Детский отпуск или провал

Рука Тесси прохладна в его руке. Она слишком бледная, слишком маленькая и хрупкая на больничной койке. Эта яркая, золотистая женщина, озарившая его жизнь. К ее венам подведены трубки. Ее мексиканский загар сошел, губы стали пепельными. Как бы он хотел, чтобы они снова оказались на том пляже, чтобы Тесси подшучивала над его рубашкой. Если бы он знал тогда то, что знает сейчас, он бы никогда не привез ее в Чинук. Он бы держал ее в безопасности и грел на солнце.

— Тебе нужно проснуться, Тесс, — говорит он, преодолевая комок в горле. — Встретиться со своим сыном. Возвращайся к нам.

Не услышав ничего, кроме стрекотания мониторов, Соломон вздыхает. Он подносит ее ослабевшую руку к губам и целует костяшки пальцев.

— Детка, пожалуйста, — шепчет он, прижимаясь к ее прохладной коже. — Пожалуйста, проснись. Я люблю тебя. Ты мне нужна.

Он не перестает умолять. Он снова встает на колени, как часто делал это в последние двадцать четыре часа. Он хочет рассказать Тесси об их сыне. О том, что ребенок сильный и упрямый, как она сама. Что, несмотря на ранний срок, он чертовски здоров и не нуждается в отделении интенсивной терапии. Что он так плачет, что его крошечный плач сильнее всех в детской. Это потому, что ему нужна мама. Ребенок знает это, и Соломон тоже.

Им нужно, чтобы она вернулась.

Мягкий треск двери.

— Сол? — Эвелин проскальзывает в комнату и опускается в кресло рядом с ним. — Она уже проснулась?

Он прочищает горло.

— Нет.

Эвелин скрещивает лодыжки.

— Тебе следует пойти домой. Отдохнуть.

Он усмехнулся.

— Я не оставлю ее.

— У тебя ребенок, Соломон. Тебе нужен весь отдых, который ты можешь получить.

— Я буду отдыхать, когда Тесси будет здорова и будет дома. — Оторвав взгляд от любимой женщины, он посмотрел на сестру. — Спасибо. За то, что помогла ей.

Она отрывисто кивнула.

— Не за что.

— Насчет Серены.

Она качает головой.

— Позволь мне сказать это, Эв.

Линия ее губ становится ровной, она скрещивает руки и слегка кивает.

— Ты не хочешь, чтобы я жил дальше, но я живу. Я знаю, что тебе это не нравится. Но тебе придется смириться. Я люблю Тесс, и она никуда не денется. — Он заставляет себя поверить в эти слова, произносит их с убежденностью. Что-нибудь еще? Этого не будет.

Нижняя губа Эвелин дрогнула.

— Я знаю. — По ее напряженной груди пробегает дрожь. Слезы беззвучно скатываются по ее щекам.

Соломон тяжело выдыхает.

— Я собираюсь на ней жениться.

— И это я знаю.

— Каждый день я буду делать все возможное, чтобы стать для нее лучшим мужем, чем я был для Серены.

Эвелин бросила резкий взгляд в его сторону.

— Кто сказал, что ты плохой муж? — Она кладет руку ему на плечо. — Серена любила тебя, Сол. И она хотела бы, чтобы ты жил дальше. Ты должен жить дальше. — Она сосредоточенно смотрит на свои колени, ковыряя подол юбки. — Я принесла тебе эти бумаги, была жестока с Тесси... я дерьмовая сестра. Я просто… это тяжело. — Она вздохнула. — Даже после всех этих лет я продолжаю думать, что мы должны встречаться вдвоем, сидеть вместе на семейных ужинах, что у вас с Сереной будет ребенок. Тяжело видеть, как кто-то занимает ее место, но... пришло время. Я знаю, что пришло. — Она переводит взгляд на Тесси. — Надеюсь, мне еще не поздно сказать ей, что я сожалею.

— Не поздно. — Он проводит рукой по своей бороде. — Она бы тебе понравилась, — говорит он Эвелин. — Ты должна узнать ее поближе. Она очень похожа на тебя.

Она фыркнула.

— Что, тоже стерва?

— Нет. — Он улыбается, глядя на Тесси. — Она борется за тех, кого любит.

— Она бы понравилась Серене, — говорит Эвелин, выражение ее лица стоическое. Это самое близкое к извинению, которое она может дать. Лучше, чем.

— Я знаю, — хрипло говорит он.

Эвелин встает и кладет руку ему на плечо.

— Могу я принести тебе что-нибудь?

— Кофе. — Он опускается в кресло, и напряжение в его груди немного ослабевает. — И моего сына.

Соломон остается с Тесси всю ночь и до утра. Медсестры приносят ему Мишку, чтобы укачать и покормить из бутылочки, пока он ждет. Около полуночи появляются звезды, и снег перестает падать. И Тесси выбирает этот момент, чтобы открыть свои прекрасные карие глаза и спасти его.

***

Проплывая сквозь темноту, сквозь звезды, Тесси открывает глаза и видит широкоплечее пятно Соломона Уайлдера. Он сгорбился в кресле, опираясь локтями на колени, и пристально смотрит на нее.

Она облизывает пересохшие губы и пытается сфокусировать взгляд на больничной палате.

— Привет, — ошеломленно произносит она. Как будто она плывет на облаке, которое вот-вот растворится.

Сильный гул Соломона заполняет комнату.

— Тесс. — Он подходит ближе и берет ее руку в свою. Боль и облегчение проступают в его лице. — Моя Тесси.

— Ребенок, — шепчет она. Туман заволакивает ее мозг. Все, что она помнит, - это яркие вспышки образов. Сын у нее на руках. Кровь на простынях. Сильная рука, отчаянно сжимающая ее. — С ним все в порядке?

— С ребенком все в порядке, — говорит Соломон голосом, который она не узнает. — Он здоров.

— Правда? — Слезы застилают ей глаза, тело затекло от облегчения. — Слава Богу.

— Теперь мы должны беспокоиться о тебе. — Она подносит руку к губам Соломона, его щетинистая борода царапает костяшки пальцев, и это ощущение ей нравится. Это ощущение говорит ей о том, что она цела и вернулась на эту землю вместе с Соломоном и своим сыном.

— Тесс, — шепчет он, целуя ее ладонь, пульс на запястье. Мокрые слезы попадают на ее кожу. Его крупная фигура сотрясается.

Ее глаза расширяются. Соломон плачет. Этот большой, сильный мужчина, который всегда оберегал и защищал ее, плачет.

— Не плачь, — пробормотала она, протягивая руку к его бороде. — Мой Торжественный Человек. Я здесь. Со мной все в порядке.

— Ты потеряла много крови. — Его голос дрожит. Наклонившись, он прижимает ее к себе. Как будто он должен вдыхать ее. Как будто если он не прикоснется к ней, все это не будет реальностью. Из него вырывается рыдание, и он обнимает ее изо всех сил. — Я был так чертовски напуган, Тесси.

— Ш-ш-ш. Я знаю.

Они остаются в таком положении несколько минут, прижавшись друг к другу, как будто наступил конец света. Но не для них. Тесс знает это. Чувствует это. Вся вселенная в ее руках, и это Соломон.

— Могу я его увидеть? — спрашивает она, когда они отстраняются. Она ищет взглядом его красивое лицо. — Можно мне увидеть Уайлдера?

При имени ребенка глаза Соломона затуманиваются.

— Да, — говорит он, поднимаясь с кровати. — Боже, да.

Тесси наблюдает, как он отходит в темный угол комнаты. Затем, дотянувшись до больничной люльки, Соломон поднимает голубой сверток и берет его на руки.

— Вот, — говорит он, осторожно опуская ребенка к ней. Он помогает ей взять Уайлдера на руки, обхватывая рукой середину спины и приподнимая ее. Его крепкая хватка поддерживает ее. Она так слаба, все ее конечности покрыты липким слоем, что, если бы она попыталась, то вряд ли смогла бы самостоятельно удержать ребенка.

— О, Соломон, — пискнула Тесси, второй раз взглянув на спящего сына. Он прекрасен. С копной густых черных волос и пухлыми румяными щечками, его лицо спокойное и уверенное, как у отца. — Привет, — шепчет она Уайлдеру, смаргивая слезы. Она даже не подозревала, что предназначена для этого, но теперь она знает. Этот момент. Это сердце. Этот ребенок.

Этот малыш, который является лучшей половинкой и ее, и Соломона. Этот ребенок, который свел их вместе, но в глубине души она знает, что они с Соломоном все равно должны были быть вместе.

Глядя на Соломона, она улыбается.

— Ребенок моей мечты, вот он. — Она проводит подушечкой пальца по его пухлой щечке. — Мой маленький дикий медвежонок.

Соломон устраивается рядом с ней на кровати, крепко держась за ее спину.

— Посмотри, что ты мне подарила, — хрипит он, его челюсть напрягается.