Время созидать

– Если тебе денег не дают, то не такому научишься, – смеясь, ответил Арон.

У мамы Арон деньги воровать опасался, она считала каждый медяк, и у нее всегда все было аккуратно записано. А вот у слуг – пожалуйста, тем более что слуги вечно думали друг на друга, и им в голову не приходило, что это сын их госпожи таскает монеты. А кладовая? Там всегда есть чем поживиться – яблоки, пастила, изюм… Всего-то и надо – ночью вытащить из маминого стола ключ. Арон наловчился делать это все тихо, так что его ни разу не поймали.

Он с гордостью пересказывал Людо свои ночные вылазки, пока они шли по узкому переулку, с одной стороны которого тянулась высокая кирпичная стена без окон. Булка приятной тяжестью осела в желудке, выглянувшее солнце припекало затылок, и жизнь была прекрасна.

– Киньте монетку калеке…

Арон даже подпрыгнул от неожиданности. Поморгал: тонкий голосок доносился от кучи ветоши, набросанной у стены. Но оказалось, что это не ветошь, а какой-то бродяга, сидящий там, укрывшийся лохмотьями с вшитыми яркими лоскутами. В этой странной «одежде» он был похож на шута.

– Нет ничего, – бросил Людо, и они пошли дальше, но в спину им ударило:

– Воры! Думаете, не знаю? Думаете, не вижу? Обмануть хотели Эрме-Ворона, а?

Арон остановился. Оглянулся. Бесформенная куча тряпья медленно принимала очертания: из нее выросли две покрасневшие руки – точно лапы, появилось бледное, заросшее бородой лицо с носом огромным и красным, как гриб, рот искривился в усмешке.

– Эй, он дразнит. – Людо дернул Арона за рукав.

– Ничего ты не знаешь, старикан, – буркнул Арон, резко отталкивая руку друга. От старика остро пахло лисьей норой: кровью, зверем. В Файоссе, в доме дяди, он часто ходил искать эти норы, выкуривал оттуда лисиц и вытаскивал лисят.

– Я знаю, что ты сдохнешь в море. – Растрескавшиеся губы старика растянулись в жутковатой улыбке, обнажая желтые, но крепкие зубы. Глаза у него тоже были желтые, янтарные, птичьи. Борода топорщилась вперед и шевелилась от вшей.

Людо тянул друга прочь, но Арон не двигался. Потом медленно наклонился к земле, взял камень.

– Если кто сдохнет, так это ты.

Камень ударился о стену, и старик захохотал.

– Да что ты творишь! Пошли! – голос Людо звучал как будто в отдалении.

Горячая волна гнева разлилась от затылка до пят. Арон сжал кулаки.

Еще один камень пролетел мимо цели, и смех старика стал еще громче, как будто кто-то выбивал дробь на барабанах.

– Ну! Сопляк! Кинь еще! – глумился сумасшедший, и его желтые глаза сверкали. – Мазила!

Камень. Еще один. Еще.

Последний попал старику в живот. Тот согнулся, выкрикнул что-то резкое и тут же выпрямился.

Но у Арона уже были полные руки камней, и он бросал их, бросал, пока старик сперва просто пытался увернуться, потом – защититься руками, потом – убежать, уползти, цепляясь за стену. Арон бежал за ним, и камни летели в цель.

– Что, ворон, улететь-то не можешь? – кричал ему вдогонку Арон.

Но старик хохотал в ответ, вопил, что он Эрме-Ворон, что Арон умрет. И вся его семья умрет. И весь этот вонючий мерзкий город передохнет от чумы и проказы. Запах лисьего логова кружил голову и делал мысли смутными, нечеткими.

– Перестань! – Людо хоть и был слабее него, но с такой силой рванул Арона к себе, что тот чуть не упал. Это дало пару мгновений Эрме, и тот скрылся в темноте одного из проулков, откуда навстречу мальчишкам выскочила огромная – с собаку – крыса. Она встала на задние лапы, понюхала воздух и побежала прочь.

– Ты знаешь, что будет, если убить Эрме-Ворона? – Арон не говорил – злобно шипел. – Его силу получишь, вот что! А теперь – что? Теперь мы с носом, он сбежал, превратится в птицу – и поминай как звали.

– Может, его силу нам даст это? – Людо протянул Арону что-то небольшое, прямоугольное. Книга. Она ухмылялась кожаным переплетом, поблескивала бронзой, как воин – доспехами. Видно, старикашка потерял ее, когда улепетывал.

Эта книга долго ждала, когда ее возьмут в руки.

Когда ее прочтут.

11

– Всего три медяка! Три медяка – и вы сможете увидеть прекраснейшие и знаменитейшие башни Дарреи! Узреть Поющий фонтан и загадать желание в Древоликом лесу! Три медяка! Мост Тинно и площадь Сорока Повешенных! Три…

Пронзительные вопли уличного зазывалы липли, как грязь: хочешь отодрать, а не получается. Саадар даже головой потряс – до чего же мерзко кричал этот пройдоха! Будто по металлу скреб ногтями. Зачем платить ему деньги, Саадар не понимал: посмотреть на башни можно было и бесплатно, а в Жемчужное кольцо, где жили богатеи, без нужной бумаги не пускали. Вряд ли такая бумага имелась у этого горлопана.

Но чем ближе Саадар подходил к Застенью, где обитал, тем реже встречались такие зазывалы.

Здесь, на кривых улицах без названий, куда больше было нищих и бродяг. Они сидели у обшарпанных стен домов, завернувшись в свои лохмотья, и просили подаяние у сердобольных горожан. Некоторые выставляли напоказ язвы и нарывы, страшные гнойные раны, изжелта-красные, с запекшейся сукровицей, на которых гроздьями висели жирные мухи. Одни простирали руки и хрипели что-то неразборчивое, другие грозились концом света, третьи выли и жаловались на свою судьбу. Калеки, юродивые, бродяги – тут всем им было раздолье.

Именно здесь и начиналось Застенье: грязь, помои, уличные мальчишки с голодными и злыми глазами, старухи с отвратительными лицами, женщины в ярких обносках, выставляющие напоказ свое тело. И – могучий смрад от реки, от дубилен, от порта.

Саадар оглянулся на оставленные позади светлые улицы Бронзового и Железного колец. Не очень-то беспокоятся сановные господа о таких вот выгребных ямах, тут и стража-то лишний раз не пройдет. А вот ему выбирать не приходится – на хорошую комнату деньги еще заработать надо.

Он остановился напротив дома, где снимал угол под самой дырявой крышей.

Из полуподвального оконца кабака скудный свет падал на подгнивший деревянный настил. Внутри, в слоистом табачном дыму, пили и дрались, играли в кости и снова пили. Пьяные выкрики долетали до него, приглушенные звонким стуком дождя.

В низкий зал набилось множество разного люда, было шумно, дым стлался под потолком. В огромном очаге жарился на вертеле поросенок, истекая жиром. Могучая смесь запахов жарящегося мяса, чада, пота и немытых тел оседала сальным послевкусием на языке.

Саадар протиснулся в самый конец, где было чуть свободнее, нашел себе местечко за столом. С сожалением расстался с несколькими монетами. Хорошо хоть, еда оказалась вполне сносной, не подгорелой и не жесткой, щедро залитой чесночной подливкой – видать, мясо несвежее или вовсе не свинина, а собачатина – и то в лучшем случае…

Он ел, но краем глаза следил за тем, что творится вокруг. Слушал разговоры. Возможно, узнает чего интересное: задерживаться на стройке он не собирался. Платили там действительно скудно, и все деньги уходили на оплату комнатушки да на немудрящую еду. Саадар же надеялся на занятие более привычное – наняться в охрану или, может, вместо какого-нибудь мальчишки ввязаться в драку на шпагах или пистолетах. Но двое соседей, что орали громче остальных, обсуждали какие-то другие дела.

– Мерзкая работенка, я тебе скажу. Целый день говно это за собаками собирать. Зато платят в дубильнях хорошо. Не жалуюсь! Раз в каждое пятидневье хожу Маллару молитву вознести. И новый сюртук купил себе!

– Это чего. Работка как работка. А мне приходится трупы вылавливать из каналов. Слышал? Вчера троих туда… Важные шишки были. А все – того!

Оба захохотали, едва ли не согнувшись пополам.

– А что, не боишься, что «Рука» тебя словит и тоже – того? Говорят, в прошлое пятидневье эти ребята резню устроили. Из сточных труб дерьмо текло пополам с кровищей.

– Я их не видал, – протянул тот, что рассказывал про трупы. – Байки это.

– И город? Который в катакомбах? Тож не видал?

Его собеседник разочарованно что-то промычал в ответ.