Страница 15 из 18
— Да, — коротко ответил он, не глядя на меня, — Потому что их хотела ты.
Я прикрыла глаза, вспоминая тот день. Моя первая елка, организованная в этом офисе. Я ощущала такой прилив адреналина от проделанной работы. Столько усердного труда было вложено в организацию, и все - абсолютно все! - могло пойти крахом из-за двух взбесившихся актеров. Мне действительно нужны были те костюмы. Иначе моя первая елка прогорела бы. Иначе я потеряла бы веру в свои силы.
— Спасибо, — шепнула я, с благодарностью глядя на мужчину, аккуратно листающего страницы.
— Давай займемся делом, — он сменил тему, словно смутился моей благодарности, — Я распечатал тебе сценарий и внес правки.
— Ну конечно, ты внес правки, — я закатила глаза и, прихватив ровно скрепленные листы, села в соседнее кресло.
Следующий час мы вычитывали реплики и шутили над детскими стишками, будто между нами не было пропасти с бурлящим внизу потоком странных невыясненных отношений. И вновь на слове “отношения” мне захотелось горько усмехнуться.
Под конец, когда я уже начала собираться домой, Никита озадаченно пробормотал себе под нос:
— Думаю, это была плохая идея - провести корпоратив в саму новогоднюю ночь, да еще и с семьями сотрудников.
Я не могла не вступиться за дядю:
— Возможно, ты не заметил, но на протяжении всего года дядя старался максимально сплотить команду. Он помешан на семейных ценностях. А мы здесь - тоже как семья, понимаешь? — я кинула на Гордеева вдохновленный взгляд, — Мы проводим вместе столько, сколько не проводят муж с женой. Большая часть жизни проходит на работе, и дядя хочет, чтобы наш небольшой коллектив был настоящей семьей.
Я отложила сумку, прекратив сборы, и продолжила:
— А ты знаешь, что у бухгалтера Валентины Игоревны родился внук с особенностями? Дядя полностью оплатил его операцию. Когда у Вики Князевой сгорела квартира, она полгода жила у Тоси Марченко. А ведь они даже не подруги. Я всегда беру к себе кошку Регины, когда та едет в отпуск. Мы тут постоянно помогаем друг другу переживать веселые и грустные моменты жизни. Спасаем друг друга и вдохновляем на свершения, — чувства, переполнявшие меня, вылились в ручейки слез, — Это все не просто работа, Гордеев. Это нечто большее. Поэтому в эту новогоднюю ночь дядя хочет собрать сотрудников и их семьи в шикарном ресторане и воздать честь семье, которая стоит за каждым из нас.
Я утерла слезы бумажным платком из бокового кармана сумочки и глянула на Гордеева, который смотрел на меня с печальной задумчивостью.
— Но в эту ночь не будет твоей семьи, — тихо произнес он, — И не будет моей.
Я устало вздохнула и снова села в кресло, решив все-таки рассказать ему свою историю.
— Моя мама была певичкой, — начала я, — Она сбежала от папы к какому-то продюсеру в малиновом пиджаке. А я осталась с папой и дядиной семьей.
— Где твой отец сейчас? — серые глаза смотрели на меня с тревогой, словно Гордеев переживал, что заставляет меня вскрывать старые раны.
Но ни одна из этих царапин не болела. Только благодаря той любви, которой меня окружили дядя, тетя Нина и их буйные Макар и Кирюха.
— Папа не хотел строить бизнес с дядей. Он все пытался сам чего-то добиться. В итоге влез в мутную историю, и его подставили, — спокойно рассказала я, — Папе грозил срок, так что дядя помог ему улететь в Америку. А потом, когда все улеглось, он просто не вернулся.
Я постаралась вспомнить, когда последний раз разговаривала с отцом, но не смогла. Только в голове звучал его вечно веселый голос, когда, широко улыбаясь, он выдавал очередную невероятную идею. Может, Гриша, в чем-то похожий на моего отца, потому мне и приглянулся?
Потому что все эти годы я неосознанно тосковала по папиной легкости и непосредственности. Ведь дядя более спокойный и прагматичный. Рассудительный и справедливый. Он не делает ничего, не взвесив и не обдумав. Он скучный. Как и я.
Я снова посмотрела на Гордеева и поняла, что он в самом деле похож на моего дядю. Возможно, в молодости и Геннадий Петрович раздавал словесные подзатыльники сотрудникам и крыл всех “твоюматерями”. Пока не нашел людей, которым сможет довериться.
— Тебе нужно научиться доверять, — выпалила я, и Гордеев на удивление мягко улыбнулся.
— Это сложно, Аллочка, — коротко отмахнулся он.
— Почему твоей семьи не будет на празднике? — осторожно спросила я, совершенно ничего не зная о происхождении Гордеева.
— Даже не стал их звать, — он покачал головой и перевел потухший взгляд на установленную в центре зала елку, — Я величайшее разочарование своих родителей.
— Не может быть! — искренне удивилась я и зачем-то в шутку ляпнула: Ты и их довел?
— Очень смешно, Аллочка! — в прищуренных серых глазах мелькнула озорная искорка, и я не смогла сдержать улыбки, — Мой отец военный, мама всю жизнь моталась за ним по гарнизонам. А я…Меня кидали из одного интерната в другой, потому что папе все казалось, что меня недостаточно строго воспитывают, — мужчина горько усмехнулся и взъерошил черные с проседью волосы, — И, видимо, так и было, раз мне не удалось воспылать любовью к военной форме.
— Мне так жаль, — с неприкрытой нежностью в голосе произнесла я, в порыве накрыв своей ладонью ладонь Гордеева.
Тот вздрогнул, но руки не убрал.
— Не переживай, папа отыгрался на моих младших братьях, — губы Гордеева снова скривились в ухмылке, — Они оба стали офицерами. А я просто вышел из этой гонки за родительской любовью.
Я промолчала, переваривая услышанное. Отчасти мне стало понятно, почему Гордеев такой, какой он есть. Строгий, дисциплинированный, сдержанный, требовательный к себе и другим, не способный доверять.
Избегающий любви.
Одинокий.
Меня вдруг охватило такой нежностью, что я подалась вперед, чтобы обнять Гордеева, но тот отстранился и холодно произнес:
— Оставь это Степанову. Я заметил, что вы помирились.
Резко выдохнув, я поднялась с кресла и крепко ухватилась за сумочку, снова передавая в нее заряд нерастраченных эмоций.
— Гриша знает, что мы на самом деле не вместе, — выдала я.
— Отлично, значит совсем скоро вы воссоединитесь, — саркастически процедил Никита, — Прямо в новогоднюю ночь.
— Гордеев…, — устало произнесла я, вкладывая в эту фамилию слишком много чувств: раздражение, печаль, сожаление, скрытую симпатию и, черт знает, что еще. — Твою мать!
Поставив точку любимыми словами самого Гордеева, я вышла из зала, оставив строптивого Деда Мороза наедине с ненаряженной елкой и своим плохим поведением.
На душе было больно. Ведь я знала, что наша история близится к концу.
ГЛАВА 7. С НОВЫМ ГОДОМ, ТВОЮ МАТЬ!
Я вяло тыкала в одно и то же электронное письмо, открывая и закрывая его. В правом нижнем углу монитора маячила дата – тридцатое декабря. Жизнь в офисе бурлила, словно все мы варились в огромном чане с вермишелью из мишуры.
Коллеги шутили, подливали друг другу коньячок в кофе, перекладывали задачи на девятое января и, подумав получше, переставляли их же на десятое, ведь ни один уважающий себя русский не станет по-настоящему работать в первый день после новогодних каникул.
Я изо всех сил старалась откопать в себе праздничное настроение, но эти потуги выглядели нелепо. Наш зверинец шептался:
— Аллочка загрустила без Гордеева.
— Он что, ее бросил?
— Ох, Аллочка…
Хотела бы я знать, что на самом деле произошло. Гордеев пропал. Не являлся на работу, игнорировал репетиции и совершенно ничего не писал мне. Ни на корпоративную связь, ни на личную.
Неужели он заметил, что я стала иначе смотреть на него? Что заигралась в фальшивые отношения? Конечно, он не был к этому готов. Гордеев начал этот «проект» только для того, чтобы получить назначение в новый филиал. Ему ни к чему балласт в виде скучной Аллочки.
И мне тоже ни к чему такая проблема, как Гордеев!
Впрочем, было и разумное объяснение его исчезновению. Дядя и Самойлов тоже напрочь позабыли про головной офис. Говорят, что оставшееся перед Новым годом время руководство проводит на производстве, у клиентов, у партнеров – в общем, везде, где дядя мог бы внимательно оценить работу своих заместителей и выбрать из них одного для повышения.