Страница 20 из 37
– Так-так, – произнес Марри, одаряя инспектора сияющей улыбкой. – Хотите сделать ставку в состязаниях на кубок страны? Хотелось бы надеяться, что не на Кофейное Зернышко? Сегодня половина Англии на него ставит.
Инспектор уверил его, что не собирается спускать деньги даже на такого «верняка», как Кофейное Зернышко.
– Не хотите – не надо. Однако вряд ли вы пришли затем, чтобы предупредить меня не принимать ставки крадеными деньгами.
Инспектор усмехнулся. Нет, он всего лишь зашел выяснить, не знавал ли Марри человека по имени Альберт Соррел.
– Никогда не слышал о таком. Кто он?
Предположительно, букмекер, подумал Грант.
– На каком круге работал?
Это Гранту неизвестно, но контора у него на Минлей-стрит.
– Значит, скорее всего, на «серебряном круге». Вот что я вам скажу: на вашем месте я бы сегодня прокатился в Лингфилд – там вы всех этих молодчиков с «серебряного круга» враз и ухватите – сэкономите время и силы.
Грант задумался. Действительно, это был самый разумный и самый быстрый ход, и он имел преимущество: можно было познакомиться с деловыми партнерами покойного, чего не давало одно лишь знание его домашнего адреса.
– Вот что я вам скажу, – опять заговорил Марри, видя, что Грант колеблется. – Поедем-ка мы вместе. Поезд туда вы все равно пропустили, так что на моей машине и поедем. Моя лошадка там бежит сегодня, но один я и не подумал бы ехать. Правда, тренеру обещал, но больно утро дрянное выдалось. Вы уже ели?
Инспектор сказал, что не успел, и, пока Грант говорил по телефону, Марри вышел распорядиться насчет того, чтобы им упаковали корзину с едой.
Часом позже Грант и Марри устроили себе ланч на природе. На природе, где было довольно серо и сыро, но пахло чистой, свежей зеленью трав и полей. Моросящий дождь, превративший Лондон в липкий кошмар, остался позади. В широких просветах рваных серых и влажных туч виднелось голубое небо, и к тому времени, когда они подъехали к воротам ипподрома, бледные, печальные лужицы в альпинарии уже неуверенно улыбались солнцу.
Через десять минут начинался первый заезд, и Грант, с трудом подавляя нетерпение, проследовал с Марри к белым перилам парадного кольца, за которыми безмятежно двигались по кругу лошади, принимающие участие в первом заезде. В то время как Грант-наблюдатель любовался их красотой и выездкой – он хорошо разбирался в лошадях, – взгляд Гранта-инспектора пробегал по рядам зрителей, холодно отмечая среди присутствовавших известных ему людей. Вот Молленштейн – теперь он называл себя Стоуном, – у него такой вид, будто ему принадлежит весь мир. «Интересно, что он выдумал на этот раз, чтобы надувать простаков», – подумал Грант. Вряд ли он приехал сюда в холодный мартовский день ради скачек с препятствиями. Может, здесь один из его бедолаг-клиентов? А вон Ванда Морден; она только что вернулась после своего третьего медового месяца и, видимо, для того, чтобы все знали об этом, нарядилась в клетчатое пальто. Оно так бросалось в глаза, что, куда бы Грант ни обращал взгляд, все время натыкался на пальто Ванды Морден. И лорд – игрок в поло, за которым следили, подозревая, что это Даго, – он тоже был тут. И многих, многих других – приятных и не очень – увидел здесь Грант и мысленно охарактеризовал для себя.
Как только закончился первый заезд и маленькая кучка счастливчиков обступила букмекеров, а потом снова радостно рассыпалась по трибунам, Грант приступил к работе. Он методично расспрашивал о Сорреле в течение всего второго заезда, до того момента, пока желающие делать ставки снова не стали брать в кольцо букмекеров. Но о Сорреле никто ничего не знал, и, когда перед четвертым заездом с барьерами Грант снова встретился с Марри, чья лошадь как раз должна была бежать, вид у Гранта был невеселый.
Марри принял его неудачу близко к сердцу: стоя в парадном кольце возле своей лошади, он стал давать советы, как лучше выследить Соррела, не забывая при этом подбадривать и похваливать своего жеребца.
Грант вполне искренне выразил свое восхищение этой собственностью Марри – великолепным скакуном, – но его советы слушал вполуха. «Почему никто в „серебряном круге“ не знает Соррела?» – озабоченно размышлял он.
К парадному кольцу стали подходить жокеи, и толпа у перил поредела: люди спешили занять места, откуда лучше всего наблюдать забег; грумы то и дело беспокойно выглядывали из-за холок своих подопечных, боясь упустить время, когда подадут сигнал к старту.
– А вот и Лейси, – проговорил Марри и кивнул жокею, который, ступая легко, как кошка, по мокрой траве, приближался к ним. – Знаете его?
– Нет.
– Его конек – стипль-чез. Но иногда он участвует в скачках с препятствиями и тут тоже бесподобен.
Грант об этом знал – в Скотленд-Ярде они знали все или почти все, – но до сих пор не встречался лично со знаменитым наездником. Жокей ответил на приветствие Марри легкой улыбкой, и Марри представил ему инспектора, не вдаваясь в причины его появления на скачках. Лейси зябко передернул плечами и с напускным ужасом проговорил:
– Хорошо, что сегодня не надо прыгать через водные препятствия. По сегодняшней погоде не хватало еще, чтобы тебя сбросили в воду.
– После душных комнат и теплых одежек очень даже неплохо, – шутливо заметил Марри.
– Ездили в Швейцарию? – спросил Грант, чтобы поддержать разговор. Он знал, что Швейцария – зимняя Мекка всех наездников-специалистов по стипль-чезу.
– Швейцарию? – воскликнул Лейси с мягким ирландским выговором. – Какое там! У меня была корь. Вы только представьте – корь! Девять дней на одном молоке и месяц в постели.
Его приятное, с четкими, как на камее, чертами лицо исказила гримаса отвращения.
– К тому же от молока толстеют, – рассмеялся Марри. – Кстати, о толстых: вы никогда не встречались с человеком по фамилии Соррел?
Взгляд выцветших, но блестящих, как капельки ледяной воды, глаз жокея скользнул по инспектору и обратился к Марри. Хлыст, который до этого покачивался в его руке как маятник, вдруг замер.
– Кажется, припоминаю такого, – сказал он, помедлив. – Только он не был толстый. Вроде так звали помощника у Чарли Бадделея.
Но Марри такого помощника у Чарли Бадделея не помнил.
– Взгляните, пожалуйста, на этот портрет. Это он? – проговорил Грант и достал импрессионистический набросок лохмача.
– Надо же, как здорово! – воскликнул Лейси, с восхищением глядя на рисунок. – Точно, он и есть – помощник старины Бадделея.
– Где мне найти этого Бадделея? – спросил Грант.
– Трудноватый вопрос, – отозвался Лейси, и снова на его лице появилась та же полуулыбка. – Штука в том, что Бадделей уже два года как помер.
– Ах так? И с тех пор вы не встречали Соррела?
– Нет. Не знаю, что с ним сталось. Наверное, скрипит пером где-нибудь в конторе.
К ним подвели рысака. Лейси скинул пальто, снял галоши, аккуратно поставил их на травку, и грум подсадил его в седло.
– Алвинсона сегодня нет? – спросил он, подбирая поводья (Алвинсон был тренером лошадей Марри). – Он сказал, у вас будут указания.
– Указания обычные. Делайте, что считаете нужным. Похоже, он должен победить.
– Ну и прекрасно, – спокойно откликнулся Лейси, и они проследовали к выходу на полосу – лошадь и человек: зрелище самое замечательное из тех, какие еще способен предоставить нам неласковый цивилизованный мир.
– Не унывайте, Грант, – сказал Марри, пока они направлялись к своим местам на трибуне. – Хоть Бадделей и умер, я знаю человека, который хорошо его знал. Кончится заезд, и я проведу вас к нему.
После этого Грант целиком отдался наслаждению скачками. Наблюдал, как на самом дальнем отрезке круга на фоне серого занавеса леса мелькают и струятся яркие цвета жокейских курточек, в то время как все трибуны, затаив дыхание, следили за ними; тишина стояла такая, как если бы Грант был здесь совсем один, а вокруг – только мокрые деревья и влажная трава да серая цепочка деревьев на горизонте. Наблюдал изнурительную борьбу на последней прямой и схватку на последних финишных метрах, когда лошадь Марри пришла второй, отстав всего на голову.