Время созидать

Где-то внизу, на невидимой часовой башне, ударил колокол. Один, два… шесть раз. Ожидание тянулось медленно, густо. Мимо по спуску с гиканьем и хохотом пронеслись на каком-то корыте на колесах мальчишки, потом проехала пустая телега. Осыпались с дерева лепестки незнакомых цветов.

Тильда хотела найти записную книжку и карандаш, но вместо них нашарила в кармане соран, достала и развернула его: буквы-червяки заключали в себе ее будущее. Незавидное, стоило признаться. Буквы уставились на нее равнодушным взглядом молодого чиновника в порту. Этот взгляд, обыкновенный и ничего не выражающий – ведь тот чиновник каждый день видел десятки таких, как она – был той правдой, в которую она малодушно боялась смотреть весь этот долгий путь, отгоняя тяжкие мысли занятиями с сыном, повторением запомнившихся наизусть отрывков из «Деяний Гедеона Нойберта» и прочих книг, разговорами с Саадаром или Айрин, глупыми женскими заботами.

Никакого прекрасного нового мира нет – как ни старайся обмануть себя всей этой крикливой пестротой незнакомых улиц, буйной зеленью, необыкновенными нарядами горожан, непривычного вида растениями и птицами. Будет лишь тяжелый труд до изнеможения, до забвения себя – и из его бесконечности, доводящей до отупения, невозможно будет вырваться. И если по счастливой случайности они не сдохнут в вонючей канаве, то останутся доживать недолгий век, станут стариками раньше времени, будут питаться отбросами, заболеют какой-нибудь мерзкой болезнью…

И стоило ли выбираться из Дарреи?…

Что-то ткнулось в колено, и Тильда подняла взгляд. Кошка. Бродячая худая кошка с голодными желтыми глазами. Тильда хотела погладить ее – но кошка не далась – просто уселась напротив и смотрела.

Тильда дрожащей рукой нащупала в кармане книжицу и огрызок карандаша. Что же это она так раскисла?.. Грифеля осталось мало – с треть пальца. Кошка требовательно мяукнула. Легкий силуэт, полоски между ушей, одно ухо порвано – рисунок выходил без труда, и темнота… Темнота выходила из нее – резкими штрихами и линиями, искаженными и исковерканными, гротескными, как маски злодеев в древнем театре Империи О. Темнота сочилась по пальцам, стекала на бумагу – резче, быстрее, вдавить ее в лист, прижать, размазать!..

– Ке то?

Это был тонкий детский голос, удивленный, вопросительный.

– Ке то? – повторил голос.

Грифель надломился от сильного нажатия. Под пальцами осталась труха, а вместо рисунка на бумаге чернело пятно.

Из пятна, из его воронки смотрел Безликий.

– Мрих рат! – выплюнул злой женский голос. – Ади и мрих рат!

Тильда хотела сказать, что да, она спятила, что спятил весь мир, но слов у нее не было. И это – с гадливостью, с ненавистью сказанное «мрих рат» резануло больно, вскрывая в ней нарыв точным инструментом хирурга.

Конечно. Они видят сумасшедшую в дрянных обносках, которая сидит прямо на земле, и разве она – не мрих рат?

Тильда расхохоталась и встала, держась за дерево. Рядом уже никого не было, и сколько времени прошло, сказать она не могла.

И вдруг она увидела, как по улице поднимаются Арон и Саадар, и как они весело над чем-то смеются, и вид у них ровно как у двух котов, полакомившихся сметаной.

Саадар принес каких-то незнакомых фруктов и лепешек, сказал, что сменял их очень дешево. Возможно, так и было, но хитрый вид Арона говорил о том, что фрукты они просто украли.

– На тебе нет лица. – Саадар подсел к ней, протягивая сладко пахнущий круглый фрукт и еще теплую лепешку. – Тебя кто-то обидел?

– Только я сама.

Что ждет их всех?..

Кажется, по случайности этот вопрос она задала вслух. Арон не услышал, а Саадар по обыкновению положил на плечо ладонь.

– Обменяем деньги, найдем комнатку, – просто сказал он. – Работу.

– Значит, в кости ты играть больше не намерен?

– Только если понадобится.

– Хорошо, что «если», а не «когда», – усмехнулась Тильда.

В руке она сжимала соран – настолько важный здесь клочок бумаги, ценнее любого золота. А больше – больше у них не было ничего.

– Мы же не одни тут из Республики, – сказал Саадар. – Найдем адрийцев, может, узнаем что, а может, тут тоже есть «Рука». Как думаешь?

Тильда пожала плечами.

– Может, тут и твои знакомые есть…

– Возможно и есть.

– Ты… не хочешь искать их?

– Нет.

– Это не унижение. Просить о помощи – это не унижение. Унижение – сдохнуть как вшивый пес в канаве, ясно?

– Именно так я и сдохну, – едко произнесла Тильда. – Как вшивая сучка.

На миг Саадар растерялся – столько силы и злости она вложила в эти слова. А потом перехватил ее запястья так, чтобы она видела свои руки.

– Смотри.

Она посмотрела на них – в тонких шрамиках, с криво обрезанными ногтями, с твердыми мозолями, с загрубевшей кожей.

– На что же?

– Разве это руки – как ты сказала – вшивой сучки?

Дыхание перебило.

– Ответь мне.

Поперек горла словно встала тонкая, врастающая вовнутрь кость, которую никак не вытолкнуть из себя.

– Тильда.

Спазм сдавил грудь. А Саадар терпеливо ждал ответа, спокойно сидя напротив. И в этой спокойной позе и в спокойном лице, хоть и очень усталом и будто постаревшем, в глазах и в выражении было что-то… Что-то такое, чем он гордился, что нес, как несут знамя.

Этот взгляд ударил ее сильнее, точнее бранного слова.

Злость, поднявшаяся в ней, опала.

– Чем я заслужила…

– Это? – Саадар указал рукой на небо, дома, дерево. – Тем, что была порядочным мастером?

Тильда рассмеялась горьким нервным смехом.

– Порядочной дурой, ты хотел сказать?

– Клянусь средним пальцем правой ноги, что к завтрашнему дню ради тебя я ограблю караван, на награбленные деньги куплю корабль, и мы с Ароном сделаемся пиратами. И тогда добудем для тебя золото, и рубины, и голову какого-нибудь поганца из Сената. Договорились?

Он отпустил ее руки, а потом вложил в ладонь принесенный фрукт.

Ребяческая, глупая шутка, но отчего так потеплело внутри? И чернота как будто съеживалась, истаивала от солнечных горячих лучей, уходила.

На земле валялась раскрытая книжица. Тильда подняла ее и без колебаний вырвала последний лист с той черной дырой в середине, похожей на выжженный след. Скомкала лист и выбросила прочь.

3

– Поди, неплохо устроились? – довольный собой, спросил Саадар. Вид у него был как у того самого философа, что обретался в глиняном сосуде. – Все случается в первый раз, ну дык чего горевать попусту?

Комнату они не нашли – даже местечка в каком-нибудь общем зале вроде того, где они ночевали в Гритте – все заведения оказались под завязку забиты приезжими, хотя, как подозревала Тильда, дело было в том, что двум беднякам с ребенком проще было отказать. Она сразу сообщила, что ночевать на берегу – идея плохая, и лучше под мостом, но Саадар знал, что делать. Скалы, которые ему понравились, защищали от ветра, прилив до них не доставал, а вокруг – пустота. Нищие и бродяги предпочитали жаться поближе к жилью.

Тильда решила положиться на его чутье и опыт, и вышло хорошо: старая лодка, которую он приспособил как крышу на случай дождя, скрывала и маленький костерок. Половину лодки будто откусил кто-то – Арон решил, что морской змей, но под второй половиной вполне можно было спать. А изгнившего дерева и сухих водорослей для костра вокруг хватало с избытком.

– Это только кажется, что песок мягкий, – хмуро ответила Тильда. – А под утро…

Саадар, ни слова не говоря, сходил и набрал огромную охапку сухой травы, накрыл широкими пальмовыми листьями и устроил великолепную постель.

– Живем как богачи!

Он шутливо сдернул воображаемую шляпу:

– Кушать подано, господа!

И ужин у них вышел – ничуть не хуже, чем у ниархов: Арон нашел мидии, а Тильда показала Саадару, как ловить мелких рыбешек в волнах. Рыба, зажаренная с остатками тех фруктов, что наверняка были сворованы из чьего-то сада, и хлебом, была вкусна отменно – а может, все они просто слишком устали от червивых корабельных сухарей и изголодались по обычной человеческой еде.