Страница 6 из 15
– Профессор Аллиэр, всё так и будет, – как можно мягче сказал Олаф фон Дали. – И не надо вам так переживать. Сейчас вообще каникулы начнутся, студенты разъедутся. Уверен, лер Свон тоже академию покинет.
– Само собой, – фыркнул Найтэ Аллиэр, прежде чем вновь сел в кресло. – Все её мысли сосредоточены на примитивной потребности обеспечить организм пищей, а в стенах академии теперь о таком она может только мечтать. У неё нет выбора, кроме как уехать куда-нибудь, где в поисках денег она сможет предаться привычному для себя ремеслу.
– Вот видите, вскоре у нас появится повод исключить её. Подобное не останется незамеченным, всё у нас будет хорошо.
Олаф фон Дали блистательно улыбнулся, так как привык врать и утешать разбушевавшихся преподавателей именно с такой доброжелательной мимикой. Однако, на самом деле у него нехорошо засосало под ложечкой. Уж ему, как ректору, было прекрасно известно, что ни лер Свон, ни лер Сильвер никуда на каникулы уезжать не намерены. Вот только ему показалось за лучшее покамест умолчать про это.
«Надо будет ещё и мэтра Ориона предупредить, чтобы он язык за зубами держал, – даже размыслил ректор, – а то не даст нам наш грозный профессор спокойно в отпуск уехать, вот ни за что не даст».
***
Похороны Питрина проходили тягостно. Во всяком случае, таковыми они стали для Милы. Молодая женщина прекрасно помнила с каким теплом приятель рассказывал о своей семье, с каким уважением вспоминал родителей (и особенно отца), с какой гордостью делился историями про младших братьев и единственную сестру. Питрин любил этих людей всей душой, и они, не иначе, так же сильно любили его. Вот только никому из них не суждено было проводить сына и брата в последний путь. Переправлять тело Питрина в его далёкое захолустье администрация Вирграда по понятным причинам не захотела. Накладно оно было. Щедрости академии хватило только на то, чтобы не дать своему бывшему слушателю быть кремированным, как какому-то бродяге.
– Ну-ну, не переживайте так, лер Свон, – вдруг обратился к ней мэтр Орион и, когда увидел непонимание во взгляде, с мягкостью пояснил. – На вас лица нет.
– Есть на мне лицо, – злобно буркнула Мила и снова уставилась на то, как двое могильщиков ковыряют промозглую землю.
Та яма, что эти люди выкопали ранее, оказалась чрезмерно большой для детского гробика, в который в морге компактно сложили останки Питрина. По этой причине кладбищенские работнички пошушукались между собой и предложили мэтру Ориону другое место для захоронения. «Землица, уважаемый, нынче як камень, пусть уж сюда кто‑нить другой ляжет, порослее. А мы за ожидание вашему покойничку вон, за бесплатно именную деревянную табличку справим».
Ненадолго Мила прикрыла глаза. Она понимала, что её злит отнюдь не согласие мэтра Ориона на табличку, а жизнь в целом. Не хотелось ей видеть, как тело Питрина уходит под землю, а тут ещё и гроб этот до смешного маленький, и перенос могилы… Одно наслаивалось на другое, а сверху, как вишенка на торте, ещё и зимнее время. Милу не грел даже одолженный Саймоном у кого-то из студентов тулупчик. У неё словно душа заледенела.
– Лер Свон, – снова обратился к ней мэтр Орион.
– Что?
– Переход к смерти сами умершие воспринимают иначе. Вам, как будущему некроманту, стоит думать сейчас об этом.
– Ага. Может, мне ещё думать о том, как же это Питрину повезло оказаться в земле, а не в подвале нашей кафедры? – с вызовом осведомилась Мила, и куратор группы, устало вздохнув, вежливо попросил:
– Не ёрничайте хотя бы сейчас, я вообще-то пытаюсь вас успокоить, а не оскорбить.
– Верно. Хватит уже, Милка, – поддержал хлюпающий носом Саймон. И нет, он не плакал, просто немного простыл.
На кладбище снова воцарилась тишина. Было только слышно, как звенят вонзающиеся в ледяную землю лопаты, как скрипит под ногами могильщиков снег. Снег запорошил и гроб, в котором лежал Питрин, и его покров казался Миле не саваном, а вековой пылью. А ещё молодая женщина отчего-то испытывала гнетущее чувство стыда. И, когда она наконец поняла отчего оно в ней возникло, Мила сама обратилась к Люцию Ориону.
– Скажите, мэтр, известие родным Питрина уже отправлено?
– Нет. Я искренне сомневаюсь, что они умеют читать, и поэтому думаю как бы передать им письмо через вестника.
– А можно… а можете в этом письме не сообщать, что Питрин был отчислен? Пожалуйста. Пусть его родные думают, что однажды он действительно стал бы магом, – Мила с искренней надеждой посмотрела на преподавателя, но тот с укоризной покачал головой. Льняные волосы Люция Ориона при этом показались из-под меховой шапки, и на них тут же упали снежные хлопья. Казалось, мир хотел окрасить всё в белый цвет.
– Лер Свон, ложь в принципе редко когда приводит к чему-то хорошему. А уж такая тем более. Родные Питрина Пипы всё равно узнают правду, они же получат предписание оплатить его долг.
– А, может, и не получат, – вклинился в разговор Саймон.
– То есть, лер Сильвер? Объяснитесь.
– Я прошу вас этот долг на меня перевести.
– Как на вас?
Удивлению Люция Ориона не было предела. Даже Мила и то была поражена до глубины души. Саймону не был присущ альтруизм, он предпочитал действовать с рассудительностью, порой называемую чёрствостью.
– Да, на меня. Как вернёмся в академию, я готов любое нужное заявление написать.
– Это… это очень щедро, лер Сильвер, – протянул мэтр Орион с хорошо слышимой в голосе настороженностью. А затем на кладбище снова стало тихо, только на этот раз совсем. Могильщики закончили рытьё ямы и приступили к опусканию гроба. На старых и едва гнущихся от мороза верёвках они опустили Питрина в его последнее земное пристанище, а после закидали могилу едва рассыпающимися из-за сковывающего их холода комьями земли. К этому времени как раз и некий подмастерье с именной табличкой подоспел. Колышек воткнулся в землю и на этом было всё – жизнь подвела черту под ещё одной человеческой судьбой.
Не выдержав эмоций, Мила начала всхлипывать. Она старалась сдерживать слёзы, но получалось это у неё из рук вон плохо, а потому дорогу от кладбища до кафедры некромантии она почти не запомнила. Мэтр Орион и Саймон ещё порой говорили что-то друг другу, но она не слушала их и молчала. Лишь тогда, когда на кухне закипел чайник, Мила словно очнулась.
– Мэтр Орион прав, твоё предложение взять на себя долг Питрина очень щедрое, – сказала она Саймону.
– Ну, должен же я как-нибудь насолить своим родственничкам, если тоже вот как‑нибудь так помру, – попробовал пошутить друг, но от этой шутки никому смешно не стало. Поэтому Саймон опустил голову в ладони и едва слышно произнёс: – Я должен был так поступить, Милка. Он вот всё, что у него было, оставил нам. Питрин ничего не пожалел, а мы… Мы ведь могли оставить его в живых.
– Да о чём ты, Саймон?
– О том, что если бы я уделил ему чуть больше времени, то сдал бы он эти проклятые экзамены и сейчас с нами бы здесь сидел!
Таким друга Мила ещё не видела. В Саймона словно злой дух вселился. Глаза его загорелись ненавистью и злобой, движения стали дёрганными. Даже на её попытку утешающе погладить его по плечу Саймон лишь огрызнулся.
– Не трогай меня! – выкрикнул он и, громко хлопая дверью так, что она едва не слетела с петель, ушёл к себе в комнату.
Мила очень хотела пойти вслед за Саймоном, но не пошла. Она знала, не дело женщинам видеть, как плачут мужчины, а потому налила себе в кружку горячий кипяток и осталась сидеть на кухне. Там она и заснула прямо на лавочке, покуда не почувствовала, как кто-то поднял её на руки.
– Эм-м, – спросонок промычала Мила.
– Тише, спи, – донёсся до неё мягкий шёпот Саймона. А там тело Милы погрузилось в прикрытое покрывалом сено, служащее ей постелью, и девушка мгновенно заснула – крепко и без сновидений.
Глава 3. Если не строить своё будущее, то его придётся терпеть