Бывший. Сжигая дотла

Сука… Я же взял и поверил, что Инга…

А теперь не хочу смотреть правде в глаза, получается?

Какой же я мудак.

Черная дыра засасывает меня, подсовывая мне под нос истину. Я просрал самое ценное, что у меня было, потому что я, блядь, не мог поверить, что мне досталось наконец что-то чистое, светлое… И я сделал выбор в пользу мрази, которая осталась где-то рядом и, как гиена, скалилась, видя, во что превратилась жизнь Инги и моя жизнь без нее.

Рэм сверлит меня взглядом.

– Этого не делала Инга, не делал ты и не делал я. Какие варики? Каримов, Зверев, Маська.

– Кравцова отпирается, говорит, не она. Ей врать тоже смысла нет. Она уже наговорила больше, чем достаточно. Я склонен ей верить.

– Маська – всегда была сукой, – спокойно признает Рэм. – Мне проще поверить, что это ее рук дело. И вообще все это как-то по бабьи.

Есть такое дело.

Исподтишка подосрать – неуважаемо. Есть претензии – давай разбираться. Это по-пацански.

А тут, блядь, тайны Мадридского двора.

– Разберемся. Больше я на слово никому не верю.

– Поедем? – с полуслова понимает меня Рэм.

– Прокатимся, – подтверждаю я. – Я в душ. Быстро. Выпить хочешь?

Он мотает головой:

– Я с дядей столько кофе выпил, что у меня сейчас изо всех щелей кофеин покапает, аж потряхивает.

– Ок. Выясни пока, где Зверь. Забейся.

Рэм достает мобилу, и я оставляю его стыковать беседу.

Свой телефон я предусмотрительно куда-то зашвырнул, потому что хрен меня удержишь от звонка Инге. Блядь, просто голос ее послушать. Только она трубку не возьмет, и я могу слететь с катушек и рвануть за ней, чтобы заставить говорить ее лично, а еще лучше стонать.

Только ее нежные хриплые стоны способны стереть, звучащие в голове рефреном слезные просьбы ее выслушать. Но мне нельзя к ней пока прикасаться своими грязными руками. Лапами бездушной скотины. Я должен заслужить право брать мою девочку.

Никакой ледяной душ не может затушить желание в закипающей крови, стоит мне представить подо мной Ингу. Монстр рвется наружу с диким криком: «Мое».

Нежное тело, розовые следы от моих губ на сливочной коже, бьющаяся венка на горле – все это заставляет меня дуреть, сгорать в своей похоти, круто замешанной на нежности.

Наваждение. Я пропадаю в Инге стоит мне только на нее посмотреть, мой бермудский треугольник. Прикоснувшись раз, я не могу остановиться.

Черные гладкие ведьмины волосы… Я представляю их, разметавшимися по подушке или струящимися по точеным плечам, кончиками, качающимися острых темных сосков.

Никакой разницы – живьем или в воображении.

Контроль летит к чертям, я хочу лишь одного присваивать ее. Меня скручивает в болезненной судороге, стоит представить ее с другим, что она не вернется. И кровь топит по венам с электрическим гулом.

Я без Инги сдохну. И нет во мне ни хуя благородства.

Блядь, прости, девочка. Я – не лучшее, что у тебя может быть, но другого не будет. Я не дам тебе шанса от меня отказаться.

И плевать, даже если это – Зверь, Кравцова или Каримов. Они заплатят за каждую твою слезинку, за каждую мою секунду без тебя.

Завернув вентиль, вытираю запотевшее зеркало.

Кругом зеркала, отражающие только меня. Без нее.

Где-то там на правом плече татуировка в виде крыла из Ингиных инициалов. Летящая латинская «W», где мастер выделил жирнее только половину, сделав «V», и «ING» под ней.

Я набил ее после нашей первой ночи. Я так ошалел, что был первым, что сутки не знал, как выплеснуть переполнявшие меня эмоции. Меня штормило и бросало из крайности в крайность. От жгучей ревности, что кто-то еще может позариться на мою девочку, до блаженного состояния любви ко всему миру и всепрощению. Я тогда даже с матерью поговорил по телефону.

Я ощущал себя крылатым.

Икар, блядь. Спаливший свои крылья.

Рэм – дебил, если думает, что вывести тату – равно избавиться от зависимости. Инга сидит у меня в печенках, подталкивая своим тонким пальчиком мое сердце, чтоб оно не забывало биться.

И сейчас меня ломает. Как ломало все полгода, даже когда отец промывал мне мозги. Только сейчас все изменилось.

Застегиваю молнию на джинсах, натягиваю свежую футболку.

Что ж. Поговорим со Зверем.

Рэм ждет меня в гостиной, бесцельно переключая спутниковое.

– Он на треке. Будет гонять еще часа полтора, – оповещает меня он, бросая в меня ключами от порше.

– Вот и посмотрим, будет ли он способен добраться на своих двоих до дома.

Глава 34

Демон

Вспоминая тот день, все равно не понимаю, как это могло вылиться в такое гребаное дерьмо.

Когда Инга возвращается вместе с Ленкой, я уже сбросил первый нервяк и относительно спокоен, но она всё равно спалила по мокрым волосам, что я психовал в спортзале.

– Хоть немного отпустило? – целуя в щёку, спрашивает она на ухо, обдавая своим сладким запахом.

– Да, – я прикрываю глаза туда довольствия, хотя обычно меня бесят такие дружеские поцелуи.

Они провоцируют меня показать Инге, как правильно нужно меня целовать, но не сейчас. Сейчас в самый раз.

Ленка таращится на меня стеклянными заплаканными глазами, нервно поправляя свою рюкзачок. Понукаемый Ингой я неловко обнимаю сестру. Это не в моём стиле, и Малая сначала замирает, но спустя секунду крепко меня обнимает меня в ответ.

Чувствую себя по-идиотски, но так, наверное, правильно.

Скорее всего, мне тоже не хватало чего-то подобного, когда мать ушла.

Если это сейчас единственное, что я могу сделать для Ленки, значит, буду обнимать. А в груди жжет от собственной бесполезности. Какой-то дурной беспомощности. Бессильный гнев клокочет, но я его давлю.

– Есть хочешь? – задаю я первый попавшийся вопрос.

Инга хлопает себя по лбу и уносится на кухню выяснять, можно ли ещё доготовить то, что там осталось на сковородке.

Малая с сомнением мотает головой:

– Не сейчас. Я немного пошарахаюсь и спать лягу, наверное.

– Твоя комната свободна. Только Маська может шуметь, если будет записывать стрим.

– Она здесь? – оживляется Ленка.

Ну, да. Им есть, что обсудить. Маськина мать тоже не очень заслуживает это звание.

– Да пусть хоть на ушах ходит. Пойду вещи брошу…

Чувствуется, что она не в своей тарелке, но я не знаю, что ещё сделать, и плетусь за ней к лестнице на второй этаж. Мы проходим через гостиную, сестра кивает парням, развалившимся на диване. Они все ее прекрасно знают и нестройно здороваться с ней.

На площадке второго этаже как раз появляется Маська.

– Ого! Какие гости! Пойдём, я тебе кое-что покажу, – зазывает она Ленку.

Судя по всему, Рэм ей уже рассказал вкратце о пиздеце. Маська ненавидит мою мать, но к Ленке относится тепло.

Девчонки исчезают на втором этаже, и в этот момент Зверь решает раззявить свою пьяную пасть. Причём совершенно напрасно.

– Нихрена себе Ленка выросла. Зачётной кралей стала, и не скажешь, что пятнадцать. Я б вдул.

Реагирую раньше, чем включаются мозги.

Я хватаю Зверя за горло, из его руки выпадает пустая банка. Он пытается отцепить мои руки. Вообще-то дерется Зверь не хуже моего, но пьяный он – мне не соперник.

На мне повисают Дан и Рэм.

– Охолони, ты так его задушишь, – орет Каримов, видя, как сипит покрасневший Зверев.

Не сдержавшись, я прописываю ему в челюсть и разжимаю руки. Парни оттаскивают меня.

– Ты охренел? – ревет Зверь, продышавшись.

– Это ты охуел! Это, блядь, моя сестра. Несовершеннолетняя младшая сестра!

– Пиздец, ты совсем что ли? Я ничего такого… Ты же не думаешь, что я к ней полезу? Я похож на урода?

– Ты, блядь, думай, когда отвешиваешь свои комплименты, – рявкает Рэм.