Страница 5 из 18
— Твою мать, Аллочка... — под нос пробубнил Никита Дмитриевич.
Нас разделяло всего два шага, но пространство между нашими телами настолько сгустилось, что казалось, будто в воздухе закручивается воронка, которая вот-вот ввернет нас обоих в пучину невыраженных эмоций, и мы захлебнемся в смеси его гнева и моего страха.
— Зайди ко мне, ладно? — натянуто мягко попросил босс и, резко дернувшись с места, буквально полетел к лестнице.
А я осталась стоять перед шокированным офисом, как дура. Едва начищенные туфли Гордеева скрылись на втором этаже, ко мне подбежала главная сплетница Регина. В ее руках успела подтаять шоколадка, и это было неудивительно, ведь за последние десять минут температура в помещении повысилась настолько, что мои щеки окрасились стойким румянцем.
— Аллочка! А что это было? — заверещала Регина, подступая ко мне то с одной стороны, то с другой. — Что это Гордеев так странно ведет себя?
— Я не знаю, — я обняла себя за плечи, отстраняясь от напора коллеги, и спряталась за стойку.
— Знаешь! — возразила упрямая девушка, — По глазам вижу – что-то происходит!
Я упала на стул и, оперевшись локтями на стол, закрыла лицо ладонями. Гордеев выставил меня идиоткой на весь офис! А я мямлила перед ним, как овечка. Что? Кофе? Я? Я пила. Аааах! Какой кошмар!
Сам-то навел шороху и спрятался в своем кабинете, а мне тут отдуваться и весь день терпеть эти любопытные взгляды.
— Ничего не произошло, Регина, — немного успокоившись, ответила я. — Просто в пятницу мы с Никитой Дмитриевичем…
Так я начала свою мысль, но не успела я договорить «решили за кофе обсудить детали одного проекта», как болтливая Регина воскликнула, обращаясь ко всему офису:
— Аллочка очаровала Гордеева!
Обернувшись ко мне, она добавила:
— Ну конечно, кто, если не ты. Может, он теперь станет помягче?
Выпучив глаза, я вскочила и вцепилась бледными пальцами в дерево столешницы. Стоило бы дать уверенное опровержение, но по офису потекли переговорчики, и я буквально видела, как из сплетен формируется ужасный голем, от которого я совсем скоро сильно пострадаю.
— Не отшивай его так быстро, а! Пусть немножко походит такой лаааасковый, — Регина надула губки, изображая умиление, и я, не издав ни звука, снова осела на стул, пряча свое красное лицо от коллег.
Пока любительница распускать слухи шла к своему рабочему месту, пританцовывая от радости, я судорожно хватала разные предметы на своем столе, пытаясь навести порядок там, где никогда (никогда!) не бывало бардака.
Только, очевидно, этот самый бардак был сейчас в моей голове.
***
После того, как на мой корпоративный телефон пришло третье сообщение от Гордеева, мне все же пришлось вылезти из-за стойки. Прихватив для вида папку с черновиками и не обращая внимания на шепчущихся коллег, я прошла через весь офис и с тяжелым сердцем поднялась наверх.
На втором этаже всегда царила некоторая изолированность. Здесь было мало жизни. Только работа. Я поежилась от того, как явно ощущалась эта разница с вечно жужжащим первым этажом. Может быть, я не такая уж скучная, раз мне нравится проводить время среди задорных и болтливых коллег, а не в этой атмосфере делового снобизма?
И, похоже, даже холодному Гордееву тут не особо уютно, раз он постоянно слоняется по нашему зоопарку.
Я робко постучалась в дверь кабинета и, получив разрешение войти, открыла дверь.
— Садись, — пробурчал Никита Дмитриевич, сидящий в своем кожаном кресле. Он вперил в меня жесткий взгляд, и я мысленно приготовилась обороняться.
Я прикрыла дверь и тут же ощутила, как в кабинете невыносимо холодно. Заметив, как я потерла ладонями голые руки, покрывшиеся мурашками, Гордеев на миг смягчил взгляд и, поднявшись, захлопнул окно.
Он кивнул на стул, и я присела, прилежно сложив ладони на коленях.
— Зачем вы меня позвали? — спросила я, натянув на губы дежурную улыбку.
— Почему ты не подыграла?! — тут же вспыхнул мужчина.
— В чем? — искренне не понимала я.
— Ты забыла, о чем мы договорились в пятницу? — Никита Дмитриевич мерил кабинет широкими шагами, всем телом выказывая свое недовольство. — Не могла изобразить дружелюбие?
Можно подумать, ему самому было знакомо дружелюбие. Нельзя постоянно кричать на людей, а потом вдруг стать паинькой, жаждущим преданной дружбы.
— Ты выставила меня идиотом! — продолжал пыхтеть Гордеев, — Теперь все будут думать, что я пытаюсь через тебя подобраться к новой должности!
Оно, конечно, так и было, да только Никита Дмитриевич еще не знал, что никто в офисе даже не подумал о новом филиале и горячем месте его руководителя.
— Там внизу думают совсем о другом, — пробормотала я, отведя взгляд в сторону.
Мой неоднозначный тон не остался незамеченным. Гордеев остановился и присел на стол прямо передо мной.
— Они не поняли, чего я хочу? — уточнил он, боясь, что коллеги раскроют его истинные намерения в моем отношении.
— Не поняли. Не переживайте, Никита Дмитриевич, — я нервно хихикнула и покосилась на дверь.
— Это хорошо. И зови меня просто Никита. На «ты». По крайней мере, пока я не уеду в новый филиал, — тон просто Никиты потеплел, и мужчина даже слегка расслабил узел галстука. Бедняга, он так переживал за свою репутацию, и еще не догадывался, какие слухи отплясывают с уст на уста на первом этаже.
Я неловко улыбнулась, но ничего не сказала, и тогда, мужчина, конечно, понял, что не все так радужно.
— Погоди, — в голосе Гордеева ощутимо возросло напряжение, и я невольно вжалась в стул, — О чем же тогда все подумали?
Я затрясла головой, не желая говорить это вслух, но парализующий серый взгляд уже сканировал меня насквозь и, чтобы скорее закончить эту пытку, я выпалила на одном духу:
— Они думают, что ты в меня влюблен!
На одну бесконечную минуту в кабинете повисла ужасающая тишина. Я слышала, как за окном свистит ветер, которого еще с утра не было, и в нем отчетливо различался плач по бедной скучной Аллочке, которая ввязалась в огромные проблемы.
Гордеев как-то холодно рассмеялся и, глядя прямо на меня, расстегнул пуговки на манжете голубой рубашки. Он закатал сначала один рукав, потом проделал то же самое со вторым. Ощущая грядущее наказание, я плотно сжала губы и внимательно следила за тем, как при аккуратных движениях – резких, но удивительно четких – перекатываются мышцы предплечий, как выделяются сухожилия на запястьях, как выпирают голубоватые вены.
Один вид красивых мужских рук – достаточно сильных, но не перегруженных избытком мускулатуры – подарил мне легкое эстетическое опьянение, и я даже немного расслабилась, позволив губам расплыться в глуповатой улыбке.
Но тут Гордеев поднялся и зашел за мою спину. Вцепившись пальцами в мягкую обивку стула, он склонился над моей головой, и я нервно сглотнула эстетическое наслаждение, комом вставшее поперек горла.
— Аллочка…, — прошипел он прямо в ухо, и мурашки с рук разбежались по всему телу. Я поерзала на стуле, ощущая дискомфорт от близости Гордеева.
Смутившись, я ничего не ответила. Мужчина медленно втянул воздух у самых моих волос, будто собирался извергнуть на меня драконье пламя. Нужно его успокоить, нужно все объяснить. Это поправимо. Мы просто объясним коллегам, что никто ни в кого не влюблен. Как вообще можно было предположить, что изверг Гордеев сможет влюбиться в живого человека?
Я резко вдохнула и обернулась, чтобы предложить свой план урегулирования конфликта, однако лицо Гордеева оказалось куда ближе, чем я предполагала. Мы столкнулись носами, и оба невольно выдохнули от удивления, но почему-то не отпрянули друг от друга в ужасе.
Нас окутало облачко из аромата крепкого кофе и моей сладковатой помады – той самой, которая, по мнению Никиты, напоминала рога дьявола.
— Твою мать…, — привычное выражение сорвалось с губ начальника, и оно, как ничто другое, емко описывало все происходящее.
Не успела я дернуть головой, как Гордеев сам отшатнулся от меня и вернулся в свое кресло, но, не усидев спокойно ни секунды, он вскочил и, стянув через голову галстук, снова раскрыл окно.