Страница 22 из 29
Изгнав Гавроша, юные геи быстро забыли и про Маришу. Так что она потихоньку выскользнула в прихожую, а оттуда на лестничную клетку. Ей показалось, что темная тень мелькнула где-то внизу.
– Молодой человек! – воскликнула она. – Подождите! Я расследую убийство одного человека. И Фил мог быть свидетелем этого преступления.
Никакого ответа! Лишь далеко внизу хлопнула дверь. Мариша тоже побежала вниз. Лифт был где-то занят. Так что вниз она спустилась сама. Запыхавшись, она выбежала во двор.
– Гаврош! Где вы? Отзовитесь!
Никто ей не ответил. Да еще ветер разыгрался с новой силой. Острые снежинки впивались Марише в лицо. И все же сквозь снежную круговерть она заметила какую-то темную фигуру у злополучных кустов акации. Гаврош? Он?
Подойдя ближе, она убедилась, что предчувствие ее не обмануло. Это был тот самый темноволосый паренек. Сейчас на нем не было шапки. И злой ветер теребил его волосы, засыпая их снегом. Но Гаврошу, казалось, было все равно. Замерев на одном месте, он смотрел туда, где еще недавно лежало тело Фила.
Мариша подошла и молча встала рядом. Гаврош посмотрел на нее, но уже без былой враждебности.
– Что вы там говорили насчет того, что отец мог быть опасным свидетелем?
От неожиданности Мариша даже вздрогнула. Голос Гавроша прозвучал из-под ворота его куртки как-то глухо.
– Ну да, Фил был свидетелем… – начала говорить она, но внезапно осеклась. – Отец? Подожди! Какой отец? Чей?
– Мой, – отозвался Гаврош и печально взглянул на нее. – Что, не знали? Фил был моим отцом.
Мариша покачала головой. Невероятно! Хотя почему невероятно? Физиологически Фил был мужчиной. И возможно, когда-то у него даже была жена и дети. Ребенок. Это уже потом ему что-то стукнуло в голову, и он бросил семью и стал гоняться за молоденькими мальчиками.
– Хорошо, мать не увидит этого позора, – внезапно произнес Гаврош. – Наверное, на похоронах все эти малолетние клоуны будут выпендриваться кто во что горазд! Ох, стыдоба будет!
– Почему твоя мать этого не увидит? Она не придет?
– Не придет. Она умерла.
– О! Прости!
– Ничего, – отмахнулся Гаврош. – Это было уже очень давно. Я маму помню смутно. Меня бабушка с дедушкой вырастили.
– Папины родители?
– Фила? – удивился Гаврош. – Нет, я даже не знаю, живы ли у него родители. Скорее всего, нет. То есть, наверное, когда-то были, но я их не помню. И понятия не имею, где их искать. Меня вырастили мамины мама и папа. Верней, мамина мама и ее муж. Мой родной дед тоже умер еще до моего рождения.
Мариша не знала, что сказать в ответ на эту печальную историю. Бедный парень! Все-то у него умирают. И мать, и дед, и теперь вот отец. До чего же невезучий этот Гаврош! Бывают такие люди, вроде бы все у них на месте – руки, голова, рот, нос. А как подумаешь, так лучше бы им чего-нибудь одно отрезало, зато в остальном бы везло по жизни.
Но Гаврош был явно из типичных неудачников. И осознание этого факта наложило на лицо молодого человека привычную уже печать мрачной угрюмости.
– Ничего, я уже привык! – сжал он губы. – А знаете, как я познакомился со своим отцом?
– Нет. А как?
– Дед-то у нас раньше умер. А когда и бабушка умерла, я совсем один остался. Ну, и дай, думаю, разыщу своего отца. Все-таки родной человек. Одному-то мне тогда страшно было. Вот я, дурак, и решил отца искать.
– Ну почему же дурак? Правильно решил! Отец как-никак!
– Да? А вот Фил, когда меня увидел, сначала сачканул жутко!
– Сачканул? То есть испугался? Почему?
– Так я же взрослый парень! А у Фила… Да ты сама видела его гарем! И это еще далеко не все собрались. Только Лешка и те, кто последний год возле Фила увивались. А есть у него и похлеще кадры! И как отцу было объяснить остальным, что у него, у Фила, есть сын – их ровесник?
– Как?
– Вот и Фил тоже сначала прогнал меня. Правда, после все же одумался. Сам ко мне приехал и предложил свою дружбу.
– Дружбу?
– Ну, типа со стороны все должны были думать, что я – один из них. Так все было нормально.
– Нормально?!
Мариша ушам своим не верила. Что же за человек был покойный, если для него было нормальным то, чтобы его родного сына все вокруг считали его любовником?
– Так ведь никто же и не знал, что я его сын, – объяснил ей Гаврош. – Вот в чем фишка!
Определенно безумие заразительно! Осторожно, Мариша! Как бы и ты сама грешным делом не подхватила его!
– Но ты-то сам знал! – воскликнула она, глядя на Гавроша в упор. – Ты-то знал, что вы – отец и сын!
– Знал.
– Зачем же согласился на ложь?
Гаврош тяжело переступил с ноги на ногу и вздохнул:
– Так это… Отца поближе узнать хотелось. Я всегда мечтал отца своего узнать. А тут такой шанс! Вы бы упустили?
Вопрос относился к Марише, и она, честно, не знала, что ей ответить.
– Не знаю, как я поступила бы на твоем месте, – наконец призналась она. – Но все это выглядит как-то не очень.
– А вы думаете, я этого не понимал! – горько воскликнул Гаврош. – Отец жил совсем не так, как был должен! Пусть он даже предпочитал мужчин! Но не так же! Не со всеми подряд надо знаться. Я хоть и молодой, а у меня всего две девчонки в жизни были. А у отца за год по десять мальчишек менялось. Да что там десять! Это я только про тех говорю, с кем он жил. А были еще и те, с кем он встречался время от времени. Были случайные, которых он «сквозняками» называл. Бывали и те, чьих имен он даже не знал! Да что там имена! Лица не мог вспомнить при случае!
– Твой отец пил?
– Ну, как все артисты.
– То есть пил?
– Запоев у него не случалось. И наркотики он не употреблял. А это среди артистов – редкость!
Чувствовалось, что Гаврош гордился своим отцом. И все же Мариша не могла не заметить:
– Но ведь твой отец не был сильно знаменит, правда?
И реакция последовала именно та, какую она и ожидала.
– Почему же? – немедленно вскипел Гаврош. – У отца и труппа своя была. Он со своими актерами по разным местам гастролировал. В провинцию, конечно, не совались. Там народ простой, могли и дерьмом коровьим закидать. А вот в Европе и в нашем городе отец отлично себя чувствовал. Тут люди к геям с пониманием относятся. Так что на всех школьных каникулах у отца работы вагон было. Летом он по детским лагерям курсировал. Ну а в остальное время перебивался кое-как. Каникулярных заработков ему вполне на жизнь хватало.
Мариша благоразумно удержала свои комментарии при себе. Хотя у нее волосы на голове встали дыбом, когда она представила себе, что вот такой вот артист со своей «труппой» приехал в летний лагерь, где отдыхает ее собственный крошка-мальчуган. Ужас!
– Так, а что вы там про свидетеля убийства говорили? – направил ее мысли в правильное русло Гаврош. – Отец что, видел, как кого-то пришили?
– А он тебе об этом рассказывал?
– Нет. Но только…
– Что «только»?
– Очень уж отец в последние дни был странный, – признался Гаврош. – Нет, вы меня поймите, отец, конечно, всегда был странный. Но когда к человеку привыкаешь, поневоле заметишь, если его что-то тревожит.
– А твоего отца, выходит, что-то тревожило?
Гаврош кивнул, и Мариша заметила, что у него зуб на зуб не попадает.
– Да ты совсем замерз! – воскликнула она. – И шапки у тебя нет!
– Что я, девчонка, что ли, чтобы в шапке париться!
– Париться! Горе ты луковое! Вот схватишь сейчас менингит, будешь знать, как без шапки ходить!
Гаврош внезапно улыбнулся непослушными бледными губами:
– Вы сейчас совсем, как моя бабушка. Она тоже меня вечно ругала, если я зимой на улицу без шапки выскакивал.
Вот уже второй парень за сегодняшний день говорит ей о том, что она напоминает маму, а теперь вот и бабушку. Что это? Знак свыше? Знак того, что у Мариши родится мальчик? Или того, что она стареет? Ох, последнего не хотелось бы!
Мариша схватила Гавроша и потащила его к своей машине, приговаривая по пути:
– И правильно тебя твоя бабушка ругала! Святая женщина. А вот ты – дурак, что ее не слушался!