(не) истинная. Полюбить вновь

В ту же секунду, после произнесённых королём слов, все засуетились и отодвинулись подальше к стенам зала, освобождая ещё больше места посередине. Теперь стало понятно, почему он был непомерно большой и с такими высокими потолками. Всё было продумано для удобства второй ипостаси.

Когда колонны из обсидиана, блокирующего любые перевоплощения, были установлены, а маги с атакующими амулетами встали по периметру, направив их на заключённого, Лайонель подошёл вплотную к стоящему мужчине и молча, не говоря ни слова, расстегнул ошейник.

За всё это время Эдмунд не произнёс ни слова, он стоял с гордо поднятой головой, будто всё шло именно так, как он и планировал. И от этого мне становилось страшно как никогда.

— Мы ждём оборота, Эдмунд. Если эта леди ошибается, то вы легко это докажете. Если же оборот так и не произойдёт, то ваша вина будет считаться доказанной. Мы достаточно ясно говорим? — Терпение монарха подходило к концу, и каждая секунда промедления лишь приближала конец заключенного.

Когда его черты лица заострились и лицо покрылось черной чешуёй, я зажмурилась. А когда всё же осмелилась открыть, передо мной стоял огромный ящер, раскинувший крылья и бьющий хвостом по полу. У него на морде был шрам — именно такой, как я и описывала. Грязно-розовые рубцы спускались ото лба вниз, а глаза так ярко горели в полутьме помещения, что хотелось спрятаться от них куда-нибудь подальше. Призраки прошлого настигали меня, возвращая в ту самую минуту, в момент, когда огонь сметал всё на своём пути. Я держалась из последних сил, понимая, что теперь ему некуда деться. Шрам на месте, мои слова подтверждены, и приговор будет приведён в силу. Однако я никак не могла учесть, что такие, как он, никогда не уходят просто так. Они всегда берут с собой проводника в мир мёртвых, компаньона, что будет скрашивать их дни бесконечных мучений. И таким человеком для Эдмунда оказалась я. Резко бросившись ко мне, он с невиданной мощью разметал в сторону и столбы, что не смогли устоять под напором, и магов, что разлетелись в сторону от одного взмаха зубчатого хвоста.

Я замерла, и время для меня остановилось. Я видела, как чёрное чудовище мчится ко мне, неся погибель, но ничего не могла с этим поделать. Человек ничто в сравнении с древним зверем. И в то же самое время видела, нет, скорее чувствовала, что я не одна, что у меня есть защитник, моя опора и твердь. Лайонель в форме дракона встал наперерез чёрному, закрывая меня от предстоящего удара.

Если меня спросить, что я видела, я не смогу ответить. Был лишь взмах лапы коричневого, и резкая вспышка огня потом, и всё кончилось. Несколько мгновений — и бой, так и не начавшись, был окончен. Лайонель, бросившись на мою защиту, одним ударом лапой вспорол брюхо нападавшего, а огонь, видимо чем-то усиленный, завершил начатое, оставляя на месте герцога лишь горсть чёрного пепла, что уродливой кучей лежала на полу. Так закончился суд над преступником, так закончилась эпоха неистинных истинных и погибших жён.

Глава 24

Амалия

Когда с арестами всех заговорщиков было покончено и волнения среди высшей аристократии улеглись и практически сошли на нет, мне наконец-то удалось обстоятельно поговорить с Лайонелем и задать вопросы, что волновали меня всё это время.

Мы сидели на открытой веранде, под тенью деревьев, скрывающих нас от полуденного солнца, и пили травяной чай. Лучи осеннего солнца проникали сквозь крону деревьев и мягко ложились на поверхность стола, отражаясь разноцветными бликами от столового серебра. Я до сих пор жила во дворце, в тех же покоях, куда меня привели порталом в первый же день моего возвращения. Всё так же носила вынужденный траур по мужу и всё так же проводила ночи с моим Нелем.

— Ты говорил, что отрёкся от рода, как же тогда так вышло, что твой огонь стал сильнее? — Этот вопрос очень сильно волновал меня, ведь тогда, в деревне, он не смог выстоять. Иногда мне казалось, что я чувствую отголоски фантомной боли, что испытывала бы, если бы мне нанесли похожие раны. Но ответ герцога на мой вопрос, беспокоит ли его что-то, всегда был неизменным — нет, ничего не болит и не тревожит. А может, я непостижимым мне образом сама забирала на себя эту боль и проживала её вместо него.

— Когда главой рода был мой отец, да упокоится он с миром. — При воспоминаниях об отце Лайонель непременно менялся в лице, становясь грустным и вместе с тем задумчивым. — Силу делили на троих, а к тому же тогда я был безродный и имел только то, что даётся всем при рождении. Я был не в том положении, чтобы тягаться с герцогом с полным объёмом сил, ведь у него не было прямых наследников.

— Но ты всё равно не побоялся и вступился за… за меня и Рафара. Да и за всех, кто там был, пусть и неживых.

— Тогда я меньше всего думал о том, что он сильнее меня. Хотелось прижать его горло к земле и вывернуть внутренности когтями наизнанку. Это были страшные чувства, я не хотел бы испытать их вновь. Смесь боли, бессилия и жажды убивать. Наверное, хорошо, что тогда я не выстоял, иначе так бы и не встретил тебя.

Он ласково взял мою руку в свою и нежно поцеловал посередине, сняв шёлковую перчатку. Тепло его прикосновений отозвалось дрожью во мне, хотелось остановить мгновение, запечатлеть как можно ярче его в памяти, сохранив неизменными все детали.

— А как ваш отец согласился уступить трон? При нашей первой встрече мне показалось, что он предпочтёт находиться на нём, пока миры не прекратят своё существование.

— Он и не хотел. Мать, услышав, в чём его обвиняет Роберт, поставила ультиматум. Или он слагает свои полномочия, или больше её никогда не увидит. Она его истинная, настоящая, и он не мог пойти против её воли. А так как её покои находились на самом высоком этаже со свободным выходом на балкон, то выбор был очевиден.

— Она бы сделала это? То, что сказала? — Я не могла поверить в силу этой женщины — простого человека, как и я. Готовая пожертвовать собой, чтобы остановить других, она стала для меня символом самопожертвования. Ведь ни один дракон не может жить без своей истинной.

— Я не знаю. К счастью, нам не пришлось проверять, и он сам отрёкся от престола, вышел из рода и добровольно отдал бразды правления Роберту. Он смог принять меня обратно в род. — Нель с грустью посмотрел на перстень, доставшийся ему от отца. Он не снимал его никогда. Я чувствовала, что он горюет о нём каждый день, но печалит Неля именно смерть отца, а не смена монарха. Не выдержав отката после выхода из рода, он не смог долго противиться болезни и покинул нас через несколько месяцев после этого. Бывшая королева после этого приняла решение удалиться в монастырь и возлагать дары Богине в надежде хоть немного исправить то, что натворил её муж.

— Сегодня я снова видела во сне Филиппа. — Так звали моего ребёнка, моего сына от Дерека, которого я так ни разу и не видела наяву за эти прошедшие несколько лет.

— Мы найдём его. Теперь это безопасно. Все, кто был против новых порядков Роберта, устранены или взяты на контроль до первого предупреждения. Нам нечего опасаться повторных бунтов. Они, конечно, будут, в этом я не сомневаюсь. Но не скоро, мы успеем к этому времени заручиться поддержкой рабочего класса.

— Да, это была хорошая идея, частично дать бразды именно тем, кто работает, и создать коллегии рабочих. Смелое решение для дракона, что не так давно получил титул правителя.

Поначалу все были удивлены нововведениями короля, но ввиду проходивших арестов никто так и не осмелился выступить против. И теперь наравне с главами родов в советах заседали представители рабочего класса, что знают о проблемах производства изнутри. Это позволило сократить путь от появления проблемы до ее решения. И в целом пока всё выглядело довольно оптимистично.

— Как он? — Нель всегда интересовался моим сыном, спрашивал о нём и помогал переживать бремя разлуки.

— Учится говорить, такой милый. — От воспоминаний о сне на душе стало тепло, и сердце наполнилось уверенностью, что в скором времени я смогу наконец-то взять его на руки, тем более теперь я знала, где искать. — Я знаю, где он. Сегодня с глаз будто бы спала пелена, что скрывала от меня многое.