему будет! А по-ихнему не будет …
– Пошли! – предложил Брусникин Сан Санычу. – Потеха начинается, я чувствую.
Полковник уже стоял у пульта.
– Какая тут из кнопок – по Нью-Йорку?
– Вот эта, товарищ полковник.
Рука Тимофеича потянулась к красной кнопке. Я следил за выражением лица Дегтярёва.
Он протрезвел, клянусь! В одно мгновение! Понял, что сейчас произойдёт, но всё ещё никак не мог поверить.
На большом экране жил Нью-Йорк. Там в окнах домов горел свет и по улицам катили машины.
– Вы что! – выдохнул потрясённый Сан Саныч. – Там же народу миллионов, наверное, десять!
Оказалось, что, несмотря на все тяготы жизни, он остался совсем не кровожадным человеком.
– "Десять", – хмыкнул Брусникин и указал рукой на экран компьютера. – Шестнадцать миллионов пятьсот двадцать шесть тысяч сто три человека … Сто четыре … Сто пять … Сто семь … Двойня, видно, родилась. Плодятся, как кролики.
– Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью! – провозгласил лозунг ракетчиков полковник и нажал страшную кнопку.
Мигнули лампочки.
– Пошла ракета! – сказал Тимофеич и обрадованно потёр руки. – Мы им покажем, как негров обижать!
Дегтярёв смотрел на экран остановившимся взглядом. Сегодня утром, попивая дома чаёк с бутербродами, а позже толкаясь в вагоне метро по дороге на работу, он и помыслить не мог, что к вечеру станет свидетелем начала третьей мировой войны.
– Лицо – крупным планом! – сказал я оператору.
Собственно, ради вот этих кадров мы всё и затеяли. Видели ли вы раньше лицо человека, который знает то, чего не знают миллиарды других людей?
Изображение Нью-Йорка на экране дрогнуло и исчезло.
– Вот! – сказал Тимофеич бесстрастно. – Будут знать, как выделываться.
Сан Саныч не успел ни осознать произошедшего, ни испугаться по-настоящему. В зал уже входила его жена. Она же и прислала к нам в программу письмо – предлагала разыграть своего благоверного.
Я шёл следом. Увидев нас обоих, Дегтярёв изменился в лице – в который уже раз за сегодняшний день. Понял, что произошло. И что всё не всерьёз.
– Ну, вы даёте! – пробормотал он после паузы. – Я же поверил! Я же думал – война!
И дальше такая тирада – сплошное "пи-и-и". Хорошо ещё, что съёмка уже закончилась.
* * *
Борис поджидал меня в зале, в котором загружались продуктами машины.
– Ну, вы дали! – сказал он восхищённо. – Я в полном восторге!
Я вежливо улыбнулся ему в ответ.
– А когда полковник запуск произвёл! У этого мужика челюсть отвисла, клянусь!
Я продолжал улыбаться, хотя уже ничего не понимал.
– Это, наверное, потому, что вы его напоили. Иначе бы он вряд ли клюнул.
– Погоди-ка, – остановил я его. – А где ты был во время съёмок?
Рядом со мной его точно не было. И откуда же он мог знать, как всё происходило там, на съёмочной площадке?
– У себя я был, Женька. И всё видел в прямом, так сказать, эфире.
Борис засмеялся и потянул меня за рукав.
Мы свернули в один из боковых проходов, прошли мимо одной двери, другой, а третью справа по ходу Борис распахнул. Я увидел небольшую комнату и ряд мониторов на длинном столе. На тех мониторах была вся жизнь подземного Борисова царства. Я видел все залы и тот, где мы только что снимали наш сюжет – тоже.
– Полный, в общем, контроль за обстановкой, – хмыкнул за моей спиной Борис.
В комнате находился только один человек, огромных размеров парень – что в высоту, что в ширину. Как бы Борис, но раза в три увеличенный. Даже лицом они были несколько похожи.
– Мои глаза и уши, – представил его Борис. – Звать Алексеем.
Алексей осторожно пожал мою руку своей лапищей. Сжал бы по-настоящему – быть мне калекой.
– Классная работа! – сообщил мне Алексей. – Мы тут падали со смеху.
– Как же вы камеру там установили? – удивился я. – Мои ребята монтировали декорации – и никто ничего не заметил.
– Высший пилотаж! – сказал Борис. – Есть и у нас специалисты!
Похлопал Алексея по плечу. Тот, наверное, и был тем самым специалистом, умеющим незаметно устанавливать видеокамеры.
– Может, ещё что будете снимать у нас?
Я в ответ неопределённо пожал плечами. В ближайших планах ничего такого не было. Декорации будем разбирать.
– Я не против, – сообщил Борис. – Чтоб, в общем, вы снимали.
Ему понравилось, я видел. Поблагодарил Бориса и пообещал когда-нибудь обратиться к нему опять.
Расставались мы друзьями. Борис долго тряс мне руку. Потом то же самое проделал Алексей.
Я думал, что с этим великаном никогда больше не встречусь.
Но ошибался.
* * *
Через две недели разыгрывалось большое действо. Вручались премии лучшим телевизионщикам страны. Так сказать, от коллег – коллегам. Мы выдвигались сразу по четырём номинациям. И что-то должны были получить.
Когда-то мы выдвигались по семи номинациям и не получили ничего. Совсем. Нас проучили за строптивость и за нежелание играть в чужие игры. Мы тогда выстояли, чего не скажешь о наших недоброжелателях. Они кончили очень плохо. А мы окрепли. И с нами теперь так жестоко обходиться не решались. Так что что-то получить мы были должны обязательно.
Я, как представитель попавшей в шорт-лист программы, получил право от своего имени пригласить на церемонию нескольких гостей. Два приглашения я отправил Жихареву: одно для него, как для друга программы и спонсора, другое – для Ольги. Я хотел её видеть, и, чтобы Жихарев поступил так, как нужно мне, а не как-то иначе, я в приглашении поставил её имя. Приглашение было отпечатано типографским способом, но там оставалась одна свободная строчка, как раз для имени и фамилии приглашённого. Я и написал имя: Ольга. А с фамилией затруднился: то ли она Жихарева, то ли носит другую фамилию. Я до сих пор не знал, кем она приходится Константину.
Вы бывали когда-нибудь на тусовках телевизионщиков? Зрелище почище цирка. Море эмоций и страстей, но всё прикрыто маской радушия и равнодушия, проявляемых одновременно. Здесь нет друзей, а есть конкуренты. Здесь нет великих и нет начинающих, потому что все – гении. Хотя бы в своём собственном представлении. Здесь весело, потому что здесь настоящая жизнь. Все льстят друг другу, но каждый знает цену этой лести. А если все всё знают – то это и есть цирк. Театр. Очевидное – невероятное.