Дьявол в музыке

- Вы знали, что ваша вилла была точно напротив виллы Мальвецци?

- Нет. Я… Мы не знали точно, где она.

- Вы не планировали встретиться с маркезом Лодовико, пока были на озере?

- Я не хотела видеть его. И я знала, что ничего этим не добьюсь.

- И синьор Валериано не пытался увидеться с ним?

- Нет.

- Вы уверены?

- О, да. Он сказал бы мне. Он ничего от меня не скрывает. Мы ничего… - она замолчала.

«Не скрываем друг от друга?» – продолжил он за неё. Но Франческа не смогла этого сказать.

Он спросил:

- Что вы сделали, когда приехали на озеро?

- Я написала Ринальдо письмо, умоляя дать мне увидеться с детьми и приехать в Милан самой молить его об этом. Я ждала ответа, как на иголках. Наконец он пришёл… но не от Ринальдо, а от Лодовико. Ринальдо передал моё письмо отцу. Маркез написал, что если я не вернусь к мужу, то никогда не увижу своих детей. Что они будут для меня так же мертвы, как если бы я похоронила их своими руками.

- У вас осталось это письмо?

- Нет. Пьетро сжёг его.

- Почему?

- Почему? – эхом переспросила с нотками страха. – Потому что оно сделано меня несчастной. Потому что ужасало меня. Почему его нельзя было сжигать?

- Этому нет причин, - успокоил Джулиан. – Я лишь поинтересовался. Когда вы получили его?

- За день или два до того, как узнали о смерти Лодовико.

- А как вы узнали о ней?

- Я не знаю. Все внезапно стали говорить об этом.

- Вы и синьор Валериано тогда уехали с озера?

- Нет, только через несколько недель, - она повесила голову. – Я пыталась испытывать сочувствие, но для меня его смерть значила лишь то, что Ринальдо может стать добрее, когда отец больше не требует наказывать меня. Я написала ему снова, и была такой смиренной, как могла. Я предлагала всё, что угодно, кроме как оставить Пьетро, если он позволит мне хотя бы один взгляд издали… - она покачала головой. – Но всё было тщетно. Он отказал мне так же, как Лодовико.

- Что случилось потом?

- Ничего. Мы с Пьетро вернулись в Венецию.

Джулиан задумался.

- Я кое-чего не понимаю. Вы сказали, что получили письмо Лодовико за день или два до его смерти. Почему вы сразу не вернулись в Венецию?

Франческа не смотрела ему в глаза.

- Я не хотела. Я надеялась, Ринальдо будет добрее или Лодовико смягчиться.

- Это было не очень вероятно, не так ли?

- Я была в отчаянии. Я жила надеждой.

- А синьор Валериано? Что думал он?

- Он не пытался убедить меня покинуть его. Он знал, сколько для меня тогда значила возможность увидеть моих детей.

- Тогда? – переспросил Джулиан. – Не сейчас?

- Сейчас прошло много времени, - осторожно сказала она. – Я смирилась с тем, что никогда их не увижу. Это часть такой далёкой жизни, что мне кажется, будто её жила какая-то другая женщина.

- Должно быть, это стало облегчением, - заметил Кестрель, - перестать скучать по ним.

Она бросила на него быстрый взгляд, и в её глазах было такое горе, что у Джулиана защемило сердце.

- Мне жаль, - он накрыл её руки своими. – Я хочу знать ваши истинные чувства. Почему вы пытаетесь прятать их?

- Теперь я всегда прячу их. Но это не имеет отношения к делу, которым занимаетесь вы. Я не хочу, чтобы Пьетро знал, сколько это для меня значит. Я годами убеждала его, что оправилась от этой потери. Пожалуйста, не выдавайте меня. Я не знаю, что он сделает, если поймёт, как с скорблю о моих дорогих детях… И как всегда буду скорбеть!

- Я ничего никому не скажу, если расследование не потребует этого. Но сейчас я не могу представить, почему оно может этого потребовать.

- Мы закончили? – с надеждой спросила она.

- Ещё нет. Я должен спросить вас о той ночи четырнадцатого марта – когда Лодовико Мальвецци убили. Где вы тогда были?

- Дома… на вилле, где остановились мы с Пьетро.

Она задержала дыхание, готовясь к следующему вопросу. Но Джулиан лишь выжидающе смотрел на неё, подняв брови. Он знал по опыту, что это заставляет человека говорить дальше куда лучше, чем расспросы. Разумеется, Франческа не могла молчать:

- Я легла в постель… Я не помню, когда, но, наверное, ещё до полуночи. Пьетро… он выехал на лошади. Он не мог уснуть. Когда он пел в опере, он бывал на ногах всю ночь – сначала на сцене, потому в кафе или на праздниках. Иногда он не мог заснуть так рано, как я, и тогда шёл гулять или ездить верхом или тихо играл музыку, чтобы беспокоить меня. Та ночь была такой, - её лицо просветлело. – Но я помню, что прошлой ночью он тоже выезжал, так что в ночь убийства не было ничего необычного.

«Вот это чрезвычайно интересно», - подумал Джулиан. Потому что кто бы не убил Лодовико, он был в Кастелло-Мальвецци в прошлую ночь, чтобы оставить посылку в перчаткой и запиской, назначающей встречу в беседке. Отъезды Валериано в эти важные ночи требовали ещё одного вопроса:

- Когда он выезжал, вы оставались одни?

- Конечно, - она произнесла это как любая жена, чья верность поставлена под сомнение. – А с кем я могла быть, когда Пьетро уезжал?

- Я не имел в виду ничего недостойного. Я лишь предположил, что ваша камеристка могла оставаться с вами.

- Нет, она спала наверху.

- Вы когда-нибудь видели дамскую оперную перчатку, украшенную зелёными листьями мирта, вышитыми шёлком, и рубиновым сердцем, что пронзено бриллиантовой булавкой?

- Нет, - она была озадачена.

- Вы не знаете никого, кто мог быть носить такую?

- Нет. Почему вы спрашиваете?

- Кто-то доставил такую перчатку маркезу Мальвецци в ночь перед убийством. Вместе с ней была записка, угрожающая раскрыть некую правду о владелице перчатке, если маркез не придёт в беседку следующей ночью на встречу.

- Как странно.

- Да. В ночь, когда маркеза убили, вы покидали свою виллу?

Её лицо запылало.

- Я… да… Я… Я выходила. Это было поздно… после полуночи… около двух часов. Я проснулась и увидела, что Пьетро ещё не вернулся. Я обеспокоилась. Я накинула шаль и спустилась вниз. Его не было на вилле. Я оделась, взяла фонарь и вышла, крича его имя и осматривая окрестности.

- Вы не разбудили слуг?

- Нет. Я была глупа. Я не подумала. Я испугалась и хотела найти его. Они проснулись, когда услышали, как я зову Пьетро и пришли узнать, в чём дело.

- Почему вы так боялись за него? Вы говорили, что это была обычная ночная прогулка.

- Но обычно он возвращался раньше. И он не знает окрестностей. Он мог упасть с лошади или… я не знаю.

- Он падал с лошади прежде?

- Я так не думаю, - признала она.

- Вам не приходило в голову, что синьор Валериано может поехать к маркезу Мальвецци в надежде убедить его смягчиться?

- Нет! Зачем ему делать это? Лодовико ненавидел меня из-за него. Почему он бы стал к нему прислушиваться?

- Тогда синьор Валериано мог бы поссориться с ним, вызвать на дуэль…

- Он не убивал его! Он никогда бы этого не сделал! Он честен и чист. Убить должен был тот певец.

- A propos[56], об Орфео. Вы не можете предположить, кем он мог быть?

- Я ничего не знаю о нём. Я знала, что Лодовико часто заводил друзей-певцов. Так познакомились я и Пьетро.

- Давайте вернёмся к ночи убийства. Синьор Валериано всё же вернулся?

- Да, вскоре после того, как я пошла его искать. Он был очень расстроен, когда нашёл меня снаружи, – я думаю, он подумал, что я могу простудиться. Было сыро и ветрено, моё платье промокло, а туфли были все в грязи.

- Он рассказал, где был?

- Я не думаю, что он был где-то конкретно – просто ездил верхом.

- Он так вам сказал?

- Я не помню, что он мне сказал, - жалобно ответила она, - если он вообще что-то сказал.

- Мы почти закончили, - Джулиан знал, что должен держать Франческу в напряжении, чтобы она оставалась тревожна, а потому говорила много, пытаясь скорее положить конец испытанию, не сознавая, что чем больше подозреваемый говорит, тем больше поводов задавать себе вопросы создаёт. Но, как это уже случалось не раз, его рыцарственность взяла верх над инстинктами сыщика. – У синьора Валериано на озере был с собой пистолет?