Время созидать

Сегодня дорога была какой-то особенно утомительной, тяжелой. Несколько раз им попадались повозки, но всем было не по пути. Крестьяне спешили домой, к семьям.

Только к вечеру впереди показались очертания большого дома.

Глядя на поднимающуюся над холмом крышу, Тильда сначала обрадовалась: ей страшно хотелось в тепло, пусть даже в тепло какого-нибудь коровника.

Но чем ближе подходили они к темному дому, тем яснее становилось, что он давно заброшен: ни лая собак, ни переклички голосов. Сарай обвалился, сквозь него рос молодой ясень, пристройки превратились в груду трухлявых досок, поля вокруг – неухоженные, заросшие.

Только дом еще держался – из последних сил.

Ночевать в этом угрюмом месте никому не хотелось, но дождь пошел сильнее, и иного выбора у них не оставалось. Саадар, перекрывая шум воды, закричал:

– До деревни мы уже не дойдем!..

Тильда и сама это знала – они все слишком устали. А идти в полной темноте под гору и под дождем было небезопасно.

– Ничего. Переночуем тут. Лишь бы было немного посуше, чем на улице…

– А если там злые духи? – усмехнулся Саадар.

Многие люди верили в то, что покинутые дома населяют духи умерших.

– Хуже уже не будет!

Они с Саадаром поспешили к дому, прикрываясь его курткой, Арон же водрузил на голову походный котелок и весело понесся вперед по лужам, разбрызгивая во все стороны грязь. Будто не тащился с этим котелком всю дорогу, жалуясь на то, что его несправедливо угнетают!..

Тильда подумала, что вряд ли Саадар хоть раз за последние пару десятков лет встречал Долгую ночь за столом с семьей. От этой ли мысли стало неуютно или от надвигающихся сумерек, но все темное, жуткое, упрятанное вовнутрь, снова всколыхнулось в ней.

Когда они добежали до дома, навстречу им бросилась откуда-то сбоку собака и зашлась в громком, срывающемся лае. Она сбила с ног Арона, и Саадар кинулся отгонять ее, а Тильда краем глаза заметила мелькнувший за окном огонек…

И вдруг огни полились из распахнутой пасти двери во двор, и зазвенели голоса.

Тильда дернулась, порываясь повернуть обратно, но их уже заметили и окликнули.

На пороге стояли мужчины и женщины в разноцветных ярких одеждах. В свете факелов блестели мониста и браслеты, и быстрая незнакомая речь мешалась с шумом дождя.

– Зингаро… – выдохнула Тильда.

Бродяги, перекати-поле, конокрады, воры и шуты – так о них говорили почтенные найрэ, а Сенат строго-настрого запретил зингаро появляться в городах. Только все равно появлялись, не табором, а по двое-трое, и все равно воровали, смущали народ предсказаниями и обещаниями удачи.

– Никак гости к нам. – Вперед выступил высокий широкоплечий мужчина с черной острой бородкой. В носу у него болталась медная серьга. Взгляд мужчины, хмурый, настороженный, так и сверлил Тильду, но губы при этом растянулись в улыбку:

– Откуда будете?

– Из столицы.

– А по манере и говору – с юга как будто. Из Файосса откуда-нибудь.

Догадливый!.. Впрочем, не удивительно – сколько дорог прошли, скольких людей встречали зингаро за свою жизнь?

Но дождь, который уже насквозь промочил одежду, к долгим спорам не располагал.

– Пойдем. Может, успеем еще до деревни дойти. – Тильда обернулась к Саадару.

– А у меня башмак порвался! – вдруг довольно выкрикнул Арон. И пошевелил пальцами, высунувшимися из разошедшегося башмака.

Чернобородый ухмыльнулся:

– Ну что, в Долгую ночь здесь места всем хватит. – Он показал на вход в дом. – Хотите – оставайтесь. Обогреетесь.

Тильда не знала, как вести себя с зингаро – в Даррее их нечасто встретишь, но о жестоких нравах, об их любви к мести, о том, как стоят они за свой клан, говорили много. Перейти дорогу одному из них – навлечь на себя гнев всей семьи. Зингаро не зря славились как люди отчаянные, безбашенные, ловкие на выдумки и ложь, умеющие так завлечь в свои сети, что несчастный даже и не заметил бы обмана.

– Стоит ли? – шепнула Тильда Саадару.

– А откажемся – неуважение выкажем, – здраво рассудил он. – Ты не думай, я с зингаро знаком чутка, ребята они не добрые, но почем зря зла не сделают.

Чернобородый внимательным, вороньим взглядом следил за ними. И вдруг спросил:

– Звать-то вас как?

Вопрос был проявлением если не доверия, то, по крайней мере, уважения.

И все равно Тильда беспокойно поглядывала на сына, которому, казалось, все нипочем.

В большой общей комнате горел очаг. Откуда-то сверху свисали многочисленные яркие тряпки, пахло землей и сырой одеждой, сушащейся у огня. Зингаро оказалось немного – человек двадцать.

Люди встречали их не то чтобы неприветливо… Настороженно. С подозрением косились на них женщины, поднимая прозрачно-голубые, карие, серые глаза из-под ярких платков, детишки сбились в кучу и стояли не шевелясь. Тильда увидела, что Арон сжал кулаки, готовый драться с мальчишками.

Что же, чужакам нигде не рады.

– Али не умеем мы гостеприимство показывать? – весело крикнул чернобородый, оглядывая своих людей. – Сегодня ночь такая – все друг друга любить должны. Али не братья мы, не сестры?..

Зингаро засмеялись, переглядываясь. Но смех этот был вовсе не оскорбительным – веселым и легким, он разбивал черную тревогу.

И Тильда сама не поняла, как в ее руках оказался венок из маргариток, а на запястье – браслет из душистых трав.

– На удачу, – шепнула ей девушка, отдавшая венок.

В прошлую Долгую ночь Тильда украсила сад гирляндами из цветов, развесила на деревьях фонарики из желтой и красной бумаги, которые сделала сама. Погода была хорошая, и они с Ароном и мастером Тиамом Онхалом ужинали в саду. Она надела лучшее платье, накинула расшитую шаль, какую носят найрэ, и всю ночь рассказывала истории о таинственном и волшебном. Так повелось, так делали все и всегда в праздник Долгой ночи. И утром, на рассвете, Тиам Онхал заставил ее собрать девять разных трав и цветов и положить под подушку, чтобы обязательно приснилось желаемое.

Но тот сон она не запомнила.

А вокруг наливалось, вскипало веселье: голосами, что пели на чужом наречии, радостным смехом, дробным стуком кастаньет, ритмом барабанов и бубнов. Мелькали ленты в волосах и вышитые подолы, и было тесно и шумно, но так…

…необыкновенно.

Кто-то потянул Тильду за рукав, и она подняла голову. Это был молодой зингаро в яркой расшитой жилетке, он белозубо улыбался, протягивая ей ладонь.

– Вставай в круг. Мы танцуем по Тропам звезд.

И неожиданно для себя Тильда повиновалась. Этот танец знал каждый в Республике: купец и вор, сенатор и бродяга, монах и воин. Все танцевали его немного по-разному, но обязательно – в круге, соединив ладони.

С одной стороны ее взял за руку Саадар, с другой – Арон, и Тильда улыбнулась, поднимая руки, как все.

В свете огня она видела лицо Саадара – простое, грубоватое, в шрамах, некрасивое, но добродушное и мужественное лицо. И впервые, наверное, со дня пожара не думала ни о сгоревшем доме, ни о рухнувшем храме, ни о смертях, что тяготили ее, ни о зыбкой будущности. Она танцевала, как не танцевала давно, и пела, хотя никогда не умела хорошо петь. Такая уж это ночь – Долгая ночь, время сказок, время прощения, время, когда не разрушают, а строят новое.

Пахло травами и дымом, туманной прохладой, близкой осенью, разгоряченными телами, подогретым вином и жареным хлебом.

…А потом дождь кончился – будто кто-то сверху взял и оборвал его нити за раз. Рассыпались по пригорку костры – вниз, к недалекой речушке. Ночь стояла вокруг – полная до краев тайны и волшебства, и сердце вдруг ухнуло вниз от огромности, безбрежности этой ночи, синей, как сапфир.

Они сидели у костра вместе с зингаро и пили пряное вино из деревянной братины. И Тильда уже ничему не удивлялась. Временами она поднимала руку, чтобы мысленно провести линию от одной звезды к другой, соединить их в созвездия, которые помнила с детства.

– Ворон, Ковш, Крылатый, – перечисляла она вслух, и вместе с этим оживали древние сказания, в которых воскресали герои давно ушедших времен, герои с золотыми щитами, копьями из сверкающей бронзы, герои, увенчанные коронами из цветов. – У твоего народа ведь есть похожие истории?..