Дьявол в музыке

- Снимите наручники, - скомандовал он сержанту жандармов.

Тот подчинился. Лючия с облегчением размяла запястья и начала:

- Я познакомилась с Орфео, когда маркез Мальвецци привёз его и маэстро Донати на виллу, - она посмотрела на композитора, что сидел чуть поодаль. – Рада видеть вас снова, маэстро.

- И я рад слышать твой голос, малышка Лючия, - отозвался Донати.

- Продолжай, - велел комиссарио.

- Орфео был постоянно заперт на вилле, ему было не с кем поговорить из ровесников, кроме Тонио и меня. Тонио был злым и грубым – какой из него друг – так что оставалась только я. Он гулял со мной в саду или приносил нужные вещи из дома. Он всегда хотел помочь мне с работой, даже если это не годилось для джентльмена. Отчасти – потому что был добр, отчасти – потому что скучал. Он много трудился над пением, но не мог занимать этим каждую минуту.

- О чём вы говорили? – спросил Гримани.

- Он рассказывал о пении и расспрашивал о том, что я знаю больше него – рыбалке или садоводстве. Но часто мы вовсе не говорили.

Гримани изогнул губы.

Она вздёрнула подбородок.

- Я знаю, о чём вы подумали, но это не так. Он никогда не прикасался ко мне. О, иногда он смотрел на меня и думал об этом. Девушки понимают, когда мужчины об этом думают. Но я была очень юна, и никогда не знала мужчины, так что он был очень осторожен. Вы не поймёте. Мы были друзьями – насколько крестьянка может быть подругой такому господину. Он называл меня Барбариной.

- Барбариной? – переспорил МакГрегор, с трудом поспевающий за её крестьянским миланским выговором.

- Барбарина – это дочь садовника из «Женитьбы Фигаро», - пояснил Джулиан по-английски.

Лючия резко повернулась к нему.

- Что он сказал? Синьор, что вы сказали?

Джулиан повторил по-милански.

- Я вам не верю, - проговорила она, сверкая глазами. – Вдруг вы пытаетесь обмануть меня, говоря у меня на спиной на своём языке. Если вы сделаете так ещё раз, я больше не скажу ни слова – ни вам, ни кому-то другому.

- Ты будешь говорить, когда я потребую этого, - сказал Гримани. – Со мной, не с синьором Кестрелем. Орфео когда-нибудь говорил о политике?

- Нет, синьор комиссарио.

- Он когда-нибудь выражал своё отношение к маркезу Мальвецци?

Она опустила глаза.

- На словах – только благодарность.

- Что значит «на словах»?

- В его глазах я видела и другое. Но что он мог поделать? Маэстро Донати любил Орфео и называл «сынок». Но для маркеза он был просто голосом. Он чувствовал это. Это был один источник его тёмных мыслей.

- Один источник? А были и другие?

- Я не знаю, синьор комиссарио. Я знаю, что у него были тёмные мысли, и он пел, чтобы прогнать их.

- Всё это очень интересно, - сказал Гримани. – Расскажи о ссоре с Тонио в гроте. Это ведь ты нашла их ссорящимися и позвала отца, дабы он их разнял?

- Я нашла их не ссорящимися. Я была там с самого начала. А ссора была из-за меня.

Все обменялись удивлённым взглядами.

- Из-за тебя, Лючия? – изумлённо спросил Донати.

- Да, маэстро. Тонио давно меня хотел. Он никогда не говорил об этом, но я знала, как он пялится на меня – следит за мной глазами. И Орфео знал. Он хотел, чтобы я держалась от Тонио подальше и не оставалась с ним наедине. Но я не обращала на его предупреждения внимания. Я так мало думала о Тонио, что не боялась его.

В тот день, когда убили маркеза, Господь упокой его душу, я пошла в грот за вином. Тонио спустился за мной. Сначала он что-то бормотал и боялся меня больше, чем я его. Но потом он понял, что я в ловушке, и стал наглее. Он схватил меня, а я не могла вырваться.

Тут появился Орфео. Он знал, что я пойду в грот, и когда не смог найти Тонио, то забеспокоился. Он оттащил Тонио от меня, и они начали хватать и колотить друг друга на полу. Орфео был быстрее и умнее, но Тонио – крупнее и злее. Я побежала звать на помощь. Спасибо благословенной Мадонне, мой отец был рядом и сумел их разнять.

- Орфео и Тонио сказали маркезу Мальвецци, что поссорились из-за карт, - возразил Гримани.

- Орфео выдумал это в нужный миг, - объяснила Лючия. – Он заботился обо мне. Он знал, что для меня будет плохо, если люди узнают, что двое юношей подрались из-за меня в гроте. Все бы решили, что я любовница кого-то из них.

- Но почему Тонио промолчал и позволил Орфео лгать? – спросил Карло.

- Но что бы он сказал, ваше сиятельство? «Простите, не было никаких карт. Я пытался погубить добродетель этой девушки, а синьор Орфео остановил меня». Ему бы это не помогло.

- Эта история похожа на правду, - сказал Карло.

- Орфео бы так и поступил, - согласился Донати.

- Это подходит для оперы или баллады, - усмехнулся Гримани. – Ты думаешь я поверю, что в час, когда со всех сторон нам угрожало восстание, и незадолго до хладнокровного убийства маркеза Мальвецци Орфео носился туда-сюда, спасая девиц, как чёртов Танкред?

- Я знаю лишь, что он спас меня. Я никогда не была так напугана, чем тогда в темноте, когда Тонио пускал на меня слюни, прижимал к стене и запускал руки мне под юбку. Орфео пришёл и спас меня, рискуя жизнью – ведь Тонио был так зол, что мог убить его, - она подняла голову и посмотрела Гримани прямо в глаза. – Вот поэтому я никогда не скажу вам, как Орфео выглядел и не расскажу ничего, что поможет найти его. У меня есть право защищать его, как он защитил меня! Если он был здесь, он бы понял.

- Если Орфео позволит, чтобы вам причинили вред из-за него, - сказал Джулиан, - он не стоит того, чтобы его защищать.

- Мне пока не причинили никакого вреда, синьор, - отрезала она. – Будь я в настоящей беде, он бы уже вмешался. А разбивать мне сердце, жертвуя собой просто так, он бы не стал.

- Он не будет жертвовать собой ради тебя или кого-то ещё, - Гримани сделал шаг к Лючии, его слова резали как стекло. – Как любая глупая крестьянская девчонка, ты цепляешься за мысль о том, что твой возлюбленный – герой. Но он убийца – а быть может, и карбонарий – что воспользовался тобой и забыл о тебе, и посмеялся бы исподтишка, знай он о том, что ты готова на жертвы ради него. Я дам тебе представление о том, на что похоже такое самопожертвование. Сержант, закуйте её в наручники и ведите на верёвке в тюрьму. Пусть это видит вся деревня.

- Вы не заставите меня говорить! – Лючия непокорно вскинула голову, но её голос дрожал.

- Послушай, - мягко сказал Гримани, приблизив к её лицу своё. – Прежде чем я закончу с тобой, вы пожалеете, что не остались в том гроте с Тонио.

Джулиан ступил между ними.

- Синьор комиссарио, вы заходите слишком далеко…

- Постойте, - между ними появилась маркеза Мальвецци. – Вы слишком суровы, синьор комиссарио, - она мягко повернула Лючию лицом к себе. – Ты ведь знаешь, что моего мужа убили, Лючия?

- Да, ваша светлость.

- Ты понимаешь, какое это горе для меня – его смерть в расцвете лет, без исповеди и отпущения грехов?

Во взгляде Лючии появился ужас. Она перекрестилась.

- Я сожалению об этом, ваша светлость, всем своим сердцем!

- Тогда ты должна понять, что единственное, что мы можем сделать – это отомстить за него. А ты можешь оказаться единственной во всем мире, кто может помочь нам.

- Но ваша светлость, я не могу этого сделать, - взмолилась Лючия. – Я ничего не знаю об убийстве его сиятельства, кроме того, что это был не Орфео. Он никогда бы этого не сделал! Прошу вас, поверьте мне.

- Моя дорогая, я верю в то, что ты веришь в это, - маркеза повернулась к Гримани. – Окажите мне услугу, синьор комиссарио. Дайте Лючии несколько дней подумать над решением. Её здравый смысл и совесть убедят её лучше ваших угроз и наказаний.

- Вы думаете, я просто отпущу её? – изумился Гримани. – Чтобы она снова сбежала, а моим людям пришлось опять её искать?

- Я не предлагаю отпустить Лючию, - ответила маркеза. – Я лишь хочу найти её более подходящее место, чем тюрьма. У синьора Руги самый большой дом в Соладжио – я думаю, он сможет найти для неё комнату и сможет хорошо её охранять, хотя бы из страха перед вами. А дон Кристофоро сможет приходить и молиться вместе с ней, напоминая ей о долге перед законом Божьим и человеческим.