Страница 21 из 38
- Верить нужно только Господу, а к остальным - лишь прислушиваться. К врагам же родины и веры прислушиваться не стоит. Обман и злоумышление у них в крови.
Монахи держались ещё неделю, но потом кто-то всё же открыл ворота монастыря. И началась кровавая жатва - безжалостная резня. Норманны убивали всех, кто носил рясу, а святые дары и церковные ценности разграбили полностью. Горел костер, в который летели книги и кресты. Единицы христиан, пока оставшихся живыми, ноконец поняли истинный смыл древней латинской фразы: "Timeo Danaos et dona ferentes - Бойтесь данайцев, дары приносящих ". Никогда не верьте словам норманнов, а их посулам - тем более!
Аббата Альбана не убили, но он стал пленником. Связанный, голодный и жаждущий хоть глотка воды, он брел по бесконечной дороге среди обездоленных соплеменников, которым суждено было стать рабами норманнов. А, когда его решили обратить в бездушного исполнителя чужих желаний, он ответил викингам:
- Да, я - слуга и раб Божий. А больше ничей. Вы сейчас можете меня убить, но заставить раболепствовать - никогда!
Его долго и нещадно били - по голове, телу, ногам и рукам, а потом беспамятного бросили на этой же дороге, в надежде, что христианин преставится сам. Аббат не знал сколько времени он провёл без сознания. Дождь, охлаждающий разум и тело, стекающий в рот струями воды, вернул Альбана к жизни и действительности. И очень скоро тот понял, что ослеп. Между его взором и окружающей реальностью разверзлась бездонная черная пропасть. Его окружила непроглядная темнота и пустота. Аббату казалось , что он уже умер и в мир людей больше не вернётся никогда. Страдальца подобрали рыбаки, тайком промышлявшие на Шенноне. Они, добрые христиане, спрятали святого отца у себя, кормили и лечили, как могли, но слепота не отступала: иногда аббат впадал в слезливое отчаяние, обиду на собственную неполноценность, отдалялся от жизни, иногда целыми днями прячась под дырявым одеялом. Как-то к беспокойному слепцу привели старую женщину, и та, взяв его худую ладонь в свою, материнским голосом стала увещевать:
- Слепота - она есть испытание Божье... Не рви себе душу, божий человек. И ей видеть можно. А ещё весь мир полон звуков, запахов и ощущений, и все они - твои связующие нити с миром света, которые тебе оставил Господь. Скоро, очень скоро ты и сам поймёшь это. Я живу так с рождения и до седых волос, но на Господа не жалуюсь, сдюжишь и ты.
Её слова оказались правдой. Вскоре мир вернул слепца в своё лоно: слух стал настолько острым, что даже шум травы под ветром был доступен его уху, Альбан стал различать и понимать запахи, окружающие его, а коснувшись края предмета, уже мог описать его целиком. Посох для незрячего стал надёжным поводырём, с его помощью Альбан теперь мог передвигаться самостоятельно.
Да, Альбан заболел необратимой слепотой, но не мстительной ненавистью ко всем норманнам, его душу не опалил огонь низкого и богопротивного желания наказать еретиков-язычников смертью и муками. Обида и слепота не лишили Альбана разума. Потому, когда аббат встретил Олава Трюггвасона, то поверил ему - первому норманну, достойному христианского доверия. Поверил, потому и спас от гибели, а потом пошёл за Олавом в Норвегию - нести свет Господней веры северным людям. Из разрушенного и разграбленного Клонмакноиза Альбан сумел вынеси, а потом сохранить, частицу мощей святого Котрига. И теперь свято врели в её чудотворную силу - именно она помогла Альбану выжить, а потом и жить дальше.
***
Перед вечерней молитвой в церкви образовалось запустение. Одиночные посетители и пары, не давали впечатления многолюдья, а редкие в этот час прихожане говорили шёпотом, стараясь не нарушить покой епископа, готовившегося к нескорой ещё службе.
Единственным местом, где дольше всего задерживались прихожане оставалась исповедальня. Деревянная комната внутри помещения церкви была разделена деревянной же решёткой на две половины - наружную и внутреннюю. Наружная отделялась от общего помещения храма плотной чётной занавесью - так исповедующегося остальным не было видно: тайна греха - тайна исповеди. Вначале стоило исповедоваться и покаяться в греховном содеяном, а потом, с чистой душой, принимать слово Господне, исходящее от епископа Николаса.
Преподобный Альбан всё время после утренней молитвы провёл в исповедальне. Он принимал покаяние и снимал грехи с разных прихожан Нидаросского храма Христа: простых тружеников, купцов, состоятельных мастеров и мореходов, местной знати и людей двора короля Олава. Христиане искренне каялись, а он отпускал им грехи - проступки в быту и общении с окружающими горожанами, нечаянные и совсем другие супружеские измены, зависть к ближнему, обман соперника или конкурента, сокрытие нежелательной беременности, и многие другие поступки, не приведшие к смерти или бесчестию пострадавших. И вот случилось то, чего святой отец никак не ожидал.
Он появился стремительно и внезапно, как буря или горячий сполох огня. И веяло от появившегося духом ярости, непримиримости и решительности. Но сквозь ураган запаха чувств прорывались тонкие ручейки аромата душистого сена, домашнего очага и тёплого козьего молока. Этот запах был знаком Альбану, и он мог поклясться, что раньше уже встречался с этим человеком. Вот только где? А вспомнить нужно было непременно, потому что дальнейшее волей-неволей заставило бы это сделать. Горячий шёпот рванулся сквозь решётку исповедальни:
- Грешен я, святой отец, злоумышляю противу людей короля норвежского! Они лишили меня смысла жизни - забрали всё, что дорого мне на свете Божьем. Жажда расплаты овладела мною и ведёт к кровопролитию. Огонь мести и ненависти завладел мною во весь рост, и только христианские заповеди держат меня в состоянии бездействия, но и ему скоро наступит конец.
- Я чувствую огонь твоего мстительного чувства - ты дышишь и живёшь им. А душа твоя жаждет крови... Но, ты - не Бог и не судья Божий, - спокойно ответил преподобный Альбан. - Подменять собой суд Божий - высшее святотатство! Господь сам определяет преступников и наказывает их достойно. Верь, Божья кара не опоздает и не замедлится никогда. Добрый человек, отдай свой суд Богу и не оскверняй своих рук богомерзким смертоубийством!
На что исповедуемый ответил так:
- Я убью виновника, как всегда делали мои предки! Как того требует родовая месть... Я отомщу, достойно народа моего!
- Можешь! - возразил отец Альбан. - Но, тогда уже сейчас, рой две могилы. В одну ляжет твой враг, во вторую - ты сам... Чужая кровь затмит свет твоей душу, а потом и вовсе уничтожит её. А бездушный человек - мёртв. Не спеши со своим поступком - крепи волю в кулак, подожди ещё три дня, проводя их в покаянии и молитве. Увидишь, Господь тебя услышит и подаст знак...
Получив такую отповедь, собеседник Альбана горестно вздохнул и, скрипнув зубами, исчез, как будто его и не было. Но этот визит заставил святого отца крепко задуматься. Он вспомнил этого человека, его имя и род занятий. А вот, что делать с услышанной опасной тайной, так и не смог решить - тайна исповеди свята и незыблема. И ею нельзя делиться ни с кем. Выхода из этого тупика Альбан не ведал. Его размышления длились недолго - шум у решётки вернул святого отца к действительности.
Появился очередной прихожанин, жаждавший исповеди. Но вёл он себя крайне странно. В нём не чувствовалось покаяния или томления души, а движениями и голосом владело другое волнение. Запахи опытного воина и решительной натуры достигли Альбана, а навязчивые запахи полыни, кожи доспехов и оружейной смазки заставили задуматься, чтобы вспомнить самого посетителя, с которым, а Альбан был в этом уверен, уже приходилось встречаться. Обладая способностями к врачеванию, святой отец напомнил себе, что отвар и настой полыни наружно применяется от насекомых - блох и вшей, ей же лечили раннее облысение, а вот во внутрь - для лечения поносов и несварения желудка, бессонницы, раздражительной возбудимости и головных болей. Эти воспоминания позволили святому отцу представить себе облик исповедуемого: высокий рост, худоба и желчное выражение лица вместе с нехваткой волос на голове.