Страница 22 из 44
Теща хлопочет на кухне. Ублажает дочурку вкусняшками.
Меня, правда, тоже не обижает. Совсем закормила.
Но, как там у Слуцкого:
«Ты лучше голодай, чем что попало есть.
И лучше будь один, чем вместе с кем попало».
Буду честен, готовит она не «что попало». Однако мне их пироги и плюшки поперек горла.
Сам виноват. Чего уж теперь сопли на кулак наматывать?
Скорей бы уж родила.
- И что тогда? – встрепенулся внутренний.
- Не знаю. Все зависит от теста.
- А если все-таки ребенок твой? – повторяет он вопрос Кадышева.
- Если честно, я все больше склоняюсь к мысли, что МОЙ. Не стала бы она так настаивать на браке. Что это ей даст. Ведь договор остался прежним, если отец не я, то однозначно развод. Зачем тогда было огород городить.
- Ну да, - соглашается мой внутренний собеседник. – Так что делать-то будешь? Не уходи от ответа.
- Об этом я подумаю завтра, - отвечаю, обзывая себя бабой. – Внутренний обиженно заткнулся, приняв последнее на свой счет.
Если честно, не знаю, что буду делать, как жить дальше.
Просто буду жить ради ребенка. Надеюсь, это будет мальчик. Арина ни за что не соглашается узнать пол ребенка до родов. Хитрит опять? Кто разберет, что у нее на уме.
Ненавижу выходные дни. Так хоть бОльшую часть времени на работе провожу. Кадышев меня не трогает. Осуждает. Я ведь вижу.
Я и сам себя осуждаю.
И успокаиваю: я сильный, я выдержу, я справлюсь. Я должен был так поступить. Ради жизни крохотного существа, который ни в чем не виноват. И это не обсуждается.
Глава 28
Исповедь Матвея
Ну вот! Свершилось, наконец.
Арина родила мальчика.
Моего сына? Пока не знаю.
Теща умоляет не торопить с тестом. Пусть Арина восстановится. Говорит, как бы до послеродовой горячки не довести.
Подавляю вздох. Сколько терпел, потерплю еще. Ладно. Я уже привык.
Признаться, известие о рождении ребенка меня взволновало. Малыш. А вдруг и правда, я его отец. Это такая ответственность! Оказывается, это даже приятно. Чувствую гордость непонятного характера. Ну а что, производитель (!) Нет, правда, отец ребенка – это звучит гордо.
Я даже в роддом с тещей поехал. С букетом.
Арина выглянула из окна третьего этажа. Осунувшаяся. Побледневшая. Тихая. Вот и оставалась бы такой – беззащитной, слабой, смирной.
Подавив глубокий вздох, машу ей рукой. В ответ получаю воздушный поцелуй.
- Ну вот, начинается! – возмущаюсь про себя. – Лучше бы стояла тихохонько. И все.
Жестами показываю, что хочу видеть малыша. Она только отрицательно качает головой. Теща поддерживает дочку, мол спит, наверное, нечего тревожить кроху.
Простояв эдак минут десять, мы с Еленой Васильевной машем Арине рукой. Дескать иди, отдыхай.
Испытываю небывалое умиротворение. Пытаюсь строить планы на будущее. Вспоминаю бабушкины слова: «Стерпится-слюбится». А вдруг так бывает. Нет, конечно, полюбить Арину я не смогу. Но ради сына…
Возвращение Арины из роддома все расставило по своим местам. Возобновились истерики, обвинения тещи, что из-за меня у Арины может пропасть молоко. Не совсем понимаю, о чем это она. Куда оно может пропасть?
Но все это мелочи.
Чудо – вот оно. Крохотное существо с красным личиком. Пускающее пузыри. До чего же он маленький! Ощущая дрожь во всем теле, осторожно беру масю на руки.
- Как назовем? – спрашиваю у Арины. Нормально так спрашиваю. И ведь вопрос обычный соответственно случаю. Но она взрывается:
- Да называй, как хочешь!
- Ариша, ну что ты? – урезонивает ее мать.
Но это вызывает новый взрыв агрессии:
- Делайте что хотите с этим крикуном! Он мне еще в больнице надоел. Теперь сами с ним нянкайтесь! Я спать хочу.
И мы нянчимся. Мы – это громко сказано. Со всем управляется Елена Васильевна. Я только выполняю ее указания. И удивляюсь ее терпению. Еще тому, как эта женщина умудрилась вырастить такую гадкую дочь.
В сознание врываются мысли о Ксюше. Пытаюсь представить, как бы она возилась с малышом. Полная противоположность сестры, она бы уж точно не бросила своего ребенка на попечение матери и то ли отца, то ли чужого дяди.
Ребенку уже семь дней, а он все без имени. Сколько раз я пытался спокойно поговорить с Ариной. Не только об этом. Но с ней разве можно разговаривать. За время беременности она привыкла быть центром внимания, чтобы все ей угождали, терпели ее выходки. Теперь пора положить конец этой невыносимой ситуации.
- Арина, - я решительно вхожу к ней в комнату. – Пора определиться по некоторым вопросам.
Смотрит на меня пустым взглядом.
- Ну, спрашивай, что тебя интересует.
- Во-первых, объясни, почему ты не занимаешься ребенком? Мать совсем измучилась. И по дому, и с малышом. И хватит ему безымянным оставаться. Я предлагаю назвать мальчика Кириллом. Кирюша – хорошее имя. А?
- Вот еще Кирюша-хрюша. Так и будут дразнить.
Меня радует, что она хоть как-то отреагировала на проблему. Может, проснется в ней материнский инстинкт.
- Ну не нравится, назови свой вариант.
- Ладно, я пороюсь в интернете. А теперь оставь меня в покое. Я спать хочу.
- И еще: надо бы тест сделать, как договаривались. Ребенку пора дать имя и… фамилию.
- Ах, вот что тебя больше всего интересует! Значит, до сих пор не веришь, что твой? Ну и убирайся, если не веришь. Сами вырастим. Убирайся, сказала! - уже кричит она. На крик вбегает мать. Глазами велит мне выйти из комнаты. Ухожу с удовольствием. Надоели ее фокусы.
Пока Елена Васильевна успокаивает разбушевавшуюся дочь, я стою у кроватки малыша. Славный он. Вот улыбнулся во сне. Осторожно, одним только пальцем глажу его по щечке. А он поворачивает головку, причмокивая, словно в поисках молочка.
- Эх, бедолага! Не такая мама тебе нужна, - шепчу тихо, чтоб никто не услышал. – Ладно, спи.
***
Понимая, что от Арины согласие на тест мне не получить, решил сделать его тайно. Улучив момент, когда возле малыша никого нет, рассматриваю его вещички и не знаю, что выбрать.
В руках у меня специальный пакет для образца, выданный в лаборатории, куда я обратился предварительно. В нем даже ватная палочка есть. Но я не рискую взять анализ с внутренней щечки. Вдруг кроха резко повернется. Нет, не стану. Осторожно беру его соску и, ужасно волнуясь, отправляю ее в пакет. Остается только съездить в лабораторию. И тогда все сомнения последних месяцев останутся позади.
Теперь придется набраться терпения до получения результатов теста ДНК. Правда, анонимное тестирование имеет свои недостатки. Ведь в его результаты могу поверить только я. Но мне большего и не надо. В обратном случае, согласия Арины придется ждать еще долго. То она не в духе. То плохо себя чувствует. То вообще ей это не надо, и она орет, что у меня нет совести.
Ага. У меня точно нет совести. Вот так, втихушку, устанавливать степень родства с этим чудом в чепчике. Мерзко, подло, но по-другому никак.
Я должен, наконец, внести ясность, что же было на самом деле и являюсь ли я отцом малыша. Хотя полной ясности в любом случае мне не узнать. Да это уже и не важно.
А что до Арины, то если ей понадобится получить результаты официально проведенного теста, который можно представить в суде, - пожалуйста. Я не против. Только зачем ей это. Ведь я не собираюсь отказываться от своих слов о финансовой поддержке при любом результате генетического анализа.
Вообще мне вся эта история порядком надоела. Чувствую себя то гадом последним, пытающимся отказаться от собственного ребенка. То последним идиотом, позволяющим долгие месяцы держать себя под напряжением в 220 вольт. Ведь Арина – не женщина. Это фурия, вампир, цунами.
И если я все-таки пошел у нее на поводу, то только ради спасения жизни крохотного комочка, к которому испытываю чувство, не поддающееся определению. Люблю ли я его? Честно, не знаю. Думаю, все из-за предшествовавшей его рождению неприглядной истории. В ней я представлен предателем по отношению к Ксюше. Деспотом по отношению к Арине. Колеблющимся – к Елене Васильевне. Глупейшим человеком по отношению к самому себе.