Страница 1 из 16
Харальд Прекрасноволосый и Зеркало Грядущего
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЖРЕБИЙ СУДЬБЫ. Гл.1-4.
Предисловие:
Саги молчат о том, какой была жизнь Харальда Прекрасноволосого с момента бегства из отчего дома до самой гибели его отца, великого конунга Хальвдана Чёрного в 860 г. Сказано только: «Больше Хальвдан и Харальд не виделись...».
А ведь этот «тёмный» период норвежской истории растянут на несколько лет. «Харальд Прекрасноволосый и Зеркало Грядущего» - повествование о становлении характера в пору жестоких испытаний, периоде раннего возмужания, пребывавшего в добровольном изгнании на крайнем севере Норвегии, будущего первого её короля, Харальда I Прекрасноволосого, давшего начало древнейшей династии норвежских королей, Хорфагеров, ветви легендарного скандинавского рода Инглингов, о быте и мировоззрении коренного народа тогдашнего Финнмарка, его обычаях и магических способностях, мире северных богов, духов, ведьм и колдунов. Средневековые мифы и реальность иногда сплетаются в такой тугой узел, что разобраться где быль, а где небыль, не представляется возможным...
Но стужа и тьма далёкого скандинавского Севера не коснутся тебя, дорогой читатель, смело вставай на лыжи повествования и они унесут тебя в чарующий мир истории и приключений.
Тайны обрядов уходят в века,
Их унесла временная река.
В памяти смутные пламени блики,
Еле слышны иступленные крики,
Гулкое эхо поет в небесах,
Племя танцует под бубен в лесах.
Вторя ночным завываниям выпи,
Старый Шаман заклинаньями сыплет.
Зыбкой реальности порвана нить,
Только Луна продолжает светить...
Нет ничего, лишь слышатся звуки:
Пенье Шамана, да бубна постуки...
(Фиалкин Сергей. «Шаманский бубен»)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЖРЕБИЙ СУДЬБЫ.
1. Беглецы. На краю ледяной пустыни Финнмарка.
Над Финнмарком, самым дальним и малонаселённым краем Северного Пути, вовсю разгулялась лютая скандинавская зима. Неукротимый ветер леденящим дыханием накрепко сковал снежный покров в долинах извилистых рек и вокруг диковинных северных лесов, превратив его в тонкий, хрустящий под ногами лёд. Лукавый же Создатель Всего Сущего, смилостившись над немногочисленным кочевым населением этого края, создал густые леса полные зверья и полноводные реки богатые рыбой, а бескрайнюю тундру населил оленями — живи, северянин, трудись и не поминай лихом светлых богов.
Более тридцати зим минуло с тех пор, как первые нореги, вслед за второй волной завоевания чужбины, отправились на поселение в далёкую Ирландию, по-прежнему оставляя просторы Финнмарка без должного внимания и рачительного использования, предоставив эту возможность его коренному населению. В то далекое время выходцы с берегов фьордов предпочитали лишь торговый обмен с отважными охотниками и удачливыми рыболовами, кочующими на оленях по бескрайней лесотундре. По всему Северному Пути славились и ценились здешние искристо-переливчатые меха, резные поделки из моржовой кости и сама моржовая кость, вяленая и свежая северная рыба, оленьи шкуры, да и сами эти выносливые, неприхотливые животные, зачастую, становились обменным товаром.Глухие, малонаселённые и удалённые от кипучей, богатой на неожиданности жизни норегов, северные края всегда слыли прибежищем скитальцев, беглецов и изгоев, а также гонимых и преследуемых всеми северных колдунов: сюда бежали от конунгова гнева, суда и наказания, сюда перебирались те, кто хотел бесследно раствориться на просторах Северного Пути, спрятаться от мстительных преследователей или властительных обидчиков. Многих этот шаг обрекал на длительное одиночество или скорую гибель от неминуемого холода и голода, безжалостных лап и клыков дикого лесного зверья, но он всё же предоставлял иллюзию выбора...
Долгое время Харальд, сын Хальвдана Чёрного, конунга Северного Пути, и финн Ансси, имя которого на его языке означало «защищающий своего бога», скитались по земле Финнмарка в поисках кочевья родичей беглого финна. Так случилось, что Хальвдан конунг обвинил мудрого и прозорливого Ансси в колдовстве, только потому, что он был финном, а конунг упорно считал всех представителей этого народа хитрыми, злобными и завистливыми колдунами, способными отвести глаза и заморочить голову любому норегу. Никто не смог убедить Хальвдана в обратном: ни его сын, отрок Харальд, ни его супруга, Рагнхильд, дочь Сигурда Оленя, ни её брат, Гутторм, конунгов воевода. Сам же Ансси, даже под пытками, настойчиво отрицал причастность к событиям, развернувшимся при дворе конунга на тогдашний Йоль:
Хальвдан Чёрный пригласил на званый пир многих гостей, именитых людей и их родичей, а пиршественная еда и всё хмельное питьё вдруг исчезли, испарились, как будто их и не было вовсе. Разочарованные же и обиженные таким отношением гости, разошлись, призывая богов наказать, оскорбившего их шутника. На пиру присутствовал и Харальд, сопровождаемый своим знакомцем финном. В ту пору сыну конунга минуло четырнадцать зим, а он уже отличался от сверстников не только красотой волос цвета спелой ржи, но и живостью ума, любознательностью и тягой к познанию мироздания, сил природы и секретов существования стихий. Его интересовали не столько сами последствия колдовства, которыми так часто пугал его отец-конунг, сколько его суть и истоки, законы, по которым оно выплёскивалось в мир естества. За ранние вечера и долгие зимние ночи Ансси многое сумел поведать Харальду, внимавшему с величайшим усердием.
И сын конунга с удивлением понял: совсем не обязательно быть колдуном, чтобы понимать, слышать и чувствовать окружающую природу, ощущая себя её неотъемлемой частью, говорить с богами и самому слышать их ответы, понимать язык животных и птиц. Подобных людей нореги называли ведунами, а не колдунами, таким был и Ансси, но он родился финном и не поклонялся Одину и Тору. Хальвдан конунг своим решением приговорил наставника сына к смерти - через неполную седмицу его должны были отдать жрецам Одина для принесения в жертву. Юный Харальд же был глубоко возмущён решением отца, постоянно твердившего о единой правде для всех норегов, едином законе и суровой ответственности за его нарушение. Но его закон оказался не писаным для чужестранца и иноверца.
В отчаянии и крайнем напряжении духа Харальд тайно освободил финна и бежал вместе с ним в Финнмарк. Юный норег поступил, как истинный сын своего сурового народа, как взрослый и состоявшийся мужчина, который всегда остаётся хозяином своего слова и главным защитником своего мнения, не убоявшись ни доли изгнанника, ни тягот жизни беглеца в неизвестность, отказавшись от радужного будущего под крылом отца-конунга, ради жизни другого, ставшего ему близким, человека. Но в глазах множества соплеменников этот шаг выглядел, именно как отказ от своего народа, своего рода, своей веры и подлежал всеобщему осуждению. Не будь Харальд сыном самого конунга Северного Пути, так бы и случилось...
Теперь же целую луну беглецы с оттягивающей плечи поклажей, на лыжах пробирались по диким, заснеженным просторам крайнего норвежского севера, не встретив пока ни единого местного жителя. Харальду неведомо было даже, как их в точности называют. Дядя Гутторм, брат матери, звал их «скридфинни», и говорил, что это имя означает «финны, которые бегают на деревянных досках». Другие нореги называли их лопарями, или лаппи, поясняя, что имя это означает «бегуны», «колдуны» или «изгнанные». Но все твердили в один голос, что земли, которые они занимают, бедны до невероятности.
- Ничего не растет на их земле, кроме деревьев. Там только камень да немного безжизненной почвы, - рассказывал один из торговых людей, занимающийся обменом товарами с местным народом, - не родит она ничего, кроме редкой и чахлой травы. Так что коров там нет. Стало быть, ни молока, ни сыра. А коль скоро зерно не родится… нет и пива. А что до овец и баранов - то об этом забудь. Там даже они не выживают. Одним только светлым богам ведомо, во что одеваются тамошние жители, чтобы спастись от стужи, ведь нет у них шерсти для пряжи. Но что-то они, видно, придумали. Там ведь восемь лун подряд только снег да лед, а зимняя ночь длится долгие две луны. И в торговом поселении, где я в первый раз покупал свои товары, никто не мог просветить меня в этих тайнах. Только и говорили, что мне следует набить мешок разноцветными лентами, медными кольцами, бронзовыми безделушками, рыболовными крючками и ножевыми лезвиями. По их мнению, выходило, что я сумасшедший. Зима близится, говорили они, а это время не для торговли. Лучше подождать до весны, когда местные сами выйдут из леса с зимними мехами. Я же, вразумлённый их рассказами, послушался мудрых советов - и отложил свою торговлю до грядущей весны. Мне вовсе не хотелось на неопределенное время застрять в каком-то далеком лесном поселении на краю ледяной пустыни.