Повесть о Скандербеге

Оутом счастье Скандербегове списатели писали за 447 великую дивность. 448 А то счастье дано было ему с молодых лет от бога во Иерусалиме, 449 в церкви святая святых, что Соломон создал. И для того там ныне 450 никого не пущают 451 — христиан, ни турков[189]. 449

По смерти Скандербегове Лех Дукаин велиим гласом учал вопити,[190] плачучи во все люди, и говорил:

«Послушайте, послушайте все княжата и люди!

Ныне городы наши и стены повалились, ныне сила и слава наша вся упала, ныне надежда наша вся миновалась, ныне дорога чиста и пространна турком к нам стало — что у нас Скандербега не стало. То была княжества Олбанского крепкая452 защита и оборона 453 всех христиан и надежда наша!» 453

Слышачи то 454 беспрестанно плакали,[191] не чаючи себе впредь никакия утехи. 454

Жена Скандербегова и сын его, погребши Скандербега в Лисий, или в Лысом, городе венецком, с великою честию и с плачем неутешимым и отъехали до Апулии по иво приказу и там скончали живот свой[192] 455.

Магомет уведал то, что Скандербег умер — ино безмерно тому рад бысть. В тот же час, 456 не ждучи ничего, ни откладываючи ни зачем, 456 послал все люди свои и побрал Олбанию и Македонию всю Иллирик.[193] А как турки взяли тот город, где лежал Скандербег, выкопав кости его, и кто что ухватил, тот то и взял и при себе носили: чаяли того, каков был Скандербег счастлив, чтоб и они таковы же счастливы были.457

А потом скоре и Махомет, царь турский, умер.[194] А всего живота его было 48 лет. А на царство сел по смерти его Боязет — сын его. 458

ПРИЛОЖЕНИЕ

БОРЬБА АЛБАНСКОГО НАРОДА ПОД ВОДИТЕЛЬСТВОМ СКАНДЕРБЕГА ПРОТИВ ТУРЕЦКИХ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ

I. Над Албанией с конца XIV в. нависла зловещая угроза турецкого нашествия. Героическая столетняя борьба албанского народа против захватчиков была частью исторических событий мирового значения и вписала славные страницы не только в историю албанцев, но и в историю всей Европы, особенно в период, когда эта борьба достигла под руководством национального героя Георгия Кастриота Скандербега наивысшего напряжения.

Маркс имел полное основание назвать турецкое нашествие XV-XVI вв. вторым изданием арабских завоеваний VIII в.: как тогда в битве при Пуатье и позже — в эпоху татарского нашествия — в битве при Вальштадте, так и теперь опасность угрожала всей европейской цивилизации.[195] Поэтому победоносная борьба Албании, продолжавшаяся двадцать пять лет, прославила во всем мире и албанский народ и его вождя.

Память албанского народа сохранила славные деяния этого времени в богатейшей традиции устных преданий о подвигах Скандербега. Предания о нем усвоила и вся Европа, о чем красноречиво свидетельствуют многочисленные биографии Скандербега, в особенности же произведения его соотечественника скутарийца Марина Барлетия. С начала XVI в. биография Скандербега издавалась повсеместно — от Рима, Парижа и Лиссабона, Мадрида, Франкфурта и Загреба до Клужа, Литомышля и Белостока.[196] Слава албанского героя дошла и до России, как о том свидетельствуют два русских издания XVIII в., а до того ряд рукописей XVII в.;[197] к числу последних принадлежит и «Повесть о Скандербеге», публикуемая ныне как литературный памятник выдающегося значения и в то же время как памятник давней дружбы албанского народа с великим русским народом.

Было бы интересно проследить последовательное распространение по Европе известности албанского народного героя. Его слава нашла широкий отклик именно в ту пору, когда война с турецкими захватчиками стала жизненной задачей для европейских народов. При этом образ Скандербега в исторической и художественной, в том числе устной народной, литературе получил особое назначение: вдохновлять народы на борьбу с захватчиками, стать знаменем в борьбе за освобождение. Прежняя феодальная и буржуазная историография не в состоянии была правильно осмыслить. это явление, как не понимала она и всего значения данной эпохи в истории албанского народа. Рассматривая фигуру героя вне общественных условий, прежняя историография то занимала панегирическую позицию, то, впрочем реже, впадала в скептическую недооценку, но при этом неизменно изощрялась истолковать замечательные деяния эпохи необыкновенными качествами вождя (Ноли, Гегай и др.)[198] или же вмешательством иноземных сил, вроде папства, Неаполитанского королевства, Венеции (Иорга, Маринеску и др.).[199] Буржуазные историки, не отличаясь в этом отношении от своих предшественников, всю заслугу сопротивления туркам приписывали стоявшим у власти феодалам. В представлении этих историков народные массы были только «грубой» силой, которая в лучшем случае вдохновлялась примером героя для совершения подвигов. Фашистская историография, с целью оправдать агрессию, шла еще дальше: во время турецкого нашествия, утверждала она, «народ пребывал в роли зрителей, занимая большей частью пассивную и выжидательную позицию, а порою даже, не скрывая своего удовлетворения, народ не понимал истинного смысла, огромного исторического значения этой войны».[200]

Историк, стремящийся научно, по-марксистски, осмыслить исторический процесс, неизбежно отвергнет подобные точки зрения, как явно искажающие и фальсифицирующие исторические факты. Подобные точки зрения закрывают путь для правильного понимания важнейшего периода албанского средневековья, когда возникли совершенно новые явления в хозяйственной, политической и духовной жизни страны. Задача историка-марксиста состоит в освещении подлинной исторической картины, которая показывает, что именно народным массам пришлось выносить на себе всю нестерпимую тяжесть турецкого нашествия и что именно они, проявляя редкостный патриотизм, и стали в действительности той основной силой, которая долго и успешно боролась за свободу и тем самым внесла существенный вклад в дело противодействия феодальной раздробленности своей страны и одновременно в дело спасения всей Европы от турецкого ига.

II. К середине XIV в. албанские феодалы совместно со славянскими уничтожили последние следы анжуйского господства на восточном побережье Адриатики, а также ликвидировали наконец многовековое господство Византии на Балканах и, в частности, в Албании. Это имело положительные следствия. В Албании после быстрого падения сербской державы возник ряд независимых княжеств: северная Албания с центром в Шкодере, управляемая родом Балшей; меж реками Мати и Шкумби — княжество Арберское с центром сперва в Круе, а позже в Дурресе, под господством династии Топия; на юго-западе — деспотат Влорский, на юго-востоке — владения рода Музаки с центром в Берате. Владетелю Шкодера, Балше II, воевавшему по преимуществу со своим главным противником Карлом Топия, удалось объединить под своим скипетром большую часть современной Албании, присоединив также и южные области с Бератом, Влорой и другими городами, сведя территорию противника к небольшому клочку земли, вклинившемуся между его владениями. Обзор общественных и экономических условий этого периода красноречиво свидетельствует о том, что события эти никоим образом нельзя приписывать каким-либо случайным причинам.

189

А то счастье дано ему было с молодых лет... И для того там ныне никого не пущают — христиан, ни турков. Эта любопытная легенда о Скандербеге имеется только в славянской версии и является еще одним примером отражения в биографиях Скандербега тех сказаний о нем, которые распространились в славянских странах. Автор русской повести по-своему переосмыслил эту легенду, используя ее в качестве объяснения причины неуязвимости албанского героя. У Бельского и в южнославянской повести легенда приведена после рассказа о том, как турки, разграбив гробницу Скандербега, носили его кости, оправленные в золото или серебро, при себе как амулеты, веря, что счастье Скандербега, полученное им в храме Соломона в Иерусалиме, перейдет к ним. А для того чтобы никто не мог с ними соперничать в этом или же стать новым Скандербегом, они закрыли доступ в храм одинаково как христианам, так и мусульманам. Происхождение данной легенды неясно. Возможно, что в ее основу положен рассказ Барлетия о прорицании, полученном отцом Скандербега в храме языческого бога Аполлона в Дельфах накануне рождения героя. Рассказ же Барлетия, в свою очередь, основан, вероятно, на многочисленных народных преданиях типа легенды о рождении Александра Македонского. С таким же основанием можно предположить, что эта легенда возникла в народе после смерти Скандербега и была одинаково распространена как среди албанцев и славян, так и в рядах турецкой армии. «Янычары сделали из Искандер-бея святого», — писал Маркс.

190

Лех Дукаин велиим гласом учал вопити... Барлетий, а за ним и авторы славянской версии биографии Скандербега рассказывают, что известие о смерти Скандербега было объявлено народу старым сподвижником и другом Скандербега князем Леком Дукадьином. Содержание речи Дукадьина можно привести как характерный пример постепенной переработки первоисточника русской повести — книги Барлетия. У Барлетия речь Дукадьина несколько выпадает по своему стилю из общего повествования: она составлена из коротких отрывистых фраз, начинающихся с одного и того же слова, что является отличительным признаком произведения народного творчества типа надгробных плачей.

У Барлетия: «Лек Дукагин вышел к народу и тихим голосом с опечаленным лицом рвал свою бороду и волосы и говорил:

В южнославянской повести: «Лека Дукадин плакал над мертвым, вырывая волосы головы и бороды:

У Бельского: «Леха Дукагинус, которого мы часто упоминали, сказал громким голосом перед всеми:

В русской повести: «Лех Дукаин велиим гласом учал вопити, плачучи во все люди, и говорил:

Слышачи то, беспрестанно плакали, не чаючи себе впред никакой утехи».

Автор русской повести, во-первых, усилил элементы поэтизации этой речи, во-вторых, изменил аудиторию Лека Дукадьина: у Барлетия и Бельского Лех обращается к правителям и князьям, в русской же повести ко всем людям, к народу (см. статью Н. Н. Розова, стр. 100). Автор русской повести превратил речь Лека Дукадьина в зачин всенародного плача по Скандербегу, и сделал это по-своему, опустив некоторые подробности, заимствованные Бельским у Барлетия, вероятно, потому, что для русского человека было чуждо бурное проявление чувств, свойственное южным народам. Поэтому он не рассказывает, что слова Лека Дукадьина сопровождались вырыванием волос и царапанием лица.

191

Слышачи то беспрестанно плакали... Все источники рассказывают о беспредельном горе, охватившем всех при известии о смерти Скандербега. Барлетий добавляет, что не только люди оплакивали Скандербега: даже конь его, не видя своего господина и почуяв неладное, «перестал принимать пищу и вскоре последовал за Скандербегом». По словам современников, вскоре после смерти Скандербега в память о нем каждые семь дней албанские девушки собирались на городской площади в Круе и пели песни в честь своего героя, не забывая об этом даже тогда, когда турки осаждали город и над Круей свистели вражеские ядра.

192

Жена Скандербегова и сын его... отъехали до Апулии... и там скончали живот свой. Тело Скандербега было торжественно погребено в соборе Св. Николая в городе Леше, там, где впервые под руководством Скандербега двадцать пять лет тому назад были объединены силы Албании. Вскоре Доника Кастриот, вдова Скандербега, переселилась в Апулию, в земли, подаренные Скандербегу неаполитанским королем Фердинандом, и там жила вплоть до своей смерти в 1493 г. Вместе с ней поселился в Италии и ее сын Иоанн Кастриот, который прожил там до конца дней своих (умер в 1514 г.). Иоанн Кастриот оставил после себя трех сыновей, одному из которых — Фердинанду Кастриоту — посвятил свою книгу о его знаменитом деде Марин Барлетий.

193

побрал Олбанию и Македонию всю Иллирик. Здесь автор русской повести вслед за своими источниками допускает некоторую хронологическую неточность. На самом деле султан Магомет II, занятый войной в Азии, после смерти Скандербега на некоторое время оставил Албанию в покое. А тем временем в стране началась анархия. Албанские князья, поделив между собой владения Скандербега, начали междоусобную войну, прося помощи то у Венеции, то у турок. Венеция, узнав о смерти Скандербега, немедленно послала к его вдове архиепископа Дурреса, а вслед за ним наместника Венеции в Албании Франческо Капелло. Оба посланца должны были убедить Донику отдать Венеции Крую и другие албанские земли. Их посольство не было удачным, так как семья Скандербега, приняв предложение короля Фердинанда, переехала в Апулию. После этого Венеция сразу же оккупировала Крую. Весной 1474 г. султан отправил в Албанию румелийского беглербега Солимана со 100-тысячной армией. Венеция заключила союз с князем Зеты Черногорской Иваном Черноевичем, сыном покойного союзника и друга Скандербега, Стефана Черноевича, и получила подкрепление из Рима, Неаполя и Венгрии. Турки были вынуждены снять осаду Шкодера и отступить, ограничась сожжением дотла крепости Дривасто. Через три года, весной 1477 г., они вновь вернулись в Албанию и осадили Крую. Целый год продолжалась осада и лишь 15 июня 1478 г. изнуренные голодом защитники Круи сдали город на милость победителей. Турки обещали горожанам полную безнаказанность, но на деле перебили все мужское население, а женщин и детей угнали в рабство. В 1479 г. после одиннадцатимесячной осады пал Шкодер. 26 января 1479 г. Венеция подписала мирный договор с Турцией и уступила последней все свои владения в Албании, кроме Дурреса, впоследствии (в 1501 г.) захваченного турками, а также Улькина и Антивари, перешедших к туркам в 1571 г. Население Албании, не желая подчиняться власти захватчиков, уходило далеко в горы или переселялось в другие страны, главным образом в Италию, но не прекращало в дальнейшем освободительной борьбы.

194

А потом вскоре и Махомет, царь турский, умер. Султан неожиданно умер 2 мая 1481 г. в период подготовки грандиозного похода на Европу. Султан, которого многие считают подлинным создателем «непобедимой» Османской империи, так и не смог покорить Албанию — страну, преградившую под руководством Скандербега путь туркам на Запад.

195

К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, VII, стр. 276.

196

G. Petrovitch. Scanderbeg, Georges Castriota. Essai de bibliographie raiso

197

Н. Н. Розов. Повесть о народном герое Албании в древнерусской письменности. Изв. АН СССР, Отд. лит. и яз., XII, вып. 6, 1953, стр. 508.

198

F. S. Noli. Historia e Skenderbeut. Boston, 1921, стр. 282-284; A. Gegaj. L'Albanie et l'invasion turque au XV-e siecle. Paris, 1937.

199

N. Jorga. Geschichte des Osmanischen Reiches, II. Gotha, 1909, стр.137; С. Marineskou. Alphonse V, roi d'Aragon et de Naples et l'Aibanie de Scanderbeg. Melanges de l'Ecole roumaine en France. Paris, 1923, стр. 110.

200

М. Braun. Die Slawen auf dem Balkan. Leipzig, 1941, стр. 126.