Реквием по шаманке

— Эрнан, ты как? — она подалась вперед и «боднулась» шерстистым лбом о его рогатую голову.

Мантикор рыкнул и лизнул её в нос. Потом обошёл вокруг и стал зализывать распоротую лапу. Хорошо хоть, рана была не глубокой. Да и регенерация, сдобренная слюной мантикора, быстро избавила от боли, а потом и от раны. Мантикор осмотрел Кейлех еще раз, убедившись, что супруга не пострадала, затем слизал кровь, очищая белую короткую шерсть. Звериные нежности, они такие… Но сейчас было не до ласки.

Озираясь вокруг, Кейлех плавно перетекла из звериного состояния в человеческой, не сразу осознав это. Марика и Дагонт были рядом, также тревожно осматривались.

Кто бы не подготовил эту территорию, он явно приложил не дюжие усилия. Потому как, чтобы расчистить от валунов и разравнять землю под неровный круг примерно по сто метров в диаметре в такой местности, да еще без применения магии, было очень сложно. И как этому неизвестному получилось использовать магический защитный контур в качестве защиты от дикой живности (то, что от дикой — точно, ведь тетрайды прошли через него спокойно)? Именно благодаря этому контуру они сейчас и были живы: к невидимой границе лагеря уже подтянулось более сотни псов. Они обходили контур по периметру, стараясь найти слабину, при этом вели себя достаточно спокойно… выжидали, будто знали, что охрана людей невечная.

— Не понимаю, за счет чего держится этот контур. Здесь земля без магии. Я так понимаю, что контур скоро падёт, — пророкотал Дагонт.

Ему никто не ответил. Ответ был очевиден.

— Давайте осмотрим здесь всё, вдруг, что нужное найдём, — сказал обернувшийся человеком лотар.

Итак, от лагеря остался остов четырех палаток, остывшие огнивища костров, да хлам, сваленный в кучу в центре. Границу лагеря означали тут и там старые обветренные кости, возможно даже человеческие. Их будто специально разместили вдоль контура, чтобы знать, где именно он проходит. Периодически кости переливались серебристым цветом, но стоило приглядеться к ним, и свет тут же исчезал, заставляя усомниться, что был вообще.

— Я обернулась зверем. Я обрела ипостась, —сказала Кейлех, подходя к Эрнану.

Дагонт и Марика тактично пошли в сторону хлама. Эрнан распрямился и обнял женщину.

— Да, я видел, — проговорил он, — ты стала бесподобной белой пантерой. Такой красивой…

Восторженный влюблённый взгляд Эрнана придавал сил, заставлял забыть об опасности и думать о хорошем.

В этот волшебный миг их внимание привлек вскрик Марики. Эрнан выпустил Кейлех из объятий, и они вдвоем бросились на возглас. Девушка сидела на земле, прижав руки ко рту. Дагонт же держал в руках покрывало, пошитое из плохо выделанных шкур. То, что они приняли за хлам, было сваленными друг на друга обнаженными телами, прикрытое шкурами. Тела еще не начали разлагаться, конечности только начали коченеть. Шесть мужчин и одна девушка. Кейлех обняла Марику за плечи и оттащила её от трупов. Мужчины же постарались детально осмотреть тела. Кейлех и сама видела, что раны, нанесенные мужчинам, были похожи на боевые. Судя по ним, здесь был массовый поединок, ристалище. Может даже — бой за приз.

Но вот тело девушки не принадлежало воительнице. Тонкая, изящная. На руках и ногах на коже были следы от веревок, синяки и кровоподтеки. Следы избиения на лице. На бёдрах с внутренней стороны — кровяные разводы. Тут и предполагать особо не надо было. И так понятно, что девушку избили и изнасиловали. Причем крови было столько, что даже страшно подумать, что девушка испытала перед смертью. И, если мужчины скорее всего умерли в схватке, то девушку явно замучили до смерти.

Дагонт присел над ней, откинув темные волосы с некогда красивого лица и чуть приподнял веко, рассматривая радужку, которую уже заволокло марево смерти.

— Она не дангорка, — неожиданно сказал он, — А вот мужчины — дангорцы все.

Странно, что делала девушка здесь? Сам по себе пришёл вывод, что её выкрали. Но что за бой здесь был? Неужели, жертва была призом, или, наоборот, это воины пытались защитить её…?

Кейлех перевела взгляд на молчаливо ждущих псов. Их собиралось всё больше и больше. При этом они не бросались на барьер, не рычали. Они терпеливо ждали, некоторые из них периодически аккуратно трогали лапой защиту, проверяя её на прочность. Будто знали, что должно произойти, что скоро смогут спокойно пройти. От этого становилось жутко.

— Тела оставили здесь специально, — озвучила свой вывод женщина. — Такое ристалище здесь не в первый и не в последний раз... Тела бросили специально, чтобы звери не оставили следов. Защита рухнет, и эти псы всё сметут. Кости — это что осталось от прошлых…

Глаза Кейлех и Эрнана встретились. Эрнан словно мысленно просил прощения, что так и не сможет спасти её. Он понимал, что еще чуть-чуть, и барьер падет, что псов слишком много, и люди ничего не смогут им противопоставить. Внутри Кей же зарождалось странное чувство. Смесь гнева и какой-то пробуждающейся силы. Наконец-то она обрела надежду на счастье, а теперь всё может так глупо закончится. Встав рядом с мужем, Кей сожалела лишь о том, что алебарда осталась в псовом черепе. Ничего, теперь она пантера, и унесёт с собой на тот свет многих, прежде чем почить самой. Она уйдет на тот свет счастливой, защищая того, кто стал её дороже жизни. Кейлех зло усмехнулась, готовая принять свою участь. Жаль, что никто из не может построит переход и перенести всех в безопасное место.

Ни Кейлех, никто иной, не видели, как по земле то тут, то там змейками скользят ленты черного тумана. Эти «змейки» будто игрались, то переплетаясь, то бросаясь врассыпную, будто пробовали окружающий мир на вкус. Они бесшумно собирались со всех концов лагеря, неумолимо приближаясь к Кейлех. Неощутимо коснулись её обуви, просачиваясь в тело.

Кейлех не чувствовала этого. Её внимание, как внимание её спутников всецело сосредоточилось на барьере и жутких псах за ним. Сияние старых костей теперь было интенсивным. Оно словно пульсировало, то ослепительно вспыхивая, то почти погаснув. В какой-то момент серебристая вспышка почти ослепила, но тут же свечение погасло, словно его и не было никогда.

Звери недовольно терли морды и глаза, раздраженные от яркого света, но теперь все они подходили ближе к контуру. Один из псов в очередной раз тронул барьер, и не ощутив преграды, торжествующе взвыл, дав сигнал для своих собратьев.

В это же время ленты тумана покинули тело женщины, взметнулись ввысь и в стороны, окутывая готовых принять свою последнюю битву людей в кокон, вращаясь вокруг, становясь всё больше и шире. В какой-то момент кокон стал плотным непроницаемым туманом, скрывшим всё вокруг. Постепенно туман стал рассеиваться.

Кейлех нервно рассмеялась.

Не было больше Злой Равнины и хмурого неба. Зимнее солнце больше не скрывали странные облака. Вокруг не сновали опасные жуткие псы. Пожухлая трава и валуны сменились белым снегом.

Вчетвером они стояли посреди очищенной мощеной дороги перед высокими каменными белыми стенами, увенчанными маленькими башенками, в которых едва мог скрыться человек. Кованные ворота украшал знак Улаары — серп, на лезвии которого были подвешены весы, напоминающие аптечные.

— Храм Улаары, — потрясённо произнёс Эрнан. — Похоже, Боги милостивы к нам.

Дагонт решительно постучал в ворота.

Глава 9

Калитку в воротах отварила немного крупноватая румяная девушка в серой рясе послушницы. У Кейлех её румяный вид совсем не ассоциировался с храмовой аскезой, и женщина сделала себе «зарубку» на память — подробнее узнать про быт Храма (кое-что рассказала Айрисса, но этого было мало). Один взгляд в глаза Эрнана, и послушница низко поклонилась, признав в нём княжескую кровь, и тут же провела к верховной жрице.

Их явно ждали. Послушница, не задавая лишних вопросов, провела их по узким коридорам (два человека едва могут разминуться) к Верховной жрице.

Кейлех, не стесняясь, озиралась вокруг. Стены внутри были такие же светлые, как и снаружи. Обычно, когда слишком много светлого, это раздражало её. Но только не здесь. Только этот свет не напрягал, не давил. Девушка-послушница провела их в помещение чем-то напоминающее малую гостиную. Из мебели здесь были четыре кресла, стоящие вокруг круглого небольшого столика. Вдоль стен стояли скамьи с резными спинками. Между скамьями стояли светло-серые вазы с неожиданно яркими цветами. Сквозь закруглённые сверху окна с мозаичными витражами на светло-серый пол и светлые стены падали солнечные лучи, проходя через разноцветные стеклышки, они окрашивались во все цвета радуги и отражались на полу затейливыми узорами. Это было единственным «украшением» (не было ни фресок, ни картин, ни гобеленов) стен, но самым правильным.