Каждый его поцелуй

В ответ Изабель лишь хмыкнула, явно не воспринимая всерьёз заверения Грейс.

Потребуется время, чтобы изменить её мнение. Грейс решила пока сменить тему.

– Мне бы хотелось увидеть детскую, – сказала она. – Будь добра, покажи мне её.

Изабель сжала зубы и скрестила руки на груди.

– Да будет вам известно, я не хочу никаких гувернанток.

– Хочешь ты этого или нет, – весело ответила Грейс, – но она у тебя уже есть.

Изабель отвернулась и направилась к лестнице.

– Посмотрим. Долго вы не продержитесь. Как и все остальные.

Грейс собиралась продержаться всего лишь год.

– Все остальные? – переспросила она, когда они с Изабель начали подниматься по лестнице. – Сколько у тебя было гувернанток?

Изабель остановилась, Грейс последовала её примеру. Девочка молча сосчитала на пальцах, затем подняла глаза и лукаво улыбнулась, точь-в-точь как и мужчина, который произвёл её на свет.

– Вы тринадцатая. Повезло же вам.

"Господи, – подумала Грейс, – дай мне сил. Во что я ввязалась?"

Сон был для Дилана драгоценным и непредсказуемым ресурсом, для обретения которого обычно требовались вспомогательные средства. Прошлой ночью, несмотря на то, что он два дня не отдыхал и выпил почти бутылку бренди, у него так и не получилось успокоить свой разум настолько, чтобы вздремнуть. Даже к восходу солнца Дилан не смог уснуть без помощи трубки гашиша и нескольких глотков настойки опия.

Когда он проснулся, его ждала расплата. По какой-то дурацкой причине Фелпс решил раздвинуть шторы, и Дилана разбудил скрежет колец, скользящих по деревянному карнизу. Он открыл глаза, от яркого света его голову пронзила невыносимая боль. Надо же было сегодня случиться одному из тех редких дней, когда в Англии светит ослепительное солнце.

Дилан со стоном перевернулся на живот.

– Господи, что ты делаешь? – пробормотал он, закрывая лицо подушкой. – Задвинь эти проклятые шторы обратно.

– Добрый день, сэр, – поприветствовал камердинер с раздражающей жизнерадостностью человека, который ничего не знал о разного рода излишествах и их последствиях. – Не желаете позавтракать?

Позавтракать? Язык словно прилип к нёбу, Дилан чувствовал себя словно путник в пустыне, а мысль о еде вызывала рвотные позывы.

– Нет, – проговорил он сквозь зубы. – Если я уловлю лишь запах копчёной рыбы в этой комнате, то разжалую тебя в лакеи и найму себе нового камердинера. А теперь дай мне отдохнуть.

– Прошу прощения, сэр, но сейчас четверть четвёртого, а у вас назначена встреча на четыре часа. Я предположил, что вы захотите умыться и побриться, поэтому приготовил ванну. Она уже ждёт.

В данный момент Дилана не заботили ни ванна, ни бритьё, ни назначенная встреча, как и многое другое. Всё, чего он хотел, это провалиться обратно в сон, вернуться в своё единственное тихое убежище. Он поглубже зарылся в подушки и попытался снова заснуть, но не успел. Его верный спутник уже был тут как тут и взялся за своё, гул в голове напоминал неисправный камертон, неспособный достичь идеальной высоты тона. Дилан опять застонал, потянулся за второй подушкой и прижал её к уху, но все попытки заглушить гул оказались тщетны.

– Мне передать миссис Шеваль, что вы хотите отложить встречу?

Дилан не знал никого с таким именем. Кроме того, в его нынешнем состоянии даже женщине не под силу привести его в чувства.

– Кому?

– Гувернантке Изабель. Полагаю, вчера вечером вы предупредили Осгуда о том, что она прибудет сегодня утром, и вы хотите встретиться с ней в четыре часа, чтобы обсудить её обязанности.

"Значит, её фамилия – Шеваль", – сонно подумал Дилан. Ему никогда не приходило в голову, что она может быть замужем. Кровать в её съёмной комнате выглядела слишком узкой для двоих. Даже если Грейс и замужем, жила она одна. Возможно, осталась вдовой, или разошлась с мужем. Независимо от её нынешнего положения, она была женщиной с опытом. Как он и предпочитал.

В полусонном состоянии Дилан постарался сосредоточиться на ней и улыбнулся. Грейс. Имя ей шло. Когда он представил, как обнимает её стройное тело, кладёт ладонь на упругую грудь, идеальной небольшой формы, то непроизвольно вцепился рукой в край подушки. Гул в голове немного утих, вместо боли Диланом овладело возбуждение. Он вспомнил пухлые податливые губы и страстный поцелуй. Дилан не ожидал, что в тот вечер сумеет пробудить в ней такое желание, но сюрприз оказался поистине приятным.

К ней уже давно не прикасался мужчина. Он был в этом уверен и жаждал исправить. Если бы Грейс оказалась сейчас рядом с ним в постели, Дилан отыскал бы все тайные местечки, прикосновения к которым доставляли ей наибольшее удовольствие и ласкал бы их до тех пор, пока она не потеряла бы над собой контроль, а потом вошёл бы в неё, и единственными звуками в его голове остались бы неистовые крики блаженства.

– Я могу сказать ей, что вы плохо себя чувствуете, – раздался из гардеробной степенный голос Фелпса, разрушив самую яркую эротическую фантазию Дилана. Усилием воли он подавил в себе возбуждение и поклялся, что скоро воплотит фантазию в жизнь.

Через несколько минут он отпихнул в сторону подушки с покрывалом и встал с кровати. В тот же момент череп пронзила острая боль, Дилан сжал голову руками.

Из гардеробной вышел Фелпс и увидел на лице хозяина гримасу боли.

– Может быть, чашечку чая? – предложил камердинер. – С мятой. Это обычно вам помогает, сэр.

Чай был последним, в чём нуждался Дилан.

– Фелпс, я ненавижу чай, – пробормотал он, потирая лицо ладонями. – Ты работаешь на меня тринадцать лет. И прекрасно знаешь, как сильно я ненавижу чай.

– Тогда ромашковый отвар? Или кофе?

Ромашковый отвар звучал ещё хуже чая. Кофе, по крайней мере, он сможет... пережить.

– Да, распорядись, чтобы подали кофе наверх. Я выпью его, пока принимаю ванну. И пошли горничную передать миссис Шеваль, что я встречусь с ней в музыкальной комнате.

Обнажённый, он прошёл через гардеробную в соседнюю комнату, где его ждала огромная медная ванна с горячей водой.

Приняв ванну, побрившись и выпив кофе, Дилан почувствовал себя значительно лучше. Когда часы пробили четыре, он спустился в музыкальную комнату, где его ждала Грейс. Дилан остановился в широком дверном проёме, наблюдая за ней.

Она стояла за его роялем, не замечая Дилана и смотрела на исписанный листок на пюпитре, затем сыграла несколько нот. Если бы она только знала, что была воплощением тех нот. Интересно, что бы она подумала, если бы он ей рассказал.

Дилан впервые увидел Грейс при дневном свете. Солнце лишь подчеркнуло сияние и мягкость её кожи. В волосах, уложенных в плетёный пучок, поблескивали золотистые и карамельные пряди. Из простой причёски не торчали перья, ленты или дурацкие палочки с фруктами, не выбивались локоны, завитые горячими щипцами. Хотя отсутствие нелепых модных украшений, вероятно, объяснялось бедностью, он был этому рад, потому что её волосы в них не нуждались. Если бы Грейс их распустила, то они бы напоминали жидкое золото. Густые, тяжёлые и блестящие.

Дилан вспомнил свою недавнюю фантазию. Когда Грейс стояла прямо перед ним, было намного тяжелее совладать со своим мучительным желанием. Он вошёл в комнату.

Она заметила движение и подняла взгляд. Её глаза оказались ещё более ясными и зелёными, чем он думал. Их цвет подчёркивало тёмно-бордовое платье, одно из тех двух, которые висели на стене в её съёмной комнате. Оно было поношенным и немного свободно сидело на стройной фигуре, акцентируя внимание на том, как бедно жила Грейс.

– Вы сказали мне вчера, что не обучены игре на пианино, – сказал он, закрывая за собой двери. – И всё же вы играете.

– Прошу прощения, – сказала она и убрала руку с рояля. – Я понимаю, что инструмент композитора – это священный предмет. Я ни в коем случае не хотела на него посягнуть.

– Не переживайте, я не столь ревностно отношусь к своему инструменту. – Он подошёл к ней. – Если вы хотите сыграть, в шкафу есть ноты.