Последствие

— Ну, ты сделал и то, и другое, так что, я думаю, ты худший из всех нас.

— Ты глупая шлюха! — Аттикус ворвался через бар, и я знала, что на этот раз будет смертельная боль. Он сошел с ума. Какое бы чувство логики и разума ни было в его тупой голове, оно исчезло при моих обвинениях. Он собирался убить меня. И это должно было быть больно.

Фрэнки соскочила со своего барного стула и встала у него на пути, нежно положив руки ему на грудь. Сначала он даже не мог ее разглядеть, поэтому оттолкнул ее с дороги. Она издала крик боли, наконец-то привлекший его внимание.

В следующую секунду Джульетта соскочила с моих колен и схватила нож для чистки овощей. Пока Аттикус разбирался с Фрэнки на земле, дочка вложила нож мне в руки, а затем снова села ко мне на колени.

С минуту я сидела, ошеломленная сообразительностью моей дочери. По-видимому, яблоко недалеко упало от яблони. Я не думала, что у четырехлетней девочки хватит духу ждать подходящей возможности. Я была очень неправа.

Аттикус поднял Фрэнки с пола, схватив за предплечья, и посадил ее спиной на барный стул.

— Я сказал тебе перестать создавать проблемы, сука. Черт возьми, слушай меня.

Я начала пилить застежки-молнии, отчаянно пытаясь прорезать их середину. Мои руки онемели, а нож был до смешного тупым. Слезы разочарования навернулись на мои глаза, когда я поняла, что у меня не было времени перерезать путы полностью до того, как Аттикус вернется, чтобы причинить мне боль.

— Быстрее, мамочка, — захныкала Джульетта.

Это было ободрение, в котором я нуждалась, и я даже не думала, что она знала, что делает, или насколько эффективны были ее ласковые слова. Я пилила быстрее, не обращая внимания на мучительное покалывание в руках. Плотный пластик начал поддаваться, давая моим рукам больше места для движения. Прогресс!

Аттикус внезапно оказался надо мной.

— Что ты делаешь? — он зарычал. Его пистолет щелкнул, и он навел дуло на мой левый глаз.

Черт возьми. Это было оно.

— Встань позади меня, — приказала я Джульетте. Она не колебалась.

— Подумай о том, что ты делаешь, — предупредила я Аттикуса. — Разве мы не были друзьями когда-то? — На его полный отвращения взгляд я быстро добавила: — Тогда братом и сестрой. Я все еще братва. Я все еще член синдиката. — Ложь, ложь и еще раз ложь, но я была ловкой обманщицей. Я даже ничего не могла с этим поделать, это было в крови.

— Ты предательница и стерва, — утверждал он. — Ты — единственная причина, по которой организация развалилась. Если бы ты осталась, твой парень не выдал бы все ФБР. — Он указал на пустой, полуразрушенный бар. — Это все твоя вина.

— Неправильно, — раздался голос с другой стороны комнаты.

Мы с Аттикусом одновременно обернулись, чтобы посмотреть, кто это был, и оба были одинаково ошеломлены, увидев Сойера на другой стороне комнаты, заполненной его людьми. Русские, которые охраняли нас, были взяты под прицел ирландцами, итальянцами и якудзой. Там также были испаноязычные люди, но я не знала, были ли они мексиканцами, кубинцами или кем-то еще.

Пистолет оставался направленным мне в голову.

— Как раз вовремя, — промурлыкал Аттикус. — Я не хотел, чтобы ты пропустил шоу.

Сойер склонил голову набок, его глаза по-прежнему были прикованы к Аттикусу. Он не смотрел на меня. Он был слишком сосредоточен на парне, направившем заряженный пистолет мне в голову.

— Сначала тебе нужно разобраться с фактами.

— Какими фактами? — нетерпеливо спросил Аттикус.

— О федералах, — продолжил Сойер. — Я заключил сделку с федералами перед отъездом Кэролайн. Я сделал это в ту ночь, когда меня арестовали.

— Что? — потребовала я, не обращая внимания на то, что на самом деле это был не мой разговор.

— В ту секунду, когда Пахан попросил меня взять их вину на себя, я заключил сделку. Братва предала меня. И сегодня я навсегда положу конец этому предательству.

— Пошел ты, Сойер! — крикнул Аттикус.

И вот тогда весь ад вырвался на свободу.

Глава 25

Две вещи произошли одновременно. Джульетта выхватила у меня нож и распилила остатки застежки-молнии, порезав при этом мое запястье, но сумев освободить меня. Секунду спустя Аттикус бросился на меня, подняв за волосы, чтобы выставить перед Сойером и его армией людей.

Я вскрикнула, отчаянно дергая Аттикуса за запястье, чтобы унять боль в голове. Он сжал крепче, заставляя мою спину выгнуться, а меня встать на цыпочки.

— Отпусти ее, — прорычал Сойер.

Я знала, что Аттикус улыбался по звуку его голоса, когда он ответил:

— Ты все еще думаешь, что ты главный. Ты все еще думаешь, что все делают то, что ты говоришь, потому что ты какой-то большой гребаный мужик.

Краем глаза я наблюдала, как Джульетта бежит к лестнице, где мужчина жестом звал ее подойти к нему. Мое зрение все еще было затуманено болью и слезами, но мне удалось узнать своего отца, выглядывающего из-за угла лестничной клетки. Облегчение захлестнуло меня, и на поверхность выступили новые слезы.

Он был таким дерьмовым отцом. Такой кусок дерьма. И вот он здесь; он вытащил мою дочь из этой адской ситуации, и я мгновенно простила его за все. Именно так. Ничто не имело значения, ни мое детство, ни его предательство, когда Сойер попал в тюрьму. Ничего, кроме того, что он только что сделал для Джульетты.

Он потащил ее за собой вверх по лестнице, и они исчезли, подальше от этого беспорядка и сильной опасности. Джульетта была в безопасности. Это было все, что имело значение. Теперь Аттикус мог делать со мной все, что хотел.

Аттикус прижался своей щекой к моей, где он ударил меня ранее, заставив меня вздрогнуть.

— Давай посмотрим, какой ты большой мужик, когда я заберу у тебя твою любимую игрушку. — Я задохнулась от сильного прижатия его пистолета к нижней части моего подбородка. — Я думаю, в конце концов, она не стоила всех этих хлопот, верно? — Его смех был мрачным, полным злобы, полным болезни в его голове, которая определяла всю его жизнь. Его тело прижалось к моему, ближе и целеустремленнее. Он хотел разозлить Сойера как можно больше. Он знал, что игра окончена, но ничего не мог с собой поделать. Если он шел ко дну, я шла ко дну вместе с ним. — Тебе следовало остаться с братвой, Уэсли. Ты не должен был позволять этой сучке вставать у тебя на пути.

С меня было достаточно. Это стало последней каплей. Я крепче сжала нож для чистки овощей, который все еще был в моей правой руке, и повернулась всем телом, выбивая пистолет из-под подбородка. Без угрызений совести или чувства вины я со всей силы вонзила тупой нож в бок Аттикуса.

Его бок был мягче, чем другие части его тела, но мне пришлось надавить изо всех сил, чтобы заставить его проникнуть глубоко внутрь него. Он отшатнулся, удивленный ударом ножа, моей наглостью и происходящими событиями.

— Ты не должна была этого делать, — крикнул он, когда кровь начала окрашивать его рубашку в темно-красный цвет. Он поднял пистолет, и я закричала в тот же момент, когда в баре раздался выстрел.

Два тела рухнули на землю, и я медленно осознала, что была одним из них. Все болело так сильно, что я подумала, что в меня стреляли. Однако, когда я открыла глаза, я увидела Аттикуса, лежащего рядом со мной. Кровь была повсюду на полу, впитываясь в дерево и медленно растекаясь по кругу в мою сторону. Это был он. В него стреляли, а не в меня. Я отползла от него как можно быстрее, мысленно оценивая свое тело и любые новые травмы.

Подобрав на ходу пистолет Аттикуса, я умудрилась залезть под стол, под которым нашла нож для чистки овощей, и свернулась калачиком в позе эмбриона.

— Ты гребаный мудак! — Аттикус закричал с пола, его голос задыхался от крови и агонии. Я немного приподнялась, увидев, что он был ранен в живот. Он был ранен, но не отключился. — Я, бл*ть, убью тебя.

Сойер стоял над ним, направив пистолет в голову Аттикуса.

— Думаю, ты уже пробовал это.