Страница 20 из 48
– Сравнила, – фыркает Бергман. – У тебя, если случится мужик, то это разовая форс-мажорная акция. Подарок фортуны.
Это он мне открытым текстом сейчас заявляет, что он-то сношает толпу баб?
Мое забрало, скрипнув, упало.
– Я требую пересмотра этого пункта! Ради этого я готова в отпуск выйти! С какой радости тебе можно больше, чем мне? А если я встречу любовь всей своей жизни?
– Вот я и посмотрю, на что тянет твоя любовь. Ты же не опытная, он тебя поматросит и бросит, – скалится Бергман. – К тому же тебя могут увидеть, и наш спектакль накроется.
– Кто? Роза Моисеевна за мной будет следить? Или баба Рая? – охреневаю я от мужской логики. Я может не возражаю против того, чтоб меня уже поматросили, но вовремя вспоминаю, как я заливала, что жду единственного, и прикусываю язык.
– Не важно. Но я не собираюсь выглядеть рогоносцем раньше времени!
– А мне, значит, рога пойдут? – беленюсь я. – Если уж на то пошло, то тебя застукают быстрее меня, и кто тогда поверит в твою неземную любовь?
– Меня не застукают.
– А как же вчерашняя «сестренка»?
Ответом мне становится до отвращения невинный взгляд серых глаз:
– А ты кого-то видела?
– Ты! – я тычу пальцем в голую Бергмановскую грудь. – Ты! Мы тотчас же исправим этот пункт. Я требую его удалить!
Герман перехватывает мою руку, прекращая нападение.
– А зачем? – сузившиеся глаза и изменившийся тон меня настораживают. – Чтобы ты, задрав хвост, понеслась к этому «поэту»? Ты же вроде утверждала, что его ухаживания тебя тяготят?
– Так и есть! И как раз с Димой у меня была деловая встреча. Он привез пригласительные на свадьбу!
– Дима, – передразнивает меня Бергман. – И поэтому ты вчера расфуфырилась, как порнозвезда? И с каких это пор жених один приглашает на свадьбу бабу, по которой пускает слюни? Или ты думаешь, я не заметил вино и его голодный взгляд?
Фраза про голодный взгляд Лосева мне понравилась, но…
– Я выглядела прилично! – протестую я, потрясая договором так энергично, что соединяющая листы скрепка отлетает мне на колени.
Герман нависает надо мной:
– Прилично? Левина, прилично ты одета сегодня, – шипит он мне в лицо. – Но чтоб ты знала, если мужик тебя хочет завалить… – он все ближе, а я, почуяв опасность, отклоняюсь назад, пока не падаю на спину. – Ему плевать, что на тебе надето.
Мамочки! В таком ракурсе Бергман, почти лежащий на мне, выглядит очень… очень… и пахнет тем самым мужиком.
Он сейчас зол. Серьезно зол. Серые глаза темнеют, зрачок расширен, черты лица заостряются, а взгляд блуждает по моему лицу, все время возвращаясь к губам.
Я сглатываю. А Гера продолжает свой экскурс в мужскую психологию.
– Мужику главное, – он кладет мне руку на колено, медленно ведет ее выше и, просунув обжигающую сквозь джинсы ладонь мне между бедер, договаривает: – чтобы ты оказалась без тряпок и на лопатках.
У меня шумит в ушах. Пульс, как на аэробике. Сто сорок, не меньше.
От того места, куда давит рука Бергмана стремительно распространяется волна тепла.
– Я доступно объясняю?
С этими словами он достает провалившуюся скрепку.
Медленно киваю.
– Тогда продолжим, – внезапно охрипшим голосом добивает меня Герман. – Переходим к санкциям.
И на мои губы обрушивается шквал в сто баллов.
Глава 25. Выход из-под санкций
Твою мать!
Мне срочно надо позвонить Медведевой!
Вот прямо сейчас! Сию секунду!
Потому что то, что происходит, это против всяких правил! Ещё немного, и скиннис перестанут быть препятствием, а держаться за трусишки станет не актуальным! Только выжимать…
Поцелуй с Бергманом в баре оставил после себя приятное воспоминание, но краски поблёкли, да и алкоголь сделал своё дело, зато сейчас на трезвую голову и, насмотревшись на Германовские стати, это как плеснуть бензинчиком в костёр.
Бергман обстоятельно демонстрирует свои навыки, и подлец не врёт. Опыт чувствуется.
От жадных поцелуев кружится голова и перехватывает дыхание, ножки сами собой сдвигаются, пытаясь сжать киску плотнее, потому что там все сладко ноет и пульсирует, когда рука Бергмана по-хозяйски забирается под свитерок и… ох!
Слышу недовольное сопение Геры при встрече с лифчиком.
Ну, милый, на тебя не угоди…
Прежде чем я успеваю додумать, препятствие устранено, и меня накрывает это кайфовое ощущение грубой мужского ладони, слегка сдавливающей грудь. Выпивая мой одобрительный стон, Гера сжимает сосок пальцами… Полцарства за то, чтобы он приласкал его языком.
Я уже готовенькая, а поцелуй все длится. Член Бергмана упирается мне во внутреннюю сторону бедра, и от этого сносит башню. Его неприкрытое бесстыдное желание, крышесносные поцелуи, его запах, плотная гладкая кожа плеч, перекатывающиеся мускулы… Предвкушение, что сейчас этот большой сильный мужик поставит на коленочки и выдерет меня до искр из глаз…
А, гори оно все синим пламенем!
Если провести вдоль плоского живота вниз, то…
Звонок в дверь застаёт меня на грани того, чтобы отодвинуть резинку штанов и нырнуть туда рукой. Сердитый рык Бергмана, и не думающего отрываться от своего занятия, намекает, что стоит продолжить.
А я в ужасе от того, что творю, и от того, что не хочу останавливаться.
Отрезвляя, звонок в дверь повторяется, и я, незаметно для себя оказавшаяся полностью придавленная Герой, начинаю извиваться. Это Бергманская магия, не иначе.
В противном случае, как так вышло, что его колено у меня между ног, давит на промежность, рука поглаживает спину, а губы перебрались на шею?
А я только постанываю и выгибаюсь, подсказывая, где мне приятнее!
Когда бы я очнулась? Когда Бергман бы меня натянул?
Ёпа мать!
Медведева сглазила!
Надо это прекращать!
– Да не обращай ты внимания, – бормочет Герман между поцелуями в шею и за ухом. – Позвонят и уйдут.
Он чертит кончиком языка линию по ключицам, и я чуть было не поддаюсь.
Кабздец!
«Пункт два-один!» – выдаёт моё затуманенное сознание на активный запрос мозга о техподдержке.
– Пункт два-один, – озвучиваю я.
– Ты серьёзно? – поднимает на меня Гера шалый взгляд, и я вижу, как он звереет на глазах.
– Да, – отталкиваю я Бергмана.
Пункт два-один гласит, что свобода Германа и моя девственность не должны быть утрачены в результате нашего договора.
Дверной звонок не замолкает, и я вывинчиваюсь из-под Бергмана и отпрыгиваю от него подальше. Но даже на расстоянии меня от него кроет.
Это то, что в любовных романах называется «тело предает».
Я и так дышу, как загнанная лошадь, но, когда он поднимается и вырастает надо мной, и я вижу лицезрею обтянутое тканью штанов то, чего лишаюсь, я чуть не скулю.
Левина, соберись! Ты не тряпка! Ты выдержишь!
Это же Бергман, ебливый кобель, у которого баб дохрена.
– Открой дверь, вдруг пожар, – требую я, чувствуя себя малахольной истеричкой.
– И что? – шипит Гера. – Прикажешь своим шлангом тушить.
– Ой, шланг! Не смеши! – психую я. – Да вы все говорите, что у вас винтовка, когда там игрушечный пестик!
– У меня обрез, но тебе хватит, – сузив серые глаза, обещает Бергман.
– Пункт два-один! – напоминаю я резво, в основном для себя, потому что очень тянет проверить: обрез или нет.
– Не драматизируй, никто не собирался заниматься сексом. Тем более, с тобой… –он продолжает сверлить меня взглядом.
– А то что это было? – я показываю на расстегнутую молнию своих джинсов.
– Увлекся… – морщится Герман.
Как у него все просто! Разозлился! Увлекся! Давай поиграем в Мюнхгаузена, а потом ты, оп, и на стволе его пушки! Каззел!
– Ты готов жениться? – у меня сдают нервы, и я применяю последний аргумент.
Плюнув, он идёт к двери.
Я зачем-то прусь за ним следом, а там картина маслом.
За дверью пьяненькая девчуля, лет двадцати трех или четырех, за мощным макияжем не разберёшь, в юбке, которую даже задирать не надо и коротенькой курточке. Вот же дуреха! И чего приперлась? У нас тут обсуждение договора!