Любаша

***

Любаша

Новый день — новые возможности.

Порой, настрой решает все, склоняя чашу весов выбора в определенную сторону. Словно цветные очки, синий исправно будет красить, исключая из общей картины белый цвет. Так и Мюррей, упрямый осел, вбил в голову, что умирает, теперь ответственно готовится кануть в небытие, предварительно закончив все дела.

Дернула край ненавистно чепца, поглубже нахлобучивая сползающую деталь гардероба. Взаимная нелюбовь. Здоровалась, кивала, с удовольствием подмечая расцветающие цветы надежды на лицах местных. Чуть остановилась, оглядевшись. Стучали молотки, звонко перекрикивались рабочие, возводившие новые постройки, сновала вездесущая ребятня, гордо помогающая взрослым, поднося то одно, то другое. Запах свежей древесины пьянил.

Сегодня я решила не сдаваться. Утро нашло меня колено преклонной в храме рядом с изображением Ютарии. Хранительница очага помогает женщинам, но я просила за Мюррея, ведь он был чем-то похож — оберегал множество семей. Чего уж там, всплакнула немного. Жалко мужика, пропадает. Подношение оставила и ушла. Когда выхода не видно, надо пробовать каждую дверь.

Среди налаженного производства особо ярко выделялись сморчки из столицы. Холеные лица, высоко задранные носы, недвусмысленные взгляды, шарящие по местным. Парни примеривались к невспаханному полю женских сердец, дамы, сбившись стайками, хихикали и притворно прикрывали рты аккуратными пальчиками, рассматривая объекты будущих приключений или тренировок женских чар перед крупными играми на королевской доске. Даже слуги умудрялись считать себя людьми лучшего сорта.

Столица не подойдет. Я так не умею и не хочу. Лучше и дальше буду приносить пользу в глуши. Целых два куста диких ягод расправили пышные ветви на нашем огороде после упорной борьбы. Маленькая победа.

Не зная, как еще помочь, направилась к Олафу пытать счастья общими усилиями с вареньем. Может двойное упрямство возьмет верх и мы сумеем получить то маленькое волшебство в баночке? Мюррею будет очень кстати порция радости.

— Красавица! Погоди! — раздался голос сбоку.

Отрадно, что степень выдержки моего «вина» уже не назвать молодым. Усмехнулась, но вынужденно остановилась — плечо грубо сжала сильная рука, заставляя развернуться к говорившему.

— Не хорошо, красавица, — высокопарно начал молодой аристократ, источая притворно-сладкие интонации, но осекся.

Жиденькая поросль на его лице встопорщилась от возмущения. Маска дружелюбия свернулась, явив отвращение.

— Тьфу, старая!!! — возмущенно дергались коричневые кудряшки.

— Пф, — передернулся второй подошедший, изящно поиграв рыжими бровями. — У тебя глаза не поднимались выше жопы, Густав! Красавица, точно красавица! — морщась, карикатурно передразнил первого, раскидывая руки. — Пошли, — демонстративно одернул вниз рукав пышной рубашки, старательно смахивая несуществующие пылинки.

Третий прошелся внимательным взглядом темных глаз. Чего уж там, откровенно было противно. Не доставлять проблем. Я стараюсь, Мюррей… Видят боги, как хочется услышать хруст ломающихся конечностей!

Боль в плече отрезвила. Гаденыш продолжал сжимать, применяя силу. Что-то не так. Попыталась проанализировать настроение.

— Отпусти уже, — рыжий рубанул ребром ладони по руке первого, вынуждая отступить. — Вспомнил, — нехотя пояснил звереющему шатену, — кухарка она. Мюррея, — смачно сплюнул на землю.

Третий соображал быстро, скрутил руку задиры, развернул и дал направление. Второй замкнул клещи, присоединяясь к коллективной работе.

— Угомонись, — спокойный голос здоровяка сопровождался хорошей встряской. — Не привлекай внимания.

— Я — наследник старейшего рода, уношу ноги от чьей-то кухарки?! Ты издеваешься?! Да что она сделает?! Фартуком задушит? — искреннее недоумение переросло в злой вопль.

Ответа не услышала, расстояние увеличилось. Не стану рассказывать капитану. Потерла плечо… Гаденыши.

Внимание привлек запах, проходившей мимо женщины, показавшийся до боли знакомым. Оглянулась, незнакомка в бесформенном платье, просеменила уже далеко. Возвращаться не стала, опасаясь нежеланной встречи.

В голове стучали молоточки, требуя идентифицировать аромат. Казалось, это важно. Не получалось. Злость облизывала мелкими волнами, незаметно накатывая сильнее. Стало трудно дышать. Внезапно захотелось рычать и буйствовать. Пришлось крепко смять подол, дабы унять трясущиеся руки. Кожи коснулся холодок металла. Стало понятно, что все не спроста, да было поздно.

— Это магия…. Магия, не я, — пальцы сопротивлялись решению мозга, но спустя минуту, показавшуюся вечностью, еле отцепили тесак с пояса, несколько раз порезавшись, и кинули куда подальше.

Упала на колени, обхватывая себя руками, раскачиваясь в разные стороны. Реальность подернулась дымкой, окрашиваясь в красные цвета. Внутри полыхало от желания… проливать кровь.

— Не я, — твердила из последних сил. — Не я…

Тяжело ворочая картинки в голове, словно булыжники, воскрешала приятные моменты, цепляясь из последних сил.

Я люблю этот мир.

Из закрытых глаз катились слезы. С огромным трудом ярость сдавала позиции, царапая изнутри до крови. Судорожный вздох полной грудью сменился отчаянным воплем — голова полетела в сторону от мощного удара, но дернулась обратно — за волосы грубо схватили, выдыхая амбре немытого рта прямо в лицо.

— Думала обошлось? — каштановые глаза, оказавшиеся очень близко, полыхали безумием. — А я передумал! — кривой оскал.

Одежду резали и торопливо срывали подоспевшие дружки.

— Помогите! — вопль оказался последним, оплеуха разбила губы, а вторая нос.

Кусаясь, лягаясь, метая мелки камни, попавшиеся под руку, не сдавалась и безуспешно проигрывала в неравной борьбе. Щеку оцарапали моим же тесаком и приставили к горлу, больно уперев кончик. Шатен торопился, стаскивая портки.

Жаль, у нет магии… И пусть, что невменяемы… Оттянула голову подальше, чтобы посильнее напороться на острие металла… Лучше смерть.

После принятия решения внутри взорвался вулкан, выплевывая огненную лаву, брызнувшую во все стороны, опаляя каждую клеточку тела. Стало невыносимо жарко…

— ААААА!!!!!! — из горла вырвался вопль, выгибая тело дугой.

— ААААА!!!! — вторили три голоса рядом.

***

Я была рыбкой, которую окунули в дюже адский кипяток, а потом бросили на лед и стали наблюдать: сдохла или нет?

Глаза закрылись. Открылись. Сельский пейзаж местности потерялся на фоне колыхающейся толпы. Голова — литой колокол, по которому неведомый шутник бил каждый раз, когда картинка пыталась приобрести четкость. Все болело. Все ломило. Зверски хотелось Жрать с большой буквы. Кожа на саднящих губах треснула, как только открыла рот.

— Олаф, — отключилась лежа на земле, очнулась в надежном кольце рук друга.

— Молчи, бедовая, — тоскливо протянул повар. — Ты спокойно жить умеешь?…. А, не отвечай, бесполезно! Щас капитан придет, люлей всем раздаст… Как бы сам не огреб потом, — расстроенно пробубнил под нос.

С разбегу плюхнувшийся рядом запыхавшийся Велдон поднял облачко пыли. Легкая волна прохлады выборочно заструилась по телу. Взбудораженный и дезориентированный, оказал первую помощь, щедро смазав поврежденные участки кожи и насильно влив штук шесть зелий разной степени гадости. Также молча развернулся, поскальзываясь и падая, в три прыжка оказался возле голосящих нападавших.

Кратко пересказала ощущения, обстоятельства и итоги, попутно заставляя помочь встать.

— Разберемся, — оскалился Олаф. — Не лезь, зашибет не заметит. Все я пошел. Анна, — молчаливо попросил жену и кинулся наперерез бешенному Мюррею, за которым бежала Марджери. Очень бодро для своего возраста. Народ расступился в стороны, образовывая живой коридор.

Анна скривилась от почетной должности, но цепко схватила. Повар ласточкой отлетел в сторону после удара об капитана, так и не сумев изменить траекторию его локомотива, собирающегося убивать без объяснений.