Последствие

Теперь это означало что-то зловещее, что-то разрушительное. Сойер был причиной всего. Он вел меня, как овцу на бойню, как слепую мышь в ловушку. Я попалась на его уловку, даже не осознавая, что это была одна из них.

Меня, искусного лжеца, одурачили.

Боже, я была такой идиоткой. И более того, моя душа ранена ядом правды.

Вот почему я была хорошим лжецом — потому что правда причиняла слишком сильную боль. Ложь была мягкой и нежной и предназначалась для того, чтобы нянчиться. Правда резала, как нож, обнажая каждую уродливую реальность.

Я хотела вернуть свою ложь.

Я хотела свое притворство.

— Он любит тебя, — настаивал Гас.

— Нет, — прошипела я в ответ. — Любовь — это ложь. Контроль — это истина.

Глава 21

Такси высадило нас у квартиры Сойера, и если бы не Джульетта внутри, я бы не вышла. Я бы осталась и уехала.

Навсегда.

Я бы не остановилась.

Но самой жестокой шуткой из всех было то, что моя дочь хотела быть со своим отцом — лжецом из всех лжецов.

Кейдж и Гас обошли меня стороной, как только стало ясно, что я не собираюсь вступать с ними в перепалку, особенно когда они попытались заступиться за Сойера.

Меня так тошнило от их оправданий. Ему каким-то образом удалось промыть мозги им обоим. Я понимала, почему Гас так себя вел, его преданность ушла корнями в прошлое. Но Кейдж был новичком в этом мире, новым для нас. Он должен был все понять.

— А ты почему настаиваешь на этом? — потребовала я по дороге обратно. — Почему ты заступаешься за него? Разве ты не понимаешь, что он сделал?

— Мужчины совершают безумные поступки, когда дело доходит до защиты своих женщин, Кэролайн. Ты должна понимать, что он не думал, что заманивает тебя в ловушку, он думал, что спасает тебя.

— Чушь собачья, — прорычала я, а затем отказалась разговаривать с ним до конца поездки на такси.

Напряжение в лифте было настолько ощутимым, что я почувствовала, как оно пробежало по моей коже. Последние десять минут Гас безостановочно писал сообщения, и не нужно было быть гением, чтобы понять, что он предупреждал Сойера.

Хотя я не знала, какая польза будет от его предупреждения.

Не было ничего, что могло бы остановить этот разговор. Ничего, что могло бы успокоить меня или унять этот гнев.

Вся моя жизнь была определена той ночью — той единственной ночью. Я была тем человеком, кем была сегодня, потому что меня обманом заставили присоединиться к мафии. У меня отняли выбор. У меня украли мое будущее. Моя свободная воля была передана в дар трем самым злым людям в этом мире.

И все это было из-за Сойера, человека, которому я должна была доверять больше всех остальных.

Ирония заключалась в том, что все произошло таким образом, потому что Волков хотел заполучить мои таланты вора. Они заставили Сойера обманом привлечь меня к себе на службу, чтобы они могли владеть моими навыками.

И все же у них уже был самый хитрый, искусный вор из всех, вор, с которым даже я не могла соперничать.

Во-первых, он украл мою жизнь.

И мое будущее.

И мою мораль во всех злых поступках, которые я была вынуждена совершать.

Потом он украл мое сердце.

Он сел в тюрьму и украл мое счастье.

И теперь он украл все, что осталось. Мою надежду, мое будущее и взгляд на мир.

Но на этот раз он не просто украл у меня. Он также забрал и у Джульетты.

И я никогда не прощу ему этого.

Он ждал, когда двери лифта откроются на его этаже. Выражение его лица было напряженным, суровым, но все равно загадочным.

— Джульетта спит, — сказал он тихим голосом.

— Тогда я позову ее, — сказала я, протискиваясь мимо него в его квартиру. — Мы уходим.

— Ты не можешь уйти, — утверждал он, как будто я знала, что он это сделает. — Сейчас середина ночи.

Я развернулась и посмотрела на него, все мое тело вибрировало от ярости.

— Не указывай мне, что делать. Не смей указывать мне, что делать!

— Шестерка…

— Замолчи! — крикнула я, не в силах сдержать свой голос или эмоции. — Ты не можешь указывать мне, что делать. Больше нет.

Его взгляд потемнел, все его тело поднялось навстречу этому вызову.

— Значит, ты ему веришь? Аттикусу из всех людей?

— Скажи мне, что это ложь. Скажи мне, что ты не заманивал меня в братву обманом. Скажи мне, что ты не имеешь к этому никакого отношения. Ожерелье, склад, Пахан… все это.

Его челюсть дернулась, но он не пытался ничего отрицать.

— Ты не знал меня! — воскликнула я, ненавидя проливающиеся слезы, слабость, которую я не могла остановить. — Ты не имел права делать то, что ты сделал.

На его лице промелькнуло выражение, которое я слишком хорошо знала. Он хотел поспорить, он хотел обосновать, почему он считал, что имеет право делать то, что он сделал. От этого мне захотелось закричать.

Фрэнки ворвалась в комнату из своей задней спальни, встревоженная и запаниковавшая, готовая кого-нибудь убить.

— Что случилось?

Сойер отступил назад, скрестив руки на груди. Очевидно, он не собирался говорить при ней. Но он также не собирался останавливать меня.

Я повернулась к своей лучшей подруге, зная, что она вспомнит. Может быть, она не запомнила это так ярко, как я, но та ночь была довольно значимой для всех нас.

— Ты помнишь ту ночь на складе? Когда нам было по десять? Сойер был большой шишкой, потому что они только что приняли его в братву за то, что он сдал ту партию ирландского оружия?

Глаза Фрэнки сузились.

— Я помню.

— Ты помнишь, что со мной потом случилось? Пахан, требующий, чтобы я тоже вступила в братву?

Она кивнула.

— Конечно. Даже твой отец заступился за тебя.

Я широко взмахнула рукой, указывая на Сойера.

— Он подставил меня. Вся эта гребаная история была подстроена, чтобы я попала под каблук Пахана.

— Ожерелье?

— Все это, — прорычала я. — Боссы хотели меня. Это было частью посвящения Сойера. Он должен был дать твоим дядям повод сделать меня братвой, причину держать меня здесь.

Ее рот приоткрылся, и я нашла в ее ответе малейшее оправдание. По крайней мере, она не была в этом замешана.

— Я думал, ты уже была одной ногой в братве, — возразил Сойер. — Я встретил тебя на работе. Ты уже работала на них.

Мой голос был хриплым, напряженным. Я не могла унять учащенное биение своего сердца или успокоить эмоции, бушующие в моем теле. Это было уже слишком. Это было слишком болезненно.

— Я бы никогда не пролила кровь. Всю свою жизнь я хотела только одного — выбраться из этой адской дыры. И единственной причиной, которую я нашла, чтобы остаться, единственной причиной, в конечном итоге стал человек, который отправил меня туда с самого начала.

Его рот открылся и закрылся, плечи поникли. В этот момент он был сломлен, совершенно разорван на части. И я ненавидела то, что видеть его таким расстроенным все еще имело силу уничтожить меня.

— Каро, мне было тринадцать, — прохрипел он. — Мои родители только что умерли… Я искал место, которому мог бы принадлежать, и я нашел тебя. — Он беспомощно пожал плечами. Его рука потянулась ко мне, зависнув в воздухе, как будто он ожидал, что я возьму ее. — До того дня у меня была дерьмовая жизнь. У меня не было ничего, кроме невезения и проблем, пока я не встретил тебя. И это было не потому, что ты была самым красивым человеком, которое я когда-либо видел за всю свою жизнь, а потому, что ты впервые дала мне надежду. И принятие. И реальный гребаный шанс сделать это. Ты вдохнула жизнь в меня и дала мне жизнь в самый первый раз. День, когда тебя заставили стать братвой, был единственным лучшим днем в моей жизни до этого момента. Это был день, когда я, наконец, начал верить тебе, и у меня действительно появился шанс. — Его дыхание сбилось. — Это был день, когда я, наконец, начал верить, что моя жизнь будет чем-то большим, чем просто испорченной.

Мое сердце скручивалось, извиваясь все сильнее и сильнее, пока не сжалось. Даже после всего, даже после того, как выяснилось, что все наши отношения были основаны на лжи и что мое будущее было вырвано из моих рук, я все еще любила этого мужчину. И видеть, как ему больно, он испытывает любую боль, было абсолютной пыткой.